Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… Их было несколько десятков, этих сентиментальных строф. Я прочел их все и долго не мог прийти в себя. Потом я заспешил домой. От остановки к дому я почти бежал, но по дороге все-таки заскочил в ларек и купил банку «Кити Кэта» с крольчатиной. Я ввалился в свою квартиру с мыслью о том, что теперь у нас начнется новая жизнь. Но меня никто не встретил. Это было странно, но я, холодея, почти сразу догадался, в чем дело.
Я кинулся в гостиную, где была открыта форточка, в кабинет, в спальню… «Кис, кис, кис, – кричал я в панике. – Серый! Серый!..» Но никто не отзывался. Я вышел на улицу и бродил по двору до темноты, не прекращая звать тебя, и в дом вернулся, лишь окончательно утвердившись в бессмысленности своих поисков.
Я вошел в кабинет и сел за стол. И сразу увидел на нем листочек в линейку из старой записной книжки. Я помнил точно, что не оставлял его тут. Вновь я кинулся в гостиную, залез в шкаф… Твоих записей там, конечно же, не было, они исчезли вместе с тобой. Я вернулся в кабинет и, приглядевшись к листочку, увидел начертанный на нем еле заметный волнистый волосок, длиной не более сантиметра. Я включил микроскоп и скопировал этот знак, а затем, как и вчера, переслал файл лингвистам. Пусть попробуют не переведут.
Ночью я почти не сомкнул глаз. Меня мучили стыд и угрызения совести, меня мучил страх за тебя и надежда, что твоя последняя запись поможет мне тебя найти. А рано утром, едва только начался рабочий день, я ввалился в кабинет заведующего отделом структуральной космолингвистики.
– Что там написано?! – без предисловий потребовал я ответа.
– Я же тебя предупреждал… – отозвался он. – Впрочем, ты придумал довольно необычную систему кодирования, и кое-что мы взяли оттуда на вооружение. Если хочешь, я сделаю реестр, и ты оформишь патент на изобретение. Я и не знал, что ты увлекаешься структуральной лингвистикой.
– Вы расшифровали?! Расшифруйте, пожалуйста, расшифруйте! – твердил я.
– Ты хочешь сказать, что не сам все это закодировал? – наконец дошло до него. – А кто? Какой-то твой знакомый? Он, что – сумасшедший поэт? Но лингвист, кстати, талантливый. Интересно, зачем он этим занимается? Боится, что кто-то украдет его гениальные стихи?
– Расшифруйте…
– Ну, ладно, ладно, – сказал он, наконец. – Сейчас.
Он удалился в лабораторию и вскоре вернулся с листом бумаги в руках.
– На, держи.
Я схватил этот лист и уставился на него, как на змею. Там было одно-единственное слово. Одно-единственное, но оно действительно жалило меня.
«Низость».Пинцет не помог? Запахи рассказали тебе все?
Говорят, я сильно изменился. Прежнюю работу я, во всяком случае, оставил. Какое, право, мне дело до этих булыжников или до этих кремнийорганических волосков, которые так восхищают моих бывших коллег? Даже при том, что как раз я, пожалуй, единственный, кто готов поверить, что они не менее разумны, чем мы, просто, в отличие от нас, не набиваются на общение.
Один мой бывший коллега, зайдя ко мне в гости с бутылкой коньяка, рассказал, что якобы на определенной фазе развития эта грибковая популяция стала излучать какие-то волны и наши лингвисты расшифровали это «волновое послание» как, – «отстаньте вы, в конце концов!» Но над ними только посмеялись.
Почему мы так уверены, что знаем, что такое разум? Почему мы так упорно ищем контакта, но никогда не думаем о том, жаждет ли его другая сторона? А если, в принципе, другой стороне он может быть не нужен, то отвечают ли наши поиски правилам элементарной деликатности? Понравилось бы нам, если бы мы пришли в лес за грибами, а лес вдруг стал бы с нами разговаривать и набиваться в друзья?
Заведующий отделом лингвистики считает меня слегка тронутым гением. И из уважения к этой мнимой гениальности он по моей просьбе распечатал мне твои записи в первоначальном виде. Я много раз показывал их другим кошкам. И дело вовсе не в том, что мне так уж важен пресловутый контакт с ними, дело в том, что они могли бы помочь мне найти тебя. Но ни одна из них не проявила ни малейшего интереса. Неужели ты сам изобрел эту письменность? Или все они более хитры и более скрытны, чем ты? Или ты был не простым котом, а каким-нибудь котом-пришельцем? Нет, в последнее я не верю ни на йоту, в конце концов, я знал твою кошку-мать, она живет на даче у моих знакомых. Или это как раз ты – «слегка тронутый гений»? Тогда ты просто мой брат-близнец.
Впрочем, не в этом дело. Совсем-совсем не в этом. Пожалуйста, вернись. И никаких контактов. Вернись и останься – просто котом.
Я больше не буду, честное слово.
2. Прятки
– Дай авторучку! – услышал Дэн шепот сзади и почувствовал, как ему в спину больно уперлось что-то острое. Опять второгодник Семёнов, по прозвищу Сёма, забыл ручку дома. «И вовсе незачем делать мне больно», – думал Дэн, шаря в портфеле.
– Дай ручку! – не унимался Сёма, словно не видя, что Дэн уже ищет ее, и снова больно его ткнул.
– На, – обернулся Дэн и протянул ручку Семенову. Одутловатое лицо второгодника расплылось в улыбке, глаза превратились в щелочки.
– Молодец, Дениска, хвалю, – сказал он. – Слёзки вытри.
Дэн отвернулся, с досадой утер навернувшиеся слезы и только собрался вслушаться в то, что говорит учительница, как почувствовал всё тот же укол в ту же точку спины, и вновь услышал нудный голос Сёмы:
– Дай ручку.
Гад! Дэн резко обернулся, всем своим видом показывая возмущение. Но Сёму это только позабавило.
– Дай ручку, жадина, – глумливо сказал он, глядя Дэну в глаза.
– Я же уже дал, – беспомощно пробормотал Денис, прекрасно понимая, что Семенов издевается, но не зная, что сказать.
– А ты еще дай, – невозмутимо заявил Сёма.
– У меня только одна осталась.
– Вот и дай. Другу ручку пожалел, да?
«Какой ты мне друг?!» – хотелось крикнуть Дэну, но он понимал, что так будет еще хуже. Он отвернулся, надеясь, что с минуты на минуту прозвучит звонок с урока. Но чтобы сделать очень больно, достаточно и секунды.
– Дай ручку, щенок! – прошептал Сёма грозно, и Денис почувствовал удар острым предметом все в ту же точку спины, но такой силы, что даже вскрикнул, вскочил и обернулся:
– Что тебе нужно, гад?! – закричал он.
– Как ты меня назвал? – глаза Семёнова притворно округлились. – Елена Юрьевна, а он обзывается!
– Денис, – услышал Дэн строгий голос учительницы. – Ты что с цепи сорвался?
Одноклассники захихикали, прекрасно понимая ситуацию и забавляясь ею.
– Он первый начал, – сказал Денис, садясь на место. Елена Юрьевна ему очень нравилась. Она была красивая. И она хотела ему добра. Но нянчиться с ним не собиралась. Так, во всяком случае, она часто говорила ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Нерассказанная история США - Оливер Стоун - Биографии и Мемуары
- Бенджамин Дизраэли - Адам Кирш - Биографии и Мемуары
- Дискуссии о сталинизме и настроениях населения в период блокады Ленинграда - Николай Ломагин - Биографии и Мемуары
- Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей - Марианна Басина - Биографии и Мемуары
- Заходер и все-все-все… - Заходер Галина Сергеевна - Биографии и Мемуары
- Вера Холодная. Королева немого кино - Елена Прокофьева - Биографии и Мемуары
- Книга воспоминаний - Игорь Дьяконов - Биографии и Мемуары
- Из записных книжек 1865—1905 - Марк Твен - Биографии и Мемуары
- Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии - Юрий Зобнин - Биографии и Мемуары
- Юлий Цезарь. В походах и битвах - Николай Сергеевич Голицын - Биографии и Мемуары / История