Дверь. Сборник мистических рассказов (СИ) - Екатерина Горбунова

- Надо будет, потребую и у высших, - мне было неприятно, что любимая усомнилась в моей способности получать и анализировать информацию.

Полночи я провертелся на кровати, потом, чтобы не будить Юлю перебрался на диван. Там поддувало с открытого балкона. Я смотрел на звезды и обдумывал форму протеста. К утру, идея созрела.

Так что, когда жена встала, я уже сидел на полу в центре гостиной с плакатом: «Требую полной информации!» и пялился в одну точку.

- Бунт, бессмысленный и беспощадный, - зевая, проговорила Юлька и прошлепала мимо меня умываться.

Минут через двадцать она отметилась снова, уже в своем рабочем обличье:

- Завтракать будешь?

Я помотал головой, не меняя своей позы. У меня свободный график работы, торопиться мне некогда. Жена, в общем-то, к этому уже привыкла. Но сегодня она сделала неопределенную гримаску и как-то недовольно протянула:

- Ну-ну.

Еще через десять минут я услышал щелчок входной двери и цоканье ее каблучков по лестнице. Считает меня лентяем и выдумщиком. Переживем.

Я едва сдержался, чтобы вслед жене не отправить мысленное пожелание удачи. Сегодня такому же ограничению подверглись все те, к кому я неравнодушен, и кому с самого детства отправлял самый позитивный посыл. Иначе к чему мой протест?

Прошел час. Два. Сидеть становилось все тяжелее. Меня так и подмывало заглянуть в сетевые новости моего региона, чтобы убедиться в отсутствии терактов, наводнений и пожаров. Я не мог надеяться, что их не будет. Потому что надежда – это тоже главный фактор, как и посыл. Значит, надеяться нельзя.

К полудню накал моего внутренне напряжения начал достигать критической массы. Может, ну его все, к черту? Буду жить, как обычно. Благодушно желать окружающим доброго дня. Верить, что с моими близкими будет все отлично. Вон, за окном тучи сгущаются, изредка слышится громовой призыв одуматься. Пару раз слышался визг тормозов во дворе. Истошно замяукало соседское чудовище. А ветер донес пронзительный вой пса.

Интересно, говорят, они воют, когда чувствуют свою смерть? Последняя мысль поглотила меня, но ненадолго. Развлечения моим мозгам явно не хватало. Телефон я заблаговременно отключил. Телевизора не имел. В интернет не заходил. Поставил перед собой информационный блок и сам же теперь голодал.

В пять вернулась Юлька. Присела со мной рядом. Боднула дружески.

- Как успехи, бунтарь?

Я пожал плечами. Она сделала рожки над своей головой и смешно подвигала пальцами:

- На связь не выходили?

- Нет пока.

- Пока? – любимая хмыкнула и ушла на кухню.

Конечно, для нее это все было ерундой. Моим оправданием собственному ничегонеделанию. И Юлька злилась.

Сегодня с ней не случилось ничего. Но это не наличие ошибки в моих выводах. Просто счастливая случайность. Но доказательств этому у меня не было. Поэтому я не стал оправдываться.

В восемь вечера грянул гром. Не в смысле физического явления, а в другом, метафизическом, абстрактном понятии. Зазвонил телефон, Юля поговорила с кем-то, я не особо прислушивался к словам, поэтому совершенно не был готов к дальнейшему. Она прошла в комнату, села в кресло напротив. У нее дрожали руки и губы.

- Кир, - начала неуверенно жена. – Там твоя мама была. До тебя невозможно дозвониться.

- Я отключил телефон, - это были мои первые слова после того, как я понял, что обратного пути уже не будет, что точка невозвращения пройдена. – Что-то случилось?

- У папы инсульт.

Итак, они начали свою игру. Начали издалека. Потому что папа – это не папа, а отчим. И переживал я за него, только в связи с мамой.

- Ехал с работы на машине. И тут это случилось. Папа врезался в дерево, прежде чем потерять сознание.

Юлька была искренне расстроена.

- Может, хватит сидеть?

- Ты мне поверила?

Но я напрасно надеялся.

- Нет, - бросила супруга. – Помоги маме. Свозишь ее в больницу.

- Пусть позвонит Игорю. Это его родной сын.

Юля как-то тоненько пискнула и выбежала из комнаты. Я остался сидеть на месте. Листок с требованием полной информации покачивался от ветра. Надеюсь, он не походил на белый флаг, выброшенный неуверенным в своих силах противником.

Ночь прошла в Юлиных хождениях, созваниваниях с моей мамой, нервных угрозах и, наконец, в сборах чемодана.

- Я ухожу, Кирилл, - сказала жена утром. – Чем скорее ты возьмешься за ум, тем больше шансов, что я вернусь.

Мне стоило огромных, почти нечеловеческих сил не кинуться за ней, не пожелать вослед беречь себя, а еще лучше остаться со мной, в безопасности. Разобрать чемодан, плюнуть на работу, выключить телефон. И ждать вместе со мной. Верить…

Верить…

Зачем же так воет этот пес? Его заунывная песнь выматывает душу. А есть вообще душа? Говорят, что есть. Но мало ли, чего можно сказать?

Сегодня было жарко. Я сидел в полосе солнца и изнывал. К моим нравственным мучениям добавлялись физические. Пот щипал глаза. Я только прикрыл их, и, наверное, заснул.

Сон был не менее тягостным, чем явь. Меня носило по какому-то бесконечному коридору, где я распахивал двери, будто чего-то искал. Но комнаты были пустыми, заполненными больничным хламом и каталками. Почему именно больничным? Не знаю, отчего мозг мой сделал такой вывод…

Проснулся я от скрежета ключа в замке. Надежды было мало, но вдруг вернулась Юля?

- Привет, братан! – нет, это был Игорек, которому я однажды по глупости выдал ключи от своей квартиры.

Младший явился в майке навыпуск и льняных мятых штанах. Расхлябанный и накуренный, как всегда.

- Говорят, крышняк у тебя съехал? Ждешь контакта с высшим разумом?

Я не стал реагировать на его насмешки. Но отметил про себя, что жена уже хорошо пообщалась с моими родственниками.

Игорь прошелся по комнате. Мягко и вкрадчиво, как приготовившийся к прыжку тигр. Взвесил на руке связку ключей от моего гаража, лежащую на полке.

- Я возьму?

- У тебя своя машина есть.

- Хуже, чем у тебя. Движок ни к черту. А тебе все-равно пока ни к чему.

- Кто сказал?

Брат хохотнул, неприятно оголив десны. Глаза красные. Лицо одутловатое. Он всегда такой, или сегодня у меня что-то особое со зрением?

- Мать у отца в больнице, - перешел к главной теме Игорь.

- И?

- Совесть есть?

- А у тебя? – вопросом на вопрос ответил я. – Вчера напился, сегодня вмазался. Еще хочешь мою машину взять.

- Я и возьму, чтобы мать катать. Ты ж не хочешь.

Мне стало невыносимо тошно. Хотелось дать ему по ухмыляющейся роже. Он почувствовал флер агрессии. Подбросил ключи на ладони, а потом положил их на место. Гавнюк. Ушел, хлопнув дверью.

В десять вечера затрезвонил домашний телефон. Настойчиво. Упорно. Я точно помнил, что отключал его вместе с сотовым. Видимо, Юлька включила перед уходом.

Я пропустил первую очередь звонков, потом вторую, третью. Режущую, канонадную. В меня летела не трель, а разрывные пули. И кто это был таким упрямым?

Что случилось за полчаса, час, два – до этих звуков? Кого зацепило на этот раз? И будет ли мне так же никак после этого? Я представил брата в искореженной машине. У него же что-то с движком? Вообразил мать с сердечным приступом в обмотке больничных проводов. Юльку… Ее почему-то страшнее всего было видеть в чужих руках, такую податливую и призывно улыбающуюся.

Я прикасался к телефонной трубке, как к гранате без чеки, как к оголенному проводу в душе, как к обнаженной женщине под взглядом ревнивого супруга.

- Алло?

- Спевак Сергей? – спросил некто официальным тоном.

- Вы не туда попали, - выдохнул я, прежде чем начать хохотать.

Трубка замяукала сигналами отбоя. Я выдернул шнур из питания, убедившись, что вилка сама не присосется к розетке. Мне не нужны были больше подобные встряски. Я должен быть упорным.

Однако поднятые недавно со дна моего воображения образы всплывали с завидной периодичностью. Все труднее и труднее было бросать вызов непонятно кому, непонятно о чем и зачем. Что значила ценность правды, если на весы было брошено благополучие родных.

Юлька нанесла мне визит в конце третьего дня, когда я почти привык никому не желать добра, никого не защищать и ни за кого не чувствовать ответственности. Любимая бросила свою сумочку прямо на пол. Я отметил, что чемодана при ней нет. Значит, о возвращении домой речь не шла.

- Все ломаешь комедию? Не надоело?

- Нет, - я не знал, о чем с ней говорить, и неохотно разжал пересохшие губы.

- Ты себя в зеркало видел?

Покачал головой.

- Псих. Тебя в больницу надо.

Махнул ей рукой.

Жена подняла свою сумочку и пошла к выходу, демонстративно покачивая при ходьбе упругой попкой. Обернулась у двери:

- Я что приходила-то… Отца перевели в обычную палату. У него улучшение. И никто, ты слышишь, никто не зависит от тебя, от твоих пожеланий и посылов!