Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

Там, где крутятся большие деньги, крутится и Лукавый.

Мансурова любила Екатеринбург, и особенно она любила «Малахит», а я чётко понимал, в какой гадюшник она попала, но Леночка с характерной для всех возвышенных женщин «куриной слепотой» видела только тот спектр, который существует на высоких частотах. В «сумерках» она ориентировалась плохо, и «демонов» она не видела, в отличие от меня. Она вообще старалась не замечать дерьма и плохо разбиралась в его сортах.

И даже я ничего не сказал Ленке после той отвратительной сцены, где Галина Шагалова и Мария Краева на моих глазах вывернулись наизнанку, словно мерзкие инопланетные твари в облике человеческом. Происходило это всё в нашей квартире на улице Испанских рабочих. Как сейчас помню, это были майские праздники — девятое или десятое число. К нам в гости завалилась небольшая компания из трёх девчушек: Краева, Шагалова и Кустинская.

Пили шампанское, курили «шмаль», нюхали «кокс», и над всем этим сумасшедшим угаром расползалось густое едкое облако, застилающее глаза, словно мыльная пена. Про ветеранов и про войну даже никто не вспоминал. В какой-то момент я напомнил девочкам, по какому поводу мы собрались, и стоя выпил за тех, кто остался лежать на полях Великой Отечественной войны. На меня посмотрели как на сумасшедшего, — мол, не порти праздник и ломай кайф этой своей сентиментальной чепухой. Все, конечно, выпили не чокаясь, но я больше не поднимал эту тему.

Зато девки стояли на ушах под «Sing It Back» группы Moloko, не обращая на меня внимания и не считаясь с моей слабой мужской психикой. Краева, широко улыбаясь всей своей фарфоровой «обоймой», без единой морщинки на лице, сняла малюсенькие стринги и небрежно, отточенным движением, отправила их в меня — я поймал трусики на лету и почувствовал, что они горячие и влажные. Но это было только начало… Мне казалось, я работаю евнухом в каком-то одичавшем гареме.

Потом всех отпустило, и Галина начала кого-то вызванивать по телефону… Через двадцать минут приехала Мадлен и привезла ещё «шмыгалова». В тот день Вадик Кондаков выглядел, как кровососущая тварь из фильмов Тима Бёртона, — я не мог без содрогания смотреть на его бледное, сильно припудренное лицо с жёлто-фиолетовыми «тенями» вокруг глаз. Облегающее платье в стиле little black dress собиралось на его тощей фигуре многочисленными складками. Огненно-рыжий парик имел довольно потрёпанный вид. «Гламурную» картинку дополнял сломанный нос и кривые жилистые ноги в сетчатых колготках.

— Кто это тебя так уделал? — спросил я, глядя на его лицо с радужными кровоподтёками.

— А что, у нас мало жлобов? — ответил он вопросом на вопрос.

— Достаточно… И я один из них… Только вот девочек бить — это заподло.

— Не все же такие джентльмены, как ты, — парировал с ироничной ухмылкой Кондаков.

Он хотел остаться с нами, но Галина отправила его в «Малахит», поскольку он должен был выступать в шоу трансвеститов. «Нам такой хобот здесь не нужен! Опять убьёшься, а потом будешь всякую хуйню пороть! Последний раз даже твои гейши жаловались! — кричала она, выталкивая его из квартиры. — Ещё раз выйдешь на сцену под марафетом, я тебя уволю ко всем чертям! Ты меня слышал?!»

Явно расстроенный, он уехал в клуб, а я с облегчением выдохнул… Что-то ужасное есть в этих химерах — настолько непостижимое моему разуму, противоестественное, что я не могу даже определиться со своим отношением к этому явлению. Эти мифологические твари меня просто парализуют. Я даже перекрестился, когда за ним закрылась дверь.

Шагалова смолила одну сигарету за другой и, прищурив лошадиный свой чёрный глаз, внимательно следила за каждым движением Мансуровой, а в это время прекрасная Елена сидела, откинувшись на спинку стула, и вид у неё был такой отрешённый, словно она здесь никого не знает и очутилась в этой квартире совершенно случайно. Галина погладила её ласково по руке и спросила тоже очень ласково:

— Леночка, головка бо-бо? Может, тебя баиньки уложить?

— Я чё маленькая! — грубо ответила Мансурова и добавила капризным тоном: — Шампанское хочу! — А я подумал: «Ого, звезду словила. Совсем моя старуха распоясалась. Сейчас ещё новое корыто попросит».

— Эдуард, будь добреньким, — попросила Галина жалобным тоном, — метнись кабанчиком… Купи самого дорогого для своей любимой.

— Деньги давай, — процедил я через губу. — У меня на дорогое не хватит…

— Ну не мелочись! — попросила жена, сморщив лобик, как у шарпея.

— Леночка, всё нормально… Всё будет, — засуетилась Галина. — Эдуард, please.

Я отправился в магазин, зажав в кулаке хрустящую пятихатку. Выйдя на улицу, я вдохнул полной грудью свежий майский вечер и выдохнул белёсый пар. «Ад — это люди, которые нас окружают», — подумал я и осмотрелся вокруг: ни души, только позолоченная луна висела над горбатыми крышами домов, с торчащими, как на погосте, крестообразными антеннами. Как я обожаю этот силуэт ночного города, как я люблю эти жёлтые мигающие огни светофоров, это индиговое прозрачное небо — настолько прозрачное, что даже видно, как постепенно звёздочки превращаются в звёздную пыль.

Как только я вышел на проспект Свердлова, там погасили фонари, и какие-то тёмные личности начали собираться вокруг меня. Я сунул руку в карман, нащупал выкидной нож и развернул его кнопкой на большой палец. «Спокойно», — подумал я и двинулся в сторону минимаркета. Эти «демоны», почуяв опасность, исходящую от меня, прекратили преследование и растворились в темноте. «Я страшный человек», — с гордостью подумал я, но сердце всё-таки продолжало бешено колотиться.

Я купил шампанское за триста рублей, а две сотни любовно положил во внутренний карман под замочек. Спокойно, не торопясь, двинулся домой.

Когда я тихонько открыл дверь, то увидел тонкую световую линию на коврике в прихожей и услышал чьи-то голоса в туалете… Меня буквально притянуло к этой щели — арт-директор Гала и элитная стрипка Мишель справляли естественную нужду и при этом болтали, как это водится у девчонок. Мой воспалённый глаз просочился туда, и вот я уже стою невидимкой рядом с ними и даже чувствую запах разгорячённой женской плоти с изумительными нотками французских духов.

— Она играет со мной, — жаловалась Галина, сидя на унитазе со спущенными колготками и отматывая туалетную бумагу. — Она гладит меня против шерсти, дразнит меня, сучка! Со временем она получит по полной программе… Я станцую ламбаду на её миленьком личике.