Как это было - Ян Ларри

— Филька-то врет, — хихикнул в кулак Костя.

Мишка с недоумением взглянул на брата и с надеждой в голосе спросил:

— Ты-то что знаешь?

— А вот и знаю, — щелкнул языком Костя, — гусаки-то весной родятся!

И ведь надо же так опростоволоситься! Ну как Мишка сразу не мог вспомнить такой простой вещи! Филька просто — на-просто прихвастнул, а Мишка уж и нюни развесил.

— А я-то, дурень! — покачал головой Мишка и, уже не думая больше ни о чем, заснул крепким сном.

А на другой день ожидала его другая приятная новость.

Еще на рассвете сквозь сон Мишка слышал, как возились в доме, хлопали дверью, как весело трещала печь и чей-то голос, похожий на батькин, говорил:

— Пусть поспят еще. Успеют нарадоваться!

Мишка открыл глаза и прислушался. Ну да, сомнений быть не могло. Приехал батька и очевидно привез что-то очень интересное. По разговору было видно, что даже мамка заинтересовалась тем, что привез отец.

— Польза-то от них какая? — спрашивала мамка.

— Федоров болтает, будто есть их можно и еще на продажу идут.

— Тьфу! — плюнула мамка, — вот бы уж ни за что не стала есть их.

Тут уж-Мишка не утерпел. Спустив ноги с полатей, он крикнул:

— Ты, батька, чего привез?

Отец засмеялся.

— Эва, какой слуховитый! На один глаз спит, а другим ухом слышит. Ну, ну, слезай, коли проснулся. Великанов привез вам.

Разговор разбудил и Костю. Спросонья расслышал он только последние слова отца: «привез вам». Что привез батька, этого Костя не расслышал, однако он покатился кубарем с полатей и, опередив Мишку, взобрался к отцу на колени.

— Дай кусочек!

— Чего тебе? — засмеялся отец.

— А привез-то чего… Я ж слышал! Да-а-ай!

Отец улыбаясь вытащил из-под лавки корзину, закрытую сверху полотном, открыл уголок, и тотчас же в этом уголке выросло что-то длинное и мохнатое.

— Кусай! — засмеялся батька.

Ребята в недоумении застыли над корзиной, не зная, что даже и сказать.

— Чего это?

Батька сдернул полотно. Перед глазами ребят запрыгали рыжевато-серые комки.

— Зайцы! — радостно закричал Костя, заметив у прыгающих комков длинные уши.

— Кролики это, — улыбнулся отец, — а по прозвищу бельгийские великаны.

— Это ж детеныши великанов! — сказал Мишка. — Великаны бывают больше дома.

Отец покачал головой.

— От-то-то! Какой ты умный!

— Я ж читал про великанов!

— Мало, что читал, а Федоров-то, поди, лучше тебя знает. Он там целыми днями торчит в этом… как он? Вот память-то! В музее, что ли?! Работу кончит — и туда. В каком-то кружке он там состоит. Не-то зологический, не-то затехнический…

Ребята в недоумении застыли над корзиной.

Батька достал из кармана полушубка толстую тетрадку и протянул ее Мишке.

— А тут значится им все прописано, как обходиться с великанами и разная другая запись.

Был это воскресный день. И весь день ребята провозились с кроликами. Костя совал кроликам морковь и заливался радостным смехом, когда они поводя мордочкой, доверчиво брали морковь у него из рук и смачно грызли ее. Мишка попробовал покормить кроликов хлебом.

— Едят хлеб-то или нет? — заинтересовался Мишка, подсовывая корки.

Кролики, оказывается, и хлеб ели. Мишка пришел в неописуемый восторг. Однако мамка не так восторженно отнеслась к таким наклонностям кроликов. Она треснула Мишку по затылку и закричала:

— Сдурел, што ли? Ай хлеб у тебя лишний? Увижу еще раз, так вместе с зайцами вон выброшу!

Ребята предусмотрительно отодвинули корзину с кроликами подальше от мамки, а потом перетащили кроликов на полати.

— А интересно, — сказал Костя, — чего они будут делать, если радио дать им послушать.

С этими словами Костя попытался нацепить наушники на голову самого большого кролика, но кролик упорно отказывался от такого удовольствия. Опечаленный Костя вздохнул:

— Не привыкшие еще! Боятся!

Кроликов было пять. Они смотрели на ребят коричневыми глазами и не переставая шевелили ушами.

— Хорошие! — трогал кроликов Мишка руками. Потом, насмотревшись вдоволь, он достал тетрадку и начал читать.

Вот что было написано широким почерком на первой странице:

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

«Когда батька привезет кроликов, дайте им немного сена. Хорошо бы капусты или морковки, или картошки. Только не гнилой. Пусть едят. А тем часом устройте им ночлег. Который кролик с толстой, круглой головой — это самец, а которые кролики с подгрудником — самки. Самца посадите отдельно. Так надо. И чтоб он даже не видел самок. Только, чтобы не померзли. Холоду они боятся. Подстелите им соломы. А что после делать, читайте по тетради. Запись тут на каждый день, пока не приеду. Берегите их пуще глазу».

Кроликов устроили в старой бане, которую еще осенью хотели ломать. А не сломали только потому, что осенью по случаю недорода было не до бани. Большеголового самца поместили в парильне, самок в предбаннике. Ребята натащили в баню ворох соломы, сена, моркови, капусты и картофеля. В тот же день в баню пришли оповещенные Мишкой «канпаньоны» и притащили печеный хлеб, соленые огурцы, меду и свеклу. Мед и соленые огурцы кролики вежливо понюхали, но решительно отказались от этих лакомств. Зато с превеликим удовольствием начали уничтожать свеклу и печеный хлеб. Сенька предложил кроликам принесенную кочерыжку. Кочерыжка была уничтожена с необычайной быстротой.

Кроликов устроили в старой бане.

По всей вероятности первая встреча «канпаньонов» с кроликами окончилась бы для кроликов очень печально. Во всяком случае кроликам грозила преждевременная смерть от изобилия всяческих всяческих угощений, но к счастию наступили сумерки. В бане стало темно. Уже нельзя было отличить кочна капусты от кролика. Ребята с сожалением и большой неохотой оставили кроликов в бане, а сами не спеша разошлись по домам.

Утром отец уехал обратно.

* * *

Тетрадь, исписанная Федоровым, пригодилась ребятам. Записки Федорова спасли кроликов от тысячи неприятностей и прежде всего от голодной смерти.

В первые дни кролики получали всякую пищу в изобилии, но через несколько дней мамка решительно запротестовала против кормления «зайцев».

— Сами с голоду дохнем! — ругалась мамка. — А будете зайцев кормить, выброшу к чорту и вас и зайцев.

И эту угрозу чуть было не привела в исполнение, когда поймала Костю с краюхой хлеба, которой Костя намеревался любезно угостить кроликов.

Ребята попытались перевести кроликов на харчи «канпаньонов», но и тут дело окончилось печально. Матери «канпаньонов» со всей решительностью восстали против зловредной привычки кроликов питаться хлебом, сеном и капустой.

Вот тут-то и пригодились записки Федорова. В конце тетради Мишка нашел такую запись:

«По случаю недорода в нашей деревне кормите кроликов обмялками[1]. Только надо обварить обмялки кипятком и немного присыпать отрубями. Хорошо давать немного жмыха кусочками. Изредка подкармливайте кочерыжками капусты. Понемногу давайте сена, давайте всего понемногу, но почаще. Кролики разбрасывают корм и уже не едят его, если он побывал у них под ногами. Давайте им пить чистую воду. Смотрите, чтобы посудина была чистой. Иначе пить не будут. Они привередливые очень. Но пуще всего смотрите за чистотой. Грязь и навоз от них выбрасывайте каждый день. Не то могут заболеть они и подохнуть».

Наступил февраль. Подули мокрые ветры. На буграх оголились черные борозды пашни. А как-то утром прошел теплый обильный дождь. Снег смыло с пашни, и только под буграми еще лежали бурые наносы. Без толку суетясь и крича, над полями летали мокрые галки. На дороге сквозь снег проступил навоз, и в навозе копошились вороны. Всюду бежали звонкие ручьи. Сугробы с шумом обваливались под ногами. По склонам, приминая бурую прошлогоднюю траву, лилась с журчаньем снеговая вода. Весеннее солнце расплескалось на улицах, засверкало весело в стеклах и подняло с земли дымящиеся, золотистые туманы.

Во дворах с шумом возились куры, обалдело гоготали гуси, торопливо гундосили утки.

На бревнах, щурясь от солнца, сидели крестьяне, покуривая цыгарки с запашистой махоркой и мирно беседуя о севе.

В один из таких веселых солнечных дней вернулись в деревню батька и Федоров.

Ребята были в бане. Засучив рукава, они наводили чистоту. Метлами сгоняли солому в угол. Скребками скоблили пол. Девчонки мокрыми тряпками вытирали покрытые темными пятнами половицы. Кролики, испуганно хлопая ушами, скакали в предбаннике, вызывая своими уморительными прыжками веселый смех.

— Будто блохи скачут, — хохотал Сенька.

— Куда? Куда? Я тебе задам!

— Кыш, ты, рыжая!

В это время дверь к приотворилась, и в баню вошел Федоров. Был одет он в городское пальто. На шее висел красный с зелеными разводами шарф. Голову прикрывала полосатая кепка.