Журнал Наш Современник №11 (2004) - Журнал Наш Современник

Путник — кто в пути, странник — бродяга, странствует. Все в стихах должно откликаться.

Чехов, “Студент” — огни в степи, на небе, почувствовал людей, проходив­ших до него, цепь сомкнулась.

Бунин:

Ягоды туманно-сини

На можжевельнике сухом.

 

Есть хорошее начало, но закончил изобразительно. У Данте — изобразитель­ность символичная. Блок писал о Бунине: “ограниченное мировоззрение”. Не нравился ему Толстой, так как он изображает эпическую поверхность. Достоевский изображает глубину сердца, поэтому ему не важна правдоподобность.

Аввакум: “Земля русская — Божья, но за грехи отдана дьяволу”.

Итальянцы: “Мы с детства привыкли считать Отечеством тот клочок земли, где стоит маленькая простая часовенка” — это мировоззрение крестьян.

 Сейчас в понимании людей разрыв страшный между Отечеством и Родиной. Державу захватили люди, ненавидящие Родину, а посылают на смерть за Родину (Чечня). Этим разрывом объясняется трагизм Гражданской войны: казаки бились только за сторонушку, за всю Родину не пошли. Если погибнет Родина, задавят и сторонушку. Это показал Шолохов в “Тихом Доне”.

Пушкин:

Мой друг, Отчизне посвятим

Души прекрасные порывы —

цельное видение.

Тютчев:

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа —

Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!

 

Не поймет и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

 

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде царь небесный

Исходил, благословляя.

 

В другом стихотворении: “Опять она, родная сторона... Да, только здесь могу я быть поэтом”.

Козлов, “Вечный звон” (перевод, но вошел в русское сознание): “Дом, где родился, где отчий дом”. Глинка — сон русского на чужбине: “Вздохнул по стороне родной”.

Вяземский: “Бесконечная Россия, словно вечность на земле. Едешь, едешь, мне и версты нипочем... голодает взор и слух”. (У Есенина позже: “…только синь сосет глаза”.) Другое стихотворение: “Тройка мчится, тройка скачет” — позже стало песней. “Ты грусти этой не порочь и не злословь” — назидание от ума. На всех стихах Вяземского печать ума. Пушкин писал, что ум, рацио убивает живое: “Поэзия, прости Господи, должна быть немного глуповатой”. Ум мертвит. “Бесы” Пушкина — вошло все пространство русское. Достоевский считал, что в этом стихотворении вся Россия заложена, написал роман “Бесы”. Позже — “Мелкий бес” Сологуба.

Пушкин: “Вновь я посетил тот уголок земли...” Боратынский: “Я возвращуся к вам, домашние иконы”. Сон Обломова — деревенька в городе снится, сторонушка. Одоевский: “Как сладок первый день среди полей Отчизны”. А. К. Толстой: “Край ты мой родимый, / Гой ты, Родина моя” — размах. У Вя­зем­ского это решено абстрактно: “Россия, словно вечность”.

Тургенев — вид дороги из окна дилижанса:

 

…Нехотя вспомнишь и время былое,

Вспомнишь и лица, давно позабытые.

…Многое вспомнишь родное, далекое,

Глядя задумчиво в небо широкое.

 

В раздумчивом речении национальная ленца, покой, и движение в дороге — чисто русское состояние, у другого народа нет. У степных, азиатских — другое, хотя тоже степь, приволье. Тургенев сумел передать генетическое выражение русского состояния покоя.

А. Майков, “Емшан”: “Смерть в краю родном милей, чем слава на чужбине”. Русский поэт пишет о своих врагах. Такое явление только в русской поэзии, Киплинг не написал бы. Николай Некрасов (1873 г.): “Смолкли честные, доблестно павшие”. Н. Языков, “К ненашим” (1884 г., 6 декабря): “Русская земля от вас не примет просвещенья,/ И русский Бог еще велик”. (Позже его обвинили в сумасшествии.)

Русский Бог есть и в народных пословицах, основанных на языческом наследии. Русь — святая (православие), и “Русский Бог еще велик”.

Кольцов — народный поэт, ему не надо обращать внимания на патриотизм, это чувство в нем спит; у Сурикова, у Никитина нет такого обнажения своей любви к Родине. Дворянские поэты сначала вывели, как тему, любовь к Родине, потом это переросло в проблему.

У Макарова “Однозвучно звенит колокольчик…”:

 

…Сколько грусти в напеве родном,

Что в груди моей хладной, остылой

Загорелося сердце огнем.

 

(Чисто русское чувство Родины, без всякого патриотизма.)

Якубович — революционер-демократ:

 

Ярко небо стран далеких,

Но затмить оно не в силах.

Но милей в своих лохмотьях

И слезах страна родная.

 

И. Анненский, “В дороге”. Видит в основном крайности: голод, нищету. Л. Толстой прочитал “Историю России...” С. Соловьева, записал замечания: “Что ж выходит? Из века в век князья режут друг друга, грабят церкви, казну. Кто же строил города, возводил церкви? Ничего не видно! Где народ? — нет в истории Соловьева”. Отрыв страшный, трещина расширилась, бездна. Начало трещины — Лермонтов: “Люблю отчизну я, но странною любовью”. Чужая сторона, родная сторонушка, а где мы? Гнездо: сторона, страна, пространство, сторонняя, посторонний, странник, странный. Здесь отстраненность и от заветных преданий, и от всего, но тянет его — “люблю”. Это дворянское сознание оторванной от народа культуры. “Война и мир” — патриотический начин, но говорят по-французски.

Блок, “Осенняя воля”: “Выхожу я в путь, открытый взорам”. У всех интеллигентов “скудная природа” — устойчивый эпитет. Это нам дорого обошлось. Есенинская “Москва кабацкая” — оттуда. 1908 г.: “Опять как в годы золотые” — дорога, пространство. “Невозможное возможно” — чисто русское, не поэтическое, а логическое. Интеллигенция и народ, поэзия умствования — много ошибок. У А. Белого стихотворение 1908 года “Из окна вагона” – красивость, поза, ложь, игра. “Русь”: “поля моей скудной земли”. Но вот — “Родине”: “Мать Россия, о, родина злая, / Кто же так подшутил над тобой...”. (По чувству Родины ближе, чем у Блока.)

М. Волошин, 1917 г.: “С Россией кончено...” — иудин грех интеллигенции, стихотворная публицистика.

О. Мандельштам, 1917 г.: “Все перепуталось, и сладко повторять: Россия, Лета, Лорелея” (космополит).

Эмигранты: Ходасевич — значительный поэт, чуждый по происхождению, не чисто русский, польская и еврейская кровь, с обостренным чувством отчуждения. Проникновенно написал:

 

Не матерью, но тульскою крестьянкой

Еленой Кузиной я вскормлен…

............................................................

И вот Россия, громкая держава.

Ее сосцы губами теребя,

Я высосал мучительное право

Тебя любить и проклинать тебя.

 

Вскормлен кормилицей, не матерью. Эти комплексы дики для русского человека.

Цветаева, 1934 г.: “Тоска по Родине — давно разоблаченная морока” — интеллигентское представление, но в конце сильный стилистический прием, все умствование отметено: “Но если по дороге куст встает, особенно рябина...”.

Г. Иванов, стихотворение “Роману Гулю”:

 

Что-то сбудется, что-то не сбудется,

Перемелется все, позабудется…

Но останется эта вот, рыжая,

У заборной калитки трава.

…Если плещется где-то Нева,

Если к ней долетают слова —

Это вам говорю из Парижа я

То, что сам понимаю едва.

 

В. Розанов в “Опавших листьях” писал: “Тот русский, кто будет плакать над обглоданным евреями остовом”.

Ахматова: “Если в этой стране захотят поставить памятник мне”. Н. Рубцов — тоже сторонушка: “Тихая моя Родина”. “Россия, Русь, храни себя, храни!” — советский поэт обращается к самой Родине, нет у него высшей категории — обращения к Богу. Это большое снижение. У эмигрантов: “Господи, спаси Россию”. Большая и малая Родина, малая — сторонушка, большая — Отечество.

6. Тема: БЕЗУМИЕ — ВЕЧНАЯ ТЕМА ПОЭЗИИ

XIX век силен вечными темами, воплощением их в поэзии. Сейчас нет вечных тем, все политизировано, растаскано по мелочам. Человек — homo sapiens — человек разумный. Тема — безумие. Пословицы: “Каждый сходит с ума по-своему”; “Когда Бог хочет наказать человека — лишает его разума”. В Евангелии, в 1-м Послании святого Павла коринфянам сказано: “Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом”.

Кассандра, в греческой мифологии дочь Приама и Якубы, патриотка Трои. Ее любви домогался Аполлон, наделил ее пророческим видением, а она его обманула. Тогда бог ее покарал: люди перестали верить вещим словам. От Кассандры нить к лермонтовскому “Пророку” — люди ему не верят.

В мировой поэзии два великих безумца: король Лир — сошел с ума от неблагодарности дочерей и вероломства зятьев. Две старших дочери пели дифирамбы о своей любви к отцу, а Корнелия — “люблю, как велит долг”, ее он посчитал неблагодарной, лишил наследства. А потом две старшие выгнали его в ночь, в степь, в грозу. Все монологи Лира — безумие с прозрением одновременно. В конце он умирает — потрясение человека неблагодарностью и злобой. Второй безумец — Дон Кихот. Достоевский писал, что если бы от человечества ничего не осталось, остался только “Дон Кихот” Сервантеса, то по этой книге узнали бы все человечество. По жанру — это пародия на рыцарский роман. Одно из ключевых мест — вторая часть романа, когда Дон Кихота вернули, применив хитрость, околдовав. Он дома, обо всем рассуждает здраво. Разговор с цирюльником и священником; интересна реакция Дон Кихота на рассказ цирюльника о сумасшедшем. Есть в романе место, которое перекликается с античностью. При Трое, когда убили Ахилла, — спор о доспехах, присудили не Аяксу, а Одиссею. Аякс возмутился и был наказан безумием от Афины. Он стал рубить стадо быков, как Дон Кихот — овец.