Спасти шпиона - Данил Корецкий

— Что висит? — не понял Архипыч, успевший выйти из контекста беседы.

Пока Кулёк смотрел в небо, он аккуратно пропустил по пищеводу свои двести пятьдесят и бросил в рот горсть нечищеных семян.

— Говорю, не только под ногами валяется, — уточнил Кулёк, ткнув пальцем в Т-образный силуэт столба электролинии. — Металл, в смысле. Вон сколько проводов понавешено…

Архипыч посмотрел на его палец, мысленно выстроил замысловатую и идеологически выдержанную фразу, которую тут же и озвучил:

— Бурлачина ты, Куль. В тебе, я вижу, советское воспитание убило хозяина. Это ж электричество, оно в нашу деревню текёт.

— А нам какое дело? — усмехнулся Кулёк. — Раньше при лучине сидели, и ничего. Песни пели разные… народные. Никто не жаловался… Зато мы с тобой килограммов двести оттуда снимем, как с куста. — Он заговорщически подмигнул: — В Кукуеве-то, в баре этом твоем, как его… лампочки-то все равно гореть будут.

Архипыч покачал головой. В логических построениях его собеседника зияли явные пустоты.

— А телевизор, он раньше тоже от лучины работал? — спросил он.

— Так при чем здесь телевизор? — удивился Кулёк. — Так ведь не было раньше телевизоров, слышь…

— Зато сейчас — есть! — вдруг гаркнул Архипыч. — У меня дома стоит! «Аншлаг»! Саша Белый с «Бригадой»! Футбол! Послезавтра «Спартак» с «Валенсией» играют! Ты что, охренел совсем?

Кулёк, в котором советская власть убила хозяина, наморщил лоб.

— Верно, Архипыч, — сдался он под шквалом неопровержимых доводов. — Погорячился я. Это неправильно.

Стемнело, сеялся мелкий дождик, alkachi сдвинулись под остатки крыши и зажгли керосиновую лампу. В полном молчании Архипыч откупорил еще одну заморскую бутылку, наполненную «спиритус инферналисом» собственного производства; разливая его в пластиковый стакан, он покачнулся и остервенело выругался. Дрожащий свет спички, от которой Кулёк присмолил свою «примину», осветил величественную, как Колизей, руину старого мехдвора.

— То, что к нам текёт, оно пусть себе и текёт, — рассуждал Архипыч, любуясь игрой лунного света в мутной жидкости. — На это рот не разевай. Не наглей. Оберегай и пользуйся. А вот ежели текёт мимо нас…

Он поднял голову и устремил взгляд вдоль шоссе Е30, по которому уносились в направлении Москвы размытые дождиком огни автомобильных фар.

— …То надобно сделать так, чтоб текло опять-таки в нашу сторону, — закончил он. — Первый закон Ломоносова. Вдоль трассы электричество куда идет? На Москву? А нам до нее какое дело?

— Так это ж высокое! — нахмурился Кулёк. — Три тысячи вольт! В пепел сгорим! Не-а… Я не подпишусь!

— Сгорим, — согласился Архипыч. — Тут ты прав. Ну, да ладно, я еще кое-что знаю…

Он медленно поднялся, пробуя обескостевшие от самогона ноги, крякнул многозначительно.

— Вон там, под землей… — Жестом мессии он снова простер руку на северо-запад, параллельно сверкающей, словно усыпанной бриллиантами трассе Е30.— Там, в люках, кабеля толстенные. С мою руку будут. Какая с них польза?

— Так это ж «московская линия»! — ахнул Кулёк. — Говорят, раньше вдоль нее часовые на мотоциклетках ездили…

— Так то раньше. Где теперь эти мотоциклы? Где часовые? То-то… Теперь она никому не нужна.

— Скажешь тоже, — уперся Кулёк. — Правительственная связь не нужна?! Да за нее и расстрелять могут!

Архипыч высокомерно усмехнулся и махнул рукой.

— Сказал, как в лужу… Сейчас демократия, разоружение! Да и вообще — другое время, никого не расстреливают! Даже не сажают. Почти…

— Погодь, а сколько там напруги? — вновь озаботился Кулёк. — Вдруг тоже тыща вольт…

Архипыч покачал головой и икнул.

— Нет, она вроде вообще без электричества. В телефоне какая напруга? А это телефон и есть, мне мастер один рассказывал, еще при большевиках… Ладно, не в том суть, — оборвал он сам себя. — Главное, что к нам оттуда ничего не текёт. И вообще, кабель этот, московский, никому не нужен, забросили его… Значит, можно смело вырезать, сколько надо… Хоть меди, хоть алюминия, хоть свинца — все сгодится…

Последние слова он произносил уже на ходу, устремляясь, словно броуновская частица, по сложной траектории в сторону шоссе. Одной рукой он зацепил сумку с инструментами, вторая оставалась в «ленинском» положении, указывая магистральное направление. Кулёк торопился следом, запихивая в карман початую бутылку.

Полчаса ушли у них на борьбу с центростремительными силами, вызванными вращением Земли. Наконец, выписав на карте родной Колпаковщины размашистый зигзаг, бизнесмены сели передохнуть на крышке одного из люков правительственной связи. На мелкую водяную мжичку они внимания не обращали. Поскольку стакан в спешке был оставлен на мехдворе, самогон пили из горлышка.

— А вдруг ее не забросили? — демонстрировал остатки здравомыслия основательно окосевший Кулёк. — Если по ней сейчас наш президент говорит с ихним? Этим… Как его? С Биллом Клинтоном!

Более трезвый и хозяйственный Архипыч ощупал рукой края горловины колодца.

— Точно забросили, даже замка нет, — проворчал он. — Берись-ка, отвали эту крышку, чтоб ее…

Кулёк сноровисто расправился с тяжеленным чугунным диском и заглянул в черное нутро колодца.

— Погодь…

Архипыч некоторое время бросал в зловещую темноту зажженные спички и клочки горящей бумаги, пытаясь разглядеть, какие же сокровища находятся на дне таинственного бетонного стакана. Но так ничего и не рассмотрел.

— Ну, давай, ты первый, — наконец подвел итог он.

С трудом попадая нетвердыми ногами на невидимые железные скобы, они спустились в черную пасть люка, запалили газету. Здесь все было так, как и представлял Архипыч: семь толстых черных кабелей, будто откормившиеся за лето ужи, струились из темноты в темноту, суля ловкому и предприимчивому человеку ежедневный бизнес-ланч в баре с мигающими разноцветными лампочками и благосклонность кукуевских дам в черных колготках…

— Гля, это что за елдовина такая? — воскликнул Кулёк, тыча куда-то пальцем. Архипыч поднес горящую газету поближе. В свете дрожащего желтого пламени он увидел надетую на кабель какую-то явно инородную штуковину. Две накладки сжимали черного ужа сверху и снизу, на концах их обхватывали два стальных хомута с блестящими болтами. На ощупь «штуковина» оказалась твердой и… живой: чувствовалось под рукой какое-то то ли пульсирование, то ли тепло, то ли хрен поймешь что. А может, это Архипычу только показалось. Но важно другое: и дураку ясно, что вещь ценная, увесистая…

— Давай, Куль, свети!

Архипыч передал напарнику импровизированный факел, молча достал из сумки отвертку, поковырял гладкую, словно окаменевший кисель, поверхность, затем нашел плоскогубцы и принялся крутить головку болта. Он поддавался на удивление легко. Через минуту стальная манжета, дзынькнув, раскрылась, половина штуковины отвисла, Архипыч испуганно подставил ладонь и с замиранием сердца ощутил приятную тяжесть драгоценных килограммов цветмета.

— Помогай, Куль, — сказал Архипыч негромко. — Это наш с тобой бизнес-ланч… По пятьсот «белой» и котлеты киевские на закусь. И бабы…

Он тут же решительно принялся раскручивать вторую манжету.

Кулёк возбужденно икнул.

— Я передачу смотрел по «России», — так же полушепотом сказал он. — Про этих, не помню, как называются. В Москве, под землей лазят, клады ищут. Черные такие, грязные, с фонарями. Догеры… Или нигеры…

— Кончай болтать, нигер, — приказал Архипыч, раскрывая вторую манжету. — Поддерживай!

Они подхватили нижнюю половину тяжеленного цилиндра с желобообразным углублением для кабеля, едва не уронили и кое-как опустили на пол.

— …Так вот, теперь вижу, что не зря они корячатся, — довольно продолжил Кулёк, помогая Архипычу снять верхнюю половину цилиндра — такую же тяжелую и с точно таким углублением. — Мы тоже спустились под землю и сразу нашли ценность… Как думаешь, сколько эта елда стоит?

— Много, — буркнул Архипыч, который сложил половинки вместе и вновь закручивал хомуты. Собранный воедино цилиндр выглядел солидно и внушительно. — Рублей триста. А может, и все пятьсот…

На самом деле «патефон Кольбана», являвшийся предметом гордости технического отдела ЦРУ, обошелся американскому налогоплательщику в семьсот тысяч долларов, что в несколько раз превышало годовой бюджет всего Кукуевского района.

Кулёк помолчал, посопел носом и кое-как сформулировал не дававшую ему покоя тщеславную мысль:

— Хорошо бы и про нас передачу сняли когда-нибудь?

Архипыч своего подельника слушал вполуха. И все-таки в последней фразе ему вдруг почудился какой-то неприятный, зловещий смысл. Словно чье-то строгое недреманное око на миг заглянуло в колодец полюбопытствовать, чем же занимаются здесь в темное время суток двое нетрезвых колпаковцев. Заглянуло и — исчезло. И неприятный осадок тоже постепенно исчез.