Через годы и расстояния - Иван Терентьевич Замерцев

переглянувшись с начальником полиции, произнес хмуро:

— Вы, господин генерал, хотите знать только правду? Мы тоже. Что ожидает нас в ближайшем будущем? Зачем расчищать город, если в нем скоро опять начнутся ужасные бои?

В кабинет вошел подполковник Зусманович. Он слышал последние слова и сразу же вступил в разговор:

— Откуда у вас такие сведения?

— Это известно всем. По радио выступал сам Гитлер. Он сказал, что через несколько дней утопит русских в Дунае, а Будапешт снова займут немецкие войска.

— А известно ли вам, что Гитлер в свое время обещал даже захватить Москву и дойти до Урала? — замполит умел говорить веско и убедительно. — Пора бы уж, господа, знать цену таким речам!

— Но на Балатоне действительно идут большие бои, — возразил бургомистр. — Немцы прошли озеро Веленце и приблизились к Будакеси. Это всего в двадцати пяти километрах от нашей столицы.

— В Сталинграде им оставалось сто метров до Волги, — усмехнулся Зусманович. — Но кто сообщил вам такие подробности?

Чорба промолчал. Переводчица спросила его еще раз.

— Один дипломат, — нехотя ответил бургомистр. — Он собирался вчера поехать на Балатон, на свою дачу, да не пропустили. Этот господин сам слышал стрельбу...

— Что же это за дипломат?

— Швейцарский, — буркнул Чорба.

— Ну, источник, видно, не очень надежный, — покачал головой замполит. — А между прочим, служебное положение обязывает вас обоих пресекать различные слухи. И главное, господа, вы можете в любое время получить самые достоверные сведения в советской комендатуре... Гитлеровцы в город не вернутся. Они изгнаны навсегда. Так и объясняйте населению. А что касается артиллерийской канонады, так это закономерно. Война продолжается, а на войне, как известно, и стреляют, и убивают.

Слушая этот разговор, я решил, что сегодня же надо провести мероприятия, которые успокоят население. Но какие? Распорядиться открыть кафе? Отодвинуть комендантский час? Конечно, это внушит людям уверенность, что мы обосновались в городе надолго. Но сначала самое основное — расчистка улиц.

— Господа, кто, по-вашему, хозяин в Будапеште?

Чорба и начальник полиции пожали плечами.

— Разве Будапешт — не венгерский город? — спросил я.

— Венгерский!

— А вы кто?

— Венгры.

— Так почему же вы, оба венгры, не заботитесь о благополучии своей столицы и ее жителей?

Бургомистр и начальник полиции молча смотрели в пол.

— Прошу правильно понять меня, — продолжал я. — Вы заявили, что лишь наблюдаете, как управляет городом господин комендант. Теперь наши роли поменяются. Управлять своим городом, как и положено местной власти, будете вы. Неустанно улучшайте жизнь населения. В этом деле можете полностью рассчитывать на помощь советской военной комендатуры, всех частей и госпиталей нашей армии, находящихся в черте города. За хорошую работу венгерский народ скажет вам спасибо. За плохую с вас строго спросят. Твердо запомните это.

Начальник полиции встал, щелкнул каблуками и четко ответил:

— Так точно!

— Понятно, господин генерал, — негромко сказал Чорба и, чуть помедлив, спросил: — В чем должна выражаться наша помощь фронту?

— Прежде всего в добросовестном выполнении своих обязанностей. Прошу вас, запишите, что требуется сделать немедленно.

Бургомистр достал из кармана блокнот и авторучку. Я развернул схему города, и мы наметили, какие улицы требуется привести в порядок в первую очередь, чтобы обеспечить проезд к понтонному и железнодорожному мостам.

— Кроме того, господа, с завтрашнего дня должны работать все магазины и мастерские. Их владельцы обязаны расчистить подходы к своим заведениям. Одновременно откроются рестораны, кафе и столовые.

— Но ведь нет продуктов, господин генерал.

— Это дело хозяев. Пусть на первых порах кипятят чай. Будет работа, найдутся и продукты. А вечером откройте кино и театры. Артисты, наверное, скучают без дела, да и зарабатывать им надо.

Я видел плохо скрытое недоумение на лицах бургомистра и начальника полиции и чувствовал, что попал в цель. Они пришли сюда с опущенными руками, занятые одной мыслью: вернутся ли в город фашисты? Теперь им, пожалуй, даже и некогда будет думать об этом!

— Но, господин генерал, как быть со временем? — встревожился начальник полиции. — Ведь хождение по улицам разрешается только до двадцати одного часа. Кино и театры не успеют...

— Хорошо. С завтрашнего дня будет отдан новый приказ.

— Дадите ли вы указание советским солдатам, чтобы они помогли нам привлечь жителей к расчистке города? — спросил бургомистр.

— Нет, — резко ответил я. — С эткм покончено. У вас есть полиция. Используйте ее. И вообще, чувствуйте себя полными хозяевами города, издавайте постановления, распоряжайтесь, делайте все, что сочтете нужным.

Бургомистр, оживившись, переспросил через переводчицу:

— Правильно ли я понял господина генерала? Мы можем самостоятельно распоряжаться в городе?

В душе Чорбы, вероятно, царила какая-то неразбериха, он напряженно ждал ответа и даже приподнялся со стула.

— Да. Только с одним условием, чтобы ваши указания и постановления не шли во вред венгерскому народу, не наносили ущерба нашим войскам и нашим союзникам. Пока город находится в зоне военных действий и в Будапеште еще нет вашего правительства, особо важные постановления предварительно согласуйте с комендатурой. Но эта мера временная. Она будет отменена, как только отодвинется фронт.

— Разрешите уйти? — взволнованно спросил бургомистр. — Нам есть над чем подумать. Надо выяснить людские ресурсы и возможности транспорта. Если не возражаете, мы зайдем часа через два.

— Хорошо, — сказал я. — И не забывайте: главное сейчас — расчистка улиц. Времени отпущено трое суток. Мы обязаны уложиться в этот срок. Действуйте быстро.

Тут произошел маленький курьез, о котором стоит упомянуть. Я, как на грех, в конце разговора сделал какой-то резкий жест рукой вверх. В тот момент я совершенно не обратил на это внимания и не придал значения тому, что мои гости с испугом посмотрели на массивную люстру.

Раскланявшись, они быстро вышли из кабинета. А через минуту мой адъютант с улыбкой сказал:

— Посмотрите, товарищ генерал, как умеют бегать эти господа!

Я глянул в окно. Бургомистр и начальник полиции неслись по улице, как говорится, на всех парах.

Не прошло и часа, как они снова были в моем кабинете. Ворвались запыхавшиеся, оттеснив переводчицу.

— Извините, товарищ генерал! — взмолилась она. — Я просила подождать, а меня не послушали... говорят, что комендант приказал действовать быстро и грозил повесить обоих на люстре.

Я от души рассмеялся. Переводчица объяснила бургомистру и начальнику полиции причину моего смеха. На их лицах появилось некое подобие улыбки. Крепко, видно, сидело в этих людях проклятое наследие фашистского режима.