Сын палача - Вадим Сухачевский

И как бы в подтверждение этого, Прохор сидел у нее на коленях и довольно мурлыкал.

– А где мастику взяла? – спросил Васильцев, глядя на сверкающий паркет.

– В магазине купила, тут, через дорогу. Я – на свои, честное слово! У меня три рубля своих оставалось, ваших я бы ни за что не взяла!

– Не в том дело, – перебил ее Юрий. – Выходить ты из дома не должна, вот что! Без нашего разрешения – никуда! И мебель больше не двигай, а то весь дом переполошишь. А в дверь будут стучать – не подходи, затаись и сиди тихо, как мышка, поняла?

И Катя добавила:

– Поверь, Поленька, мы это не просто так говорим. Это действительно очень опасно.

Поля на миг приуныла – видно, хотела побродить по улицам, посмотреть на неведомую Москву. Спорить, однако, не стала, пообещала с грустью:

– Хорошо, тетя Катенька, из этой вот комнаты – никуда.

Кажется, этой девочке можно было верить.

На другой день Васильцеву и Кате предстояло отправляться за город на поиски этого спеца по документам.

В электричке тряслись часа три, потом долго блуждали в поисках нужного дома.

Все оказалось напрасно – оказалось, еще месяц назад помер их спец. Напился денатурата – и, посинев, отошел в одночасье. Так что теперь предстояло искать другой вариант.

Домой вернулись только к вечеру и, едва увидели Полю, сразу поняли: тут что-то недавно произошло. Девочка вся дрожала как осиновый лист.

– Что случилось? – тревожно спросил Юрий. – Тебя кто-то напугал?.. Кто?

– Он… – только и смогла ответить Полина и снова задрожала.

– Кто, кто «он»? – стала допытываться Катя. – Как он выглядел?

– Не знаю… – проговорила девочка. – Он был… Он был без лица…

С трудом удалось наконец понять, что лицо у неизвестного все-таки, видимо, имелось, просто оно было перемотано какими-то тряпками, а на глазах были странные, очень большие очки. Но в остальном он был вполне похож на человека, в том смысле, что имелись ноги, руки, голова.

– Только худенький очень, – добавила Поля, уже начиная приходить в себя. – Длинный такой и худенький. И голос то взрослый, а то детский совсем. Вообще, мне показалось, что это мальчик.

– Ясно… – произнес Юрий. Теперь он не сомневался, что знает, кто это был.

– Ладно, – сказала Катя, – ну а в квартиру он как попал? Дверь открыл?

Поля покачала головой:

– Нет, он – не через дверь. Он вошел через окно.

– Что значит «вошел»? – не поняла Катя. – У нас шестой этаж. По лестнице влез?

– Нет, он вошел, – упрямо повторила Поля. – У него там подставка была, с нее и вошел. А потом на нее и назад из окна вышел.

Сопоставив это с внешним видом незваного гостя, Юрий догадался наконец:

– Да он под пескоструйщика вырядился.

Катя кивнула, ей никогда не надо было объяснять лишнего. Возле дома на соседней улице еще со вчерашнего дня работала бригада пескоструйщиков – они, пескоструйщики, стоя на подмостках, струями песка отчищали стены домов от застарелой грязи. И вид у пескоструйщиков был вполне для этого подходящий: маска на лице, защитные очки, чтобы песок не попал в глаза.

Но с их домом эта бригада пока что не работала. Нетрудно было догадаться, что именно произошло. Кто-то угнал машину с такими подмостками и соответствующий наряд, ну а дальше все просто.

Догадаться, кто на такое был способен, не требовало большой сообразительности.

– А с тобой он что сделал? – спросил Юрий. – Ударил?

Покачала головой:

– Нет, не бил. Я просто испугалась очень, слова не могла произнести.

– А он что-то говорил?

– Да… Сказал, чтобы я не боялась, сказал, что я ему не нужна. И велел передать вот это. – Она протянула Юрию скомканную бумажку, которую сжимала в руке.

Сверху на бумажке стояло пять знакомых букв: «S. S. S. G. G», а ниже написано не слишком поставленным, почти детским почерком: «До скорой встречи! А пока подумайте». Вместо подписи стояли лишь инициалы: В. В.

– Викентий-второй, – догадался Юрий.

Катя кивнула.

Да, быстро же он их выследил! Выучка!

Но один след он все-таки оставил, хотя это показалось Юрию странным. При такой выучке обычно не оставляют следов.

Но – что ж! Если след оставлен, то по нему нужно и пойти. Юрий пока не знал, что он будет делать, когда наконец найдет этого юного наглеца, но как будет его искать, по крайней мере, теперь себе ясно представлял.

Оставалось надеяться, что ночь пройдет спокойно, а уж завтра с утра…

Да, он знал, что завтра делать…

Глава 6

Стопами апостолов (Продолжение)

Викентий лежал на ворохе соломы (он пристроился ночевать на чердаке этого заброшенного домишки на самой окраине Москвы, а особые удобства его никогда не заботили) и думал, думал…

Да, непростой нынче фрукт был этот самый Васильцев, такого на кривой козе не объедешь, а ведь когда-то его Чокнутым называл!

Но и он, Викентий, теперь не тот пацан, что был пару лет назад, теперь он непременно найдет к этому Васильцеву нужный подход.

В прошлый раз, когда говорил с ним и его женщиной в том доме на Тверской, неправильно он себя повел. Тогда все сказал им прямо в лоб, а так поступать никогда нельзя. Еще покойный Викентий Иванович учил, что ко всему основательный подход нужен.

Что ж, он, Викентий-второй, уж как-нибудь отыщет этот нужный подход! Те сбежать решили, но он их выследил – уже удача!

Нет, просто удача, она только у дураков бывает, а тут – умение! Надо надеяться, что при его умении и дальше все так же удачно пойдет.

Рассказать бы этому Васильцеву, сколько раз он, Викентий, спасал ему жизнь, – может, тот и по-иному с ним бы в тот раз разговаривал. Но рассказывать было бессмысленно. На что рассчитывать? Что тот из благодарности сразу поддастся на уговоры?

Нет, такие вещи просто за спасибо не делаются.

А спасал – да, было такое. Да как хитро! Даже сейчас приятно было вспомнить…

* * *

Этого Треугольного ему когда-то Викентий Иванович показал и поведал такую историю.

Служил мужик по фамилии Барабанов в артиллерии в империалистическую войну, там ему и снесло австрийским снарядом половину башки. А вместо этой половины ему в госпитале треугольник гуттаперчевый приляпали.

Но это неважно. Суть в том, что после этого открылась в треугольном Барабанове способность мысли чужие читать на расстоянии. Он на этом своем таланте поначалу какую-то мелкую деньгу зарабатывал, пока его не обнаружил сам товарищ Глеб Бокий[8], чьим именем даже пароход назван, возящий зэков на самые Соловки. Приютил его товарищ Бокий, пригрел. С той поры и стал Треугольный секретным агентом по кличке Рентген, и стольких, говорят, людей засадил, что и не перечесть!..

Ох, не случайным показалось Федьке, что Треугольный возле подъезда этого Васильцева обозначился!

Самого Васильцева он, Федька-Викентий, теперь уже Чокнутым не называл, потому как знал от Викентия Ивановича, что не занимается больше этот хромой Васильцев своей дурацкой математикой-хреноматикой и истопником больше не работает, а занимается теперь, напротив, настоящим делом: теперь он член Тайного Суда, в заседаниях участвует, фартит же некоторым!

Как раз нынче (Федька-Викентий это знал) должно было состояться одно такое заседание, для того-то Васильцев сейчас из дому и вышел. И тут – нá тебе! – Треугольный!

Он, Федька, сейчас просто Федька, все внимание – на него.

Приблизился Треугольный к Васильцеву, с минуту шлепал за ним – да вдруг стал как вкопанный. И на роже полное смятение написано, аж челюсть отвисла.

Сразу Федька понял – беда! Похоже, в один миг раскусил Треугольный Васильцева, теперь знает все – и куда тот идет, и зачем, и вообще все про Тайный Суд теперь знает. Ну, целиком, конечно, всего не понимает своей треугольной башкой, но чует, чует, гад, что на что-то очень важное вышел.

Так постоял, постоял, ошарашенный, да и развернулся идти в другую сторону. А это, стало быть, – на Лубянку. К гадалке не ходи – все сейчас вчистую там выложит!

Надо как-то действовать – а как?!

Тут женщина, позади этого Барабанова проходившая, вдруг рубль обронила да и, не заметив, пошла себе дальше. И Треугольный тоже не заметил. Федька только подумать успел, что надо бы сейчас рубль подобрать (Федьке-Викентию он без надобности, а Федуле-то – очень даже). Еще и не дернулся к рублю тому устремиться, а Барабанов – будто ему в ухо крикнули: мигом обернулся, ту рублевку увидел, схватил – и к себе в карман.

Понял Федька – вправду, похоже, чует чужие мысли в воздухе этот, с гуттаперчевой головой.

Решил, однако, на всякий случай еще проверить – поэкспериментировать, как говорил Викентий Иванович.

Барабанов как раз в это время под деревом стоял. Никаких птиц на дереве не было, но Федька подумал изо всех сил – убедительно подумал, так, что сам поверил почти: «Ого! Ворона на дереве сидит! Вон, кáкнуть приготовилась!.. Щас какнёт в точности этому, с треугольной башкой, прямо на эту самую башку – во смеху-то будет!..»