Такси! - Анна Дэвис

Проснулась я час тому назад — впервые за долгое время удалось выспаться как следует, без сновидений, без телефонных звонков, без возни рабочих на улице, — и сразу же заботы атаковали меня со всех сторон. Я беспокоилась за Джонни: наведалась к нему утром, по пути домой, и никого не застала. Звонила в дверь минут пять — на случай, если он просто заснул, — но все без толку. Возможно, он напился в сосиску, и это плохо. Еще я тревожилась из-за Эми — из-за Эми и Черил. Надо было взять выходной и остаться с ней, поговорить, разобраться во всем, но нет — потерять деньги для меня оказалось страшнее, чем потерять Эми. Хотя, по правде говоря, это был просто предлог, чтобы смотаться. Эми тем вечером была совершенно чокнутая. И потом, не станет же она и в самом деле спать с этой псиной?

В комнате было совсем темно — немудрено, что я ничего не могла отыскать. Я пробралась к окну и отдернула шторы. Поток света залил царящий в комнате разгром. Я купила квартиру, чтобы устроить тихую гавань, уединенное убежище, безопасное местечко в центре тайфуна, — и полюбуйтесь на это! А чего я ждала — что коробки распакуются сами, а я буду сидеть, как ученик волшебника, и смотреть, как книги прыгают на полки, а ножики — в ящики серванта? Я опустилась на корточки перед старым потрепанным чемоданом и отстегнула ремни. Есть шанс… — Эврика!

Вот они. Оставалось только разыскать какую-нибудь старую коробку для шприца. Просто завернуть его в газету недостаточно — вдруг мусорщики уколются?

Выходя из квартиры с перчатками, газетой и коробкой от корнфлекса, я заметила на коврике конверт. Не требовалось даже поднимать его, чтобы угадать, кто отправитель. Папа вечно покупает такие длинные кремовые конверты. Заказывает их по каталогу целыми пачками. Какой он всегда экономный, мой папочка. Я вертела в руках конверт, и почему-то мне захотелось надеть перчатки. Письмо переслали сюда с моей прежней квартиры. Вышвырнуть бы его, не распечатывая… но меня снедало любопытство.

Дорогая Кэтрин,

Прости, что вторгаюсь в твою жизнь, но я подумал, что ты должна знать: я заказал в церкви заупокойную службу по твоей матери; она состоится 13 октября, в полдень. Ты, конечно же, помнишь, что приближается пятнадцатая годовщина, а меня до сих пор гнетет, что я не организовал тогда похороны как положено. На меня многие все еще злятся, особенно Рой и Джина. Им кажется, что я лишил их возможности погоревать от души. Я не могу смотреть им в глаза. Это было слишком тяжело. Но теперь я понимаю, что совершил серьезную ошибку: мое стремление остаться наедине со своей болью расценили как чувство вины. Некоторые и сейчас скорее перейдут на другую сторону улицы, чем поздороваются со мной.

Я долго колебался. Может, и не стоило бы ворошить прошлое и заставлять людей переживать все заново, но я хочу доказать всем: мне нечего скрывать. И я докажу это всему юроду. И тебе, Кэтрин. Очень надеюсь, что ты приедешь. Мне бы хотелось увидеть тебя.

Надеюсь, у тебя все благополучно.

Папа.

Я живо представляла, как он сидит за столом, в сером свитере и шлепанцах, корябает по листу старой перьевой ручкой, прерываясь, чтобы заправить ее; возится с промокашкой, поправляет очки-полумесяцы… Ручка повисает в воздухе — он подыскивает правильные слова, правильный тон, уважительный, извиняющийся, отстраненный… Я чувствовала запах старого потертого ковра — пыль, табак и время. Слышала тиканье часов. «Генри Читу, с благодарностью за двадцать семь лет в общеобразовательной школе Роджера Стертона, Саффрон-Уолден. Учитель и директор, нам будет недоставать Вашей мудрости».

— Так ты пойдешь? — Винни положила письмо на заляпанный стол и зажгла сигарету.

— Шутишь?

Винни затянулась и сразу начала надрывно кашлять.

— Это на тебя похоже, Вин. Думаешь, с сигаретой легче живется?

Она перестала кашлять и исподлобья взглянула на меня; густые брови почти сошлись на переносице.

— А почему нет?

Приблизился Большой Кев с кофе для меня и чаем для Винни.

— Что — «почему нет»? — Я высыпала мелочь на стол перед Кевином. За напитки платит тот, кто приходит последним, а Винни всегда оказывается здесь раньше других.

— Сама знаешь. Твой папа… Есть шансы наладить все…

— Расслабься, Вин.

Надо остановить ее, пока она не завела душеспасительную тягомотину. Минут десять назад, когда я пришла сюда, Вин как раз читала какую-то психологическую попсу. «Танец души» — вот как она называлась. На обложке красовалась физиономия автора — с безупречной белозубой улыбкой. Ясно, куда уходят его гонорары — дантист, наверное, богаче его самого. Терпеть не могу такие книжонки: бойкие словечки, мудрые советы на все случаи жизни — а суть всегда одна и та же.

— Но почему, Кэт? Он же не прячется от случившегося. Думаю, ты должна дать ему шанс.

— Ни хрена я ему не должна.

Господи, да замолчит она? Я уже не рада была, что показала ей письмо.

— Ладно, не должна так не должна, но от тебя что, убудет, если ты туда съездишь?

— Закрыли тему, Вин.

Я схватила письмо и сунула его в карман куртки. Винни пожала плечами и загасила сигарету.

— Как хочешь. Ты спросила — я ответила. И ты, по-моему, знала, что услышишь. И не спрашивала бы, если бы именно этого слышать и не хотела. Логично?

Она снова закашлялась. За соседним столом Стив Эмбли с Роджем Хаккененом и каким-то незнакомым лысым индюком просматривали бумаги и наворачивали рыбу с чипсами. Стив перегнулся через стол и заорал:

— Винни, заглохни! Аппетит портишь! Винни не смогла ответить из-за кашля. Вместо нее на Стива налетела я:

— Это ты умолкни, придурок! От твоей чавки у кого хочешь кишки скрутит. Или маску надень, или пластическую операцию сделай!

Стив ткнул мне средний палец, а Родж с лысым индюком заржали.

— Таксоперы хреновы, на дух не выношу! — Я отвернулась.

— Плюнь на них, — отдышавшись, сказала Винни и позвала: — Кев, милый, принеси мне еще чашечку!

— Вин, кроме шуток, укороти с сигаретами. У тебя это явно серьезное.

Винни отмахнулась, я увидела два ярко-желтых пятна на ее пальцах.

— Да нет, это грипп. От детей подхватила. Сандра с Томми переболели на прошлой неделе, а сегодня Линди раскашлялась.

— От детей? Ну, мне такое точно не грозит. — Я отхлебнула кофе.

В яблочко.

Винни заулыбалась, ее крупное лицо смягчилось, став похожим на большой засахаренный пончик.

— Подожди год-другой, Кэтрин. Наступит время — будешь штамповать малышей как заведенная.

Я передернула плечами.