На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

– И сколько же лет этот господин живет, не зная старости? – посмеиваясь, уточнил Двуцвет.

– Много, ваша милость! Сто! Двести! – выразительно замахал руками бродяга.

– Ох, до чего же вы, иллийцы, любите преувеличивать!..

Когда путник и его провожатый дошли до двухэтажного особняка со стенами, украшенными лепниной, Двуцвет вручил оборванцу обещанные полделера. Бродяга рассыпался в благодарностях и сунулся целовать руки щедрому спутнику.

Опытный Двуцвет был начеку и уловил момент, когда ловкая рука иллийца скользнула ему под плащ...

Перехватив руку повыше запястья, Двуцвет резко вывернул ее. Бродяга рухнул на колени и взвыл от боли. При этом он уронил свою добычу – только что сорванную с пояса Двуцвета серебряную снежинку на тонкой цепочке. Это был талисман, который Двуцвет носил на поясе, укрывая складками плаща.

Возиться с вором Двуцвету было некогда. Он разжал пальцы – и бродяга, вскочив, умчался прочь.

Двуцвет поднял с мостовой серебряную цепочку с талисманом. Надо бы снова прицепить ее к поясу, но большое тонкое колечко смялось, а возиться с ним, приводя в порядок, было некогда. Двуцвет зажал цепочку со снежинкой в левую ладонь, а правой решительно взялся за дверной молоток и постучал в дверь.

2

Душа этого человека проглянула на минуту, как выглядывает иногда лицо злодея из окна почтенного буржуазного дома.

(О. Генри)

Двуцвет не удивился тому, что дверь ему отворил хозяин дома со свечой в руке. Говорил же проводник-бродяга, что в этом доме прислуга не держится. Странным было другое: чувство узнавания при взгляде в вежливые серые глаза сеора Дэмиано.

Произнося обычные приветствия и извинения за поздний визит, Двуцвет рылся в памяти. Где он мог встречать этого человека?

А нигде! На зрительную память Двуцвет не жаловался, а внешность этого моложавого, хотя и совершенно лысого человека была достаточно приметной, чтобы его запомнить навсегда. Сколько лиц скопилось в памяти Двуцвета! Как монетки в копилке – авось да пригодятся!

А вот такой «монетки» в его казне нет!

Тогда почему сейчас такое ощущение, что перед Двуцветом – знакомый? Причем недобрый, нехороший знакомый...

Но чувств своих Двуцвет не выдал. Говорил со всей обходительностью:

– Мое имя Рагнельд, сын Урвильди, внук Стангара. Я купец из Горячих Ключей. Если бы не надо было уезжать завтра, на рассвете, я не позволил бы себе побеспокоить почтенного человека, когда лавка уже наверняка закрыта. Но мне нужна одна из ваших книг, сеор Дэмиано. Хочу купить для сына-небохода рукописную лоцию – не всякую, а определенную, очень подробную. Уверен, что мы сойдемся в цене.

– В самом деле? И вы уверены, что эта книга есть у меня?

Двуцвет молча кивнул. Ему не хотелось рассказывать об иллийских соглядатаях, которые проследили путь книги до лавки, а также узнали кое-что о пристрастиях Дэмиано диль Рокреди, который оставляет для своей коллекции книги с драматической историей.

– Прошу, – промолвил хозяин. – Вход в лавку с другой стороны, но мы пройдем через внутреннюю дверь.

Он пошел впереди, освещая гостю путь через узкий коридорчик. Двуцвет последовал за ним, на ходу прикидывая, как ему половчее сказать этому коллекционеру, что его интересует не товар из лавки, а вещь из его собрания.

Дом производил гнетущее впечатление. Вроде бы не было в нем ничего угрожающего: обычный особняк, обычный коридор, обычный просторный зал, в который коридорчик вывел гостя. Зал освещен только тлеющими в камине углями, ставни плотно закрыты. Поверху угадывается узкая галерейка... много в Белле-Флори таких домов. Но почему не исчезло ощущение опасности? Так, должно быть, охотник чувствует взгляд рыси, готовой прыгнуть ему на плечи...

Нога поехала на коврике, лежащем у входа в зал. Двуцвет выругал себя за глупые предчувствия. Но легче не стало.

Откуда-то потянуло сквозняком. Пламя свечи в руке сеора Дэмиано заплясало. Почему-то мысль о том, что свеча сейчас погаснет и оставит гостя и хозяина во мраке, ужаснуло Двуцвета – как в прошлом, в подземных дворцовых переходах, ужаснула мысль о встрече с гигантским пауком. А ведь он никогда не боялся темноты...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нет, маг не размышлял о свете и тьме. Он взмахнул рукой за спиной у сеора Дэмиано. Отработанный, привычный пасс – и пламя, совсем готовое умереть, вновь поднялось над свечой ровным язычком.

Жаль, что Двуцвет не заметил у стены высокое зеркало, в котором отразилась не только свеча в руке хозяина, но и его ловкий взмах. А еще отразилось освещенное свечой лицо сеора Дэмиано, который прекрасно разглядел проделанный гостем пасс. На миг лицо это исказилось недоброй гримасой – но тут же вновь обрело безмятежное спокойствие.

А гость тем временем успел оглядеться и оценить ряды книг, тянущиеся в полумраке на полках по стенам.

– Мы еще не пришли в лавку, а уже находимся среди книжного моря! Неужели это и есть ваше знаменитое собрание редких изданий, почтенный сеор Дэмиано? Не буду ли я нескромен, если попрошу дозволения взглянуть на него хотя бы мельком?

Хозяин поставил подсвечник на низенький шкафчик у камина и ответил:

– Сделайте одолжение, взгляните.

Эти простые слова укололи насторожившегося Двуцвета. Если коллекционер трясется над своим собранием и никого не допускает на него полюбоваться, то он должен был бы учтиво увести гостя подальше от своих сокровищ. А если он не прочь похвалиться редкостями, стоящими на полках, то почему не принялся рассказывать о самых ценных книгах, почему даже не посветил гостю или не предложил ему свечу? Да, конечно, в свете от камина можно разглядеть надписи на корешках, но...

В другое время Двуцвет всерьез заинтересовался бы необычной коллекцией, потому что книги ценил и уважал. Но сейчас он изображал осмотр, тянул время, не желая углубляться за хозяином в недра этого подозрительного дома.

Слабая ноющая боль в затылке заставила мага встрепенуться. Но тут же он спохватился и с удвоенным интересом уставился на черную обложку с надписью «Мемуары Бернадетто Гроцци, королевского палача».

Какие уж тут мемуары, какой палач, если Двуцвет узнал ощущение, почти забытое с далеких лет ученичества! Теперь он точно знал: где-то во мраке скрывается демон.

* * *

Да, когда-то они втроем – Двуцвет, Алмаз и Сапфир – заключили договор с демоном.

Можно было найти достойного, знающего мага-человека, чтобы он обучил их. Увы, для большинства современных чародеев магия – не искусство, а жалкое ремесло. Двуцвет не хотел всю жизнь ладить волшебные светильники или кубки, которые обезвреживают налитый в них яд. Он хотел править миром.

Сейчас, правда, он уже не мечтает о золотом престоле и о народах, склоненных перед этим престолом. Сидеть на троне скучно. Куда увлекательнее бесконечная, опасная и манящая игра: весь мир – доска, по которой передвигаются с клетки на клетку фигурки королей, министров, военачальников...

Но тогда они, неопытные мечтатели, отдали себя демону в обмен на знания. Известно, что заветная мечта любого демона – вселиться в человеческое тело, испытывать человеческие чувства. Правда, демон изнутри «выжигает» тело, долго в нем жить не может. Приходится искать новое. Захватить тело силой демон не может – нужно добровольное согласие человека.

Условия были просты: демон воспитывает из них магов и дает им десять лет, чтобы они могли распорядиться обретенной силой. Через десять лет трое магов кидают жребий – и проигравший отдает демону свое тело. Двое счастливцев живут еще пять-шесть лет – насколько хватит демону его добычи. Когда тело неудачника не сможет больше служить сосудом для демона, два оставшихся ученика снова бросают жребий. Ну, а третий без споров впустит в свое тело демона еще через несколько лет, когда придет его черед.

Алмаз наивно считал, что десяти лет ему за глаза хватит, чтобы вывести новую, усовершенствованную расу людей. Сапфир не умела смотреть дальше завтрашнего дня – впрочем, и сейчас не умеет. И только Двуцвет заключил договор с четким намерением когда-нибудь его нарушить. Это демон не может лгать. Человек – может!