Люся, которая всех бесила (СИ) - Алатова Тата

— На Носова чаще в суд подают!

— Носов на каждую цифру и букву готов предоставить все фактчекинги, — рявкнула Люся, — а ты берешь свои данные с потолка.

Самойлов, уязвленный едва не до слез, покрылся некрасивыми пятнами.

И это он еще не знает о том, что за него просил его дядя, а то совсем бы обнаглел.

Желание сделать какую-нибудь гадость Великому Моржу стало таким острым, что у Люси даже нос зачесался. Считалось, что у архов ее вида развиты женская мудрость и интуиция и что они способны помочь сделать карьеру любому мужчине — не тужи, поспи, утро вечера мудренее и прочая хрень. Люся за собой такого ни разу не наблюдала, но теперь задумалась: может, желание напакостить Великому Моржу — это она и есть? Вековая женская мудрость?

— Ты просто перетрусила вчера, — прервал ее жалкие попытки самоанализа Самойлов, — вот на мне и срываешься. Пойду-ка я, пожалуй, в отпуск на недельку. Как раз ты перестанешь истерить.

Был бы Носов в редакции — выставил бы поганца в два счета, всякий приличный кимор обожает свары и драки. Но ни интеллигентный боян Зорин, ни тихая домовиха Волкова к скандалам не были приспособлены, а Люсе не хотелось пачкаться.

Надо взять марена в штат, пусть запугивает всех неугодных.

Наклонившись над рабочим столом Самойлова, Люся оперлась о поверхность обеими руками и хищно улыбнулась.

— Ступай-ка ты, Леня, в бухгалтерию, — велела она, — и отдай там заявление по собственному. Иначе, клянусь, я дам тебе такую рекомендацию, что тебя даже в самую желтую газетенку никто не возьмет.

— Ну и дрянь же ты, Люся, — выплюнул он, вскочил, едва не опрокинув монитор, дернул с вешалки свою куртку и вышел, оглушительно хлопнув дверью.

Старенький дом застонал от возмущения.

— Так, — Люся сделала глубокий вздох, — что там с дихлофосом?

— Один из наших подписчиков, продавец в хозяйственном, вспомнил, что две недели назад двое подростков купили у него дихлофос. Он еще удивился — нафига им, — торопливо сказал Зорин.

— Две недели назад, — оглушенно повторила Люся, — значит, наше интервью с русалкой тут ни при чем.

— Угу.

— Есть информация по этим уродам?

— Ну, — это заговорила Волкова, — тот, который жрал на камеру сырое мясо…

— Банник.

— Ага. Сын министра.

Люся оглушительно фыркнула.

— Алло, это прачечная? Херачечная! Министерство культуры, — процитировала она древний анекдот и села на опустевший стол. — И министр чего у нас мама или папа?

— Образования, — иронично ответил Зорин.

— А потом говорят, что мы плохие и обижаем хороших чиновников на ровном месте, — Люся взмахнула тростью, как мечом. — А мы что? Мы ничего. Примус починяем. Что еще важного удалось выяснить?

— Второй — сын мелкого бизнесмена, ничего интересного. Мальчики малость психи, судя по их постам. Наши юристы сообщили, что на них еще три месяца назад был запрос сама знаешь откуда.

— Ответили?

— Согласно законодательству. Родители одноклассников пишут, что неоднократно обращались к директору их элитной гимназии с требованием оградить детей от этих неуравновешенных и опасных отроков. Директор никак не реагировала.

— Мама минобр — это аргумент, конечно. С директором созвонились?

— Так не успели еще, Люсь. Носов в командировке, а Самойлова ты выставила. Пашем, как рабы на галерах.

— Я сама позвоню, — кивнула Люся, — потыкаю еще палочкой в полицию и силовиков. Арбайтен, пупсики. Про обычную текучку не забываем.

— Если мы станем умертвиями от ранней и обидной смерти на рабочем месте, ты будешь защищать наши права? — кротко спросил Зорин.

Люся послала ему воздушный поцелуй и отправилась к себе.

До позднего вечера ей было некогда поднять голову от компьютера.

Люся редко впрягалась в работу на уровне исполнителя, но сейчас в редакции действительно не хватало рук.

Ну и голов, что уж там.

Она позвонила директору гимназии, где учились ее дихлофосчики, и выслушала длинную гневную тираду о том, что интернет-портал паразитирует на неустойчивой подростковой психике и делает только хуже, поскольку широкая огласка может привести «запутавшихся школьников» к нервному срыву.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А как же мой нервный срыв? — изумилась Люся.

— Вы лицо заинтересованное и необъективное, поэтому должны держаться от этого дела подальше, — заявила директриса и бросила трубку.

Вот тебе и на!

Тут на связь вышел Носов, все еще пребывающий в командировке в городе, где изнасиловали, убили и превратили в русалку хорошую девочку Лену Афанасьеву.

— Шеф, — сказал он осторожно, — а ты фамилию лесовика видела? Ну, который не сын министра.

— Ну Баринов.

— Не ну Баринов, а сын твоего Баринова. Аптекаря.

Люся не стала спрашивать, уверен ли Носов в этой информации.

Он всегда был уверен и всегда излагал голые факты.

Значит, второй нападавший — сын ее любовника, которому Великий Морж предрекал большие неприятности с законом.

Этого только не хватало.

— Ты когда обратно, Кость?

— Завтра приеду. Насильников и убийц изловили и закрыли, к ним меня не пустят. Пока следственные действия, пока суд — это очень надолго. А ты, я слышал, журналистами направо-налево разбрасываешься.

— Да достал меня этот Самойлов!

— Ага. Обиженный банник — как раз то, чего тебе не хватало для полного счастья.

Люся хмыкнула.

Если бы она спросила голосового помощника Марью о банниках, та рассказала бы ей: этот вид настолько распространен, что никто и не считает, сколько этих поганцев по миру расплодилось. Чаще встречались только домовики, пожалуй.

Много столетий не было в крестьянском дворе никого страшнее и коварнее банника и не было места опаснее бани. Недаром, входя внутрь, люди снимали с себя крестики и обереги — ведь они попадали в обитель воды, принадлежащей миру мертвецов. В банях обнажались, грешили, рожали, сбрасывали с себя грязь, в бани приходили гадать. И в вихрях всей этой энергии распрекрасно чувствовали себя зловредные существа, обожающие брызгаться горячей водой, напустить угару, содрать кожу, подменить оставленного без присмотра ребенка на пучеглазого заморыша или уходить кого-то до беспамятства.

Банников задабривали, оставляя после себя только чистую воду и веники, а потом перестали, уверовав в канализацию и ванные. И тогда банники вышли в мир и стали жить вместе с людьми.

А Люсе теперь страдать из-за возможной мести обиженного Лени Самойлова?

— Возвращайся быстрее, — попросила она Костю Носова и едва опять не заплакала от того, что огромный и злой мир пытался сожрать маленькую Люсю Осокину.

Пришлось вытаскивать Лешу Баринова из черного списка на телефоне: двадцать три пропущенных и сорок пять сообщений.

Прелестно.

— Люся, ты охренела? — сразу завопил Баринов, ответив на первом гудке. — Я на тебя в суд подам за раскрытие персональных данных моего сына на твоем портале! Ты что себе вообразила? Что за семнадцатилетних мальчишек некому вступиться? К твоему сведению, они несовершеннолетние.

— К твоему сведению, — перебила его Люся, — эти мальчишки пришли ко мне с ножом!

— А ты не понимаешь, какой у них возраст?

— Леша, — рявкнула Люся, — ты эти душещипательные аргументы судье приводи! А мне будь добр объяснить, какого икса твой сын напал на меня в моей собственной квартире!

— Что это еще за слово такое — напал? Ты же журналист, должна выбирать выражения. Пришел поговорить и немного вышел из себя.

— Ты вот серьезно? — грустно спросила Люся. — Так себя будешь вести? Он знал о наших с тобой отношениях?

— Мой сын — лесовик. Им тяжело среди людей, это огромное давление…

— Ну так и перевел бы его в сельскую школу. Я тут при чем?

Баринов помолчал, тяжело дыша в трубку.

Тоже банник, между прочим, как и Самойлов.

И почему бы Люсе не найти себе хозяйственного домовика, пылкого ярила или ответственного яга? Что ее тянет вечно не пойми на кого?