Солдат никому не пишет (СИ) - "Маркеллиан Летучий"

Ещё с одной тварью покончено….

Разобравшись с пятой особью, Рохард снова заприметил угрожающую картину. Тварь, гроза рыча, плавной поступью приближалась к растерянному офицеру, отчаянно и как-то несуразно, словно под действием вина или слабоумия, мотыляющему перед собой мечом. Вполне естественно, что алчущий зверь мало обращает внимания на эти сумасбродные прыжки и ужимки будущей жертвы. Так как действие происходило подле костра, то разглядеть облик менкасса не составляло никакого труда. Это была крупная тварь, достигающая в длину девять футов и пять в высоту. Внушительное продолговатое туловище, приплюснутое в задней части, было усеяно мелким матовым чёрно-бурым мехом, и оттенялось серой полоской, совпадающей с резким выступом хребта. Покоилось туловище бестии на четырёх крепких, но в тоже время гибких и подвижных конечностях, с ярко выраженными суставами, на конце которых виднелись овальные лапы, снабжённые рядом белых, коротких, но чрезвычайно острых, как морфитская сталь, загнутых когтей, позволяющих твари манёврено передвигаться на высоким столбам деревьев дремучих флодмундских лесов. Длинный жилистый хвост, освобождённый от ига меха и укрытый лишь редкими ворсинками, послушно извивался сзади твари, готовый в любой момент или помочь ей в поисках и передвижению в чаще деревьев, или же сниспустить свой гнев на голову несчастного противника. Вытянутая яйцеподобная голова соединялась с туловищем посредством толстой и короткой шеи, лоб был покатым и низким; прямо под ним в глубоких орбитах сидели огромные раскосые жёлтые глаза, полыхая ненасытным хищным огнём, ищущим кого бы обыдох и пожрох. Узкие щели, находящиеся на месте зрачка, лишь только усугубляли впечатление. Голова оканчивались длинной пастью, состоящей из двух окостенелых частей, похожих на вытянутый лепесток с острыми краями, в недрах которых и скрывался двойной зубной ряд. Из всего облика этого порождения ночной тьмы и бича лесов сквозило глухой злобой и пылкой жажды крови.

По обыкновению Гейбрин запускает руку в колчан, но не находит там равным счётом ничего за что можно было бы схватится — явление весьма предсказуемое. Не пускаясь в излишне долгие размышления, он выхватывает из кармана куртки метательный нож — добрая привычка перестраховываться снова оказала добрую услугу — и запускает его в цель. Конечно же, снаряд попадает не в намеченную точку, но своё дело он выполняет с лихвой: тварь мгновенно переключает внимание на нового нападающего и характерным для менкассов быстрым рывком наскакивает на Рохарда, попутно сбив хвостом ошеломлённого офицера с ног.

Точно выверенный выпад клинка горизонтально разрезает алым рубцом морду твари на две равных половины. Раздражённо вскрикнув, бестия пытается было в отместку ранить обидчика, но Рохард с похвальной расторопностью уходит от удара, нанося попутно ещё одну рану в области хребта. Взмах хвостом. Прыжок. Охотник всё ещё стоит на ногах. Удар всё тем же хвостом сверху. Снова неудача — сыромятный щит выручает из щекотливой ситуации.

Вдруг, менкасс как бы отступает перед неприятелем и начинает быстро-быстро, подобно буревому осеннему ветру, носится кругами вокруг Рохарда. Мышцы охотника инстинктивно напряглись, ожидая апофеоза этого мудрёного манёвра.

Удивительно, до каких выспренных высот доходит автоматизм у человека. Поэтажно развиваясь от неустанно приобретаемых навыков, в конце концов он произрастает через всё естество человека, будто бы становясь с ним единым целым. Привычка, пустившая корни, уже будто выходит из-под юрисдикции разума, порой становясь полноправным хозяином положения. Доходит часто даже до того, что автоматизм целиком и полностью изгоняет разум с умом из головы владельца, как ненужных пассажиров, превращая, тем самым, homo sapiens в homo machina, преисполняя его шестерёнками, заменяя плоть на бесчувственный металл, чувствительное сердце на работящий двигатель, а душу — на матричную систему алгоритмов. И живут такие живые механизмы, да проживают припеваючи в подобном состоянии всю жизнь, если только не приключится какого-нибудь необыкновенного приключения и homo machina не окажется в полностью новой и необычной для него обстановке, где откатанные до нельзя готовые решения проявят полную несостоятельность. Но всё же не стоит столь однозначно демонизировать привычку, ведь, без добровольного согласия владельца, она не властна его поглотить. Человек думающий заставляет привычку служить себе, человек недумающий охотно подчиняется ей. Однако, даже для думающего существа существует некая опасность, исходящая от привычки или рефлекса. Это опасность заключается в срабатывании механизма в самый неподходящий момент, когда его действие нежелательно. Бороться с этим трудно, так как привычка в такой момент срабатывает в прыжке перед сознанием происходящего. Подвернул скверную шутку рефлекс и Рохарду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ожидая, что круговорот, как всегда окончится резкой остановкой и прыжком, Рохард не подметил истинного намерения твари, и, когда она внезапно рванулась к нему наискосок, то застала его в врасплох. Несмотря на свою неготовность, охотник всё же успел хоть немного отскочить в сторону, хоть острые когти твари всё равно прошлись по нему, разорвав кожаный поддоспешник и оставив на теле неглубокую рану. Рохард наотмашь ударил менкасса, но это лишь более взбудоражило азарт хищника. Выставленный щит принял на себя удар, но выдержать второго яростного удара разгневанной бестии он не сумел и с треском раскололся на две части. Мгновенно последовавший следующий удар заставил охотника отлететь в сторону. Он даже не пытался подняться, потому что знал, что сейчас это бесполезная и губительная затея, — единственный шанс одолеть бестию, это дождаться, пока она откроется для атаки и нанести удар снизу первым, при возможности, откатившись куда-нибудь в сторону. Так Рохард и сделал. Дождавшись, когда тварь подойдёт к нему и предпримет решительные действия, он резко выкинул клинок в пасть твари, но, к его удивлению, вместе с этим отпала и голова менкасса. Стряхнув с себя остатки победы, он увидел над безжизненным чёрным телом Олфирра, возле которого стояли остальные.

— Как погляжу, помощь тебе, наверно, всё-таки понадобится, — не без иронии заметил он, протягивая Рохарду руку.

Штурм Абльена

Очередная стычка между землями Флодмунда, к удивлению, на сей раз приняла характер систематизированной войны, под час которой Север предпринял попытку захватить ключ к землям Востока, — крепость Абльен. Абльен заграждала собой стратегически важный проход на центральное плато Флодмунда и непрерывно существовала с эпохи морфитского владычества, при которых её именовали Ту’Ак. Неприступную твердыню многажды перестраивали и отстраивали, так что обнаружить следы оригинала можно было лишь на уровне запущенных подземелий. Абльен был оставлен морфитами добровольно и впоследствии верой и правдой служил Флодмунду, прославившись тем, что он был взят лишь один раз за всю свою многовековую историю, — но, поскольку он пал под натиском легендарного легата Капитонуса Вицера Алькесса под час печальноизвестной Великой Войны, то на репутации крепости это нисколько не отразилось. Конечно, за годы сумятиц и внутренних раздоров Абльен значительно пострадал от неумолимого течения времени и отсутствия должного обслуживания, — но это не мешало ему по-прежнему быть одной из лучших действующих крепостей в стране, украшенной многовековым ореолом славы, возможно, потому, что последние столетия обороноспособные крепости вообще почти не строились.

С тех пор, как Флодмунд раскололся, Абльен был неприступным препятствием для Севера, необоримым заслоном, предотвращавшим для Востока опасность быть подвергнутым нападению с Центрального плато — наименее защищённого региона, служащего благоприятнейшим плацдармом для дальнейших военных действий. Многовековой опыт, копившийся в бурных недрах каждой стычки, в конце концов пробился в светлые головы командования Севера и они уразумели, что, без взятия Абльена не видать им торжества победы, как джунглям снега. Посему, после многочисленных и напряжённых собраний, созрел чрезвычайно дерзкий план, заключающийся в том, чтобы неожиданно приступить к твердыне и взять её приступом, сыграв на неподготовленности защитников к подобному манёвру. Должно сказать, что расчёт их оказался правым: убаюканные славой неодолимой крепости, её защитники оказались неготовыми к материализовавшимся из дебри лесов полчищам противников. Хоть разведка и предупреждала о передвижении вражеских войск, но подобной прыти, признаться, никто не ожидал.