Алая сова Инсолье (СИ) - Лебедева Ива

— Волосы обрезают только чахоточным или приговоренным к смертной казни женщинам. Еще так делают некоторые темные жрицы в знак отказа от всех даров богини плодородия. Если сейчас отрежешь — только подтвердишь для всех вокруг, что ты не святая, а ведьма. И будут тебя встречать кольями и костром в каждом задрипанном селище, а не через одно, как раньше. — Я нарочно проигнорировал ее возмущение. И вообще, мне надоело изображать озабоченного подростка возле щели в чужом заборе. Так что я подошел, взял простыню, подцепил девчонку за локоть, бесцеремонно поднял из пены и завернул. Шатт, она вообще ничего не весит.

И, только усадив ее на кровать, не выдержал, съехидничал:

— Не стоит верить на слово всем подряд, синьорита. В следующий раз на моем месте может оказаться кто-то другой, кого интересует большее, чем ваша возможность шлепнуться в обморок прямо в бадье.

Девчонка так обиженно сопела из кокона простыни, что мне стало по-настоящему смешно. Я не удержался и стиснул чуть крепче, чем нужно. К моему удивлению, девчонка не хрустнула и не сломалась, как фигурка из молочного стекла, на которую была сейчас похожа. Терпеть не могу эти фигурки. Когда-то в приюте, почти сразу после того, как меня отловили слуги милосердия, я разбил драгоценную статуэтку кошки, ее наша попечительница притащила в кабинет начальницы. Две недели спал на животе.

Жаль, эту пока разбивать нельзя.

— Раз тебе лучше, будешь сейчас обедать, — заявил я мрачно и хлопнул дверью. Где там эта прислуга? Обещали мне свиной суп с чесноком и хрящами — где? Лично запихну в святую, посмотрим, как она отреагирует. В храме блаженную наверняка кормили фруктами и прочим нектаром. А мы ей хрящей с чесноком.

Хотя крысу она уже ела. Но все равно. Без чеснока! Храм эту травку как еду почему-то не признает. Разве что нечисть порой рекомендует ей отгонять. Но в рот — ни-ни.

Не знаю, как нечисть, те вовсе траву не жрут, никакую. А мне нравится. Так что на темных магов вообще не действует.

— Что это? — Пока я добывал огненный суп (еще и перца туда сыпанули от души), святая успела выпутаться из влажной простыни, заплести спасенные мною волосы в косу и кое-как натянуть свою алую робу.

— Еда. — Я поставил поднос с глубокой миской на стол, решительно пересек комнату и принялся без церемоний вытряхивать дуру из раздражающих тряпок.

— Что?! — Она слабо трепыхнулась, попытавшись всмотреться в меня своей повязкой поперек лица. — Что вы делаете?

— Мозги вправляю. Кто тебя научил натягивать на свежие раны грязную одежду? — даже не рявкнул, сказал… хм... прошипел почти спокойно. Я невероятно терпелив и великолепен, вот что. — Предупредил же — не хватайся, отдам прачкам! Иногда головой надо думать, а не только в нее есть.

Девчонка на удивление почти сразу перестала брыкаться. И даже… улыбнулась. Ненормальная, шатт!

— Повязку тоже сними. Неизвестно, в каком де… в какой грязи ее валяли. — Я дернул плечами, выражая свое отношение к ситуации. Бесит! Дура. Я не так хотел отомстить!

— Спасибо, но с этим я разберусь сама, — ответила, все еще улыбаясь, Имран. Да, теперь я знаю ее имя. Имран Рохау. Ответила она, кстати, таким тоном, что с лету стало понятно — вот тут упрется насмерть. Проще по новой что-нибудь выжечь идиотке, чем снять с нее этот рваный лоскут.

— Когда в твоих ранах заведутся черви, никто не станет платить лекарям, — в конце концов сдался я, убирая руки от обмотанной вокруг ее лица гадости.

— Спасибо, я учту. Не надо так беспокоиться.

— Жрите, синьорита. — Я поставил перед святой чашку с варевом, предварительно слегка хлебнув. Хм, сносно, но кому-то придется проплакаться. Ничего, заодно пропотеет и не заболеет.

Интересно, неужели за месяц можно так приспособиться к слепоте? Хотя да… жить захочешь — и не такому научишься. Эта вон послушно отпустила одеяло, в которое куталась после ликвидации красного тряпья, накинула на тощие плечи мою рубашку (она ей оказалась до колен), села на кровати и безошибочно потянулась за ложкой. Ну, я ведь специально положил ее на поднос рядом с тарелкой, звонко стукнув о столешницу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А все зачем? Затем, чтобы некая святая осознала мою искреннюю заботу. И продолжала чувствовать себя обязанной. Не пыталась снова сбежать. В общем, причин много.

Просто я тут пришел к выводу, что легче сразу держать ее при себе, чтобы отомстить в любой момент, когда мне захочется. А не бегать по всей Аллирии в поисках объекта, если вдруг приспичит. Отсутствие же у этой блаженной глаз — и вовсе практически подарок живых и мертвых богов. Сколько гадости можно натворить, а никто (в лице одной святой) и не заметит. Еще можно совсем не контролировать лицо, что тоже весомый плюс.

Глава 13

Алла

Наверное, нехорошо обманывать людей. Например, своего спасителя. Он ведь уверен, что я слепая.

Ну да, у меня нет глаз, и мои методы познания мира довольно своеобразны. Но я уже не слепая — во всяком случае, не совсем. А он корчит такие смешные рожи. То есть это в моем 3D-восприятии они такими выглядят.

И оттого мне не столько стыдно, сколько… забавно, наверное.

Потому что слова этого человека говорят одно, а движения, дыхание, прикосновения — совсем другое.

Он бухтел и ругался, но при этом в любой подходящий момент хватал меня и то кутал, то кормил, то ощупывал, словно не верил собственным глазам и пытался, как я, кончиками пальцев, найти рану. Или убедиться, что ее нет.

Это было очень непривычно. При всей своей тактильности я никогда не вступала в такой близкий контакт с людьми. Если только, конечно, это было не про секс и попытки поиграть в семью.

Жаль, что прежде я всегда воспринимала такие игры всерьез до того момента, как мной наиграются. Впрочем, сейчас не время вспоминать.

Я послушно взяла ложку и едва не подавилась. Суп больше всего был похож на ядреный армянский хаш, только кроме чеснока туда от души добавили перца. Не то чтобы я была против специй, но здесь немного… м-м-м… перебор.

— Считай это своим целебным отваром. Достать в этом захолустье хорошее мясо и специи — та еще задачка, — как бы невзначай сказал мужчина, отворачиваясь от меня. А это он что, улыбается уголками губ? То есть это месть за лекарства, которыми я его поила?

Ну… ладно, будем считать, что и в этом мы квиты. А суп очень вкусный, надо только привыкнуть к тому, что острый. Интересно, у этого тела желудок с непривычки не отвалится?

— Хлебушка можно? Или травы какой.

— Есть стрелки чеснока, хочешь? — ехидно отозвался спаситель. Мы с ним взаимно так и не представились. Надо, наверное, исправиться? Или нет?

— Хочу. — Вообще-то, стрелки чеснока не острые. — И хлеба, пожалуйста. Есть?

Нет, он все же забавный. Так клево шевелит бровями, когда о чем-то думает. В моем видении две зеленые черты над глазами ерзают вверх-вниз, как две деловитые гусеницы.

— Найдется. — Наемник стянул какую-то тряпку с подноса, явив миру округлый корж. Сначала я это услышала — шелест ткани о шершавую корочку. Потом почуяла теплый ржаной запах. Затем паутинки нарисовали мне мультик.

Мой спаситель еще раз задумчиво пошевелил своими гусеницами-бровями, вынул из-под рубахи большой кинжал и, подкинув железку в воздух, резко хлестнул рукой в разные стороны. Буханка распалась на десяток тонких и идеально ровных кусочков.

Да, мы с Хрюшей не ошиблись насчет его профессии.

Когда я закончила с трапезой, он молча забрал миску, остатки хлеба и прочее со стола, аккуратно смахнул в горсть крошки и одним броском закинул их в рот. Интересный жест — этот человек не привык разбрасываться едой, никакой и никогда. Вон как хозяйственно прибирает хлеб в тряпицу, а потом в какой-то мешок.

— Теперь снова ложись и спи. — В подтверждение своих слов он бесцеремонно подхватил меня на руки, ничуть не смущаясь, что из одежды на мне только нижние тонкие штаны до колен, которые тут вместо трусов, и его же рубашка. Отнес на кровать и уложил. Даже одеялом укрыл до самого носа. Как ребенка или как… хм… сложное впечатление. Как что-то свое. — Когда проснешься, прачки твое тряпье уже выстирают, а я, скорее всего, уже добью местную тварь.