Кодекс бесчестия. Неженский роман - Елена Котова

Он заглянул в кухню, там суетилась жена, дочерей уже увезли в школу. В нагрудном кармане закряхтел мобильный, который Чернявин с ночи поставил на «без звука». Он глянул – Заяц. Пусть подождет, лучше с утра в баньку заглянуть.

– Лида, сауна горячая? – крикнул он, направляясь в сторону сауны.

Ответа он не расслышал. Горячая, конечно, это он раз и навсегда ей велел на носу себе зарубить. Захочет он в сауну с утра или нет – это его дело. А ее дело – чтобы все было готово. Хоть с вечера, хоть с утра.

Вообще-то, Лидка в последнее время вконец распустилась. На работу захотела. В гробу он видал ее работу, чё она делать-то умеет? Как она будет на эту работу ездить? На электричке, что ли? Домработницу вторую придется брать, кому это нужно? Больше всего бесило, что Лида готова бросить дочерей. Водитель их из школы привезет, а где мать? Ни накормить, ни переодеть, ни проследить, чтобы уроки сделали, чтоб ноты, холсты, прочую хрень не забыли. Кто будет учителей ублажать, туда-сюда, подарки, деньги? Работа ей нужна,! А дочери для нее – не работа? Не говоря уже о доме, стирке и прочем…

– Юра, я же с тобой советуюсь, – заявила Лида накануне за ужином, когда Чернявин ей все это втолковывал. – Маше уже семнадцать, Тане – четырнадцать, девочки прилежные, самостоятельные. Я считаю, им даже во вред, что я все время вокруг них кручусь, опекаю. А я могла бы такую работу найти, чтобы не каждый день ходить. Преподавать или в издательство, художественную литературу переводить…

– Нет, я сказал! Тебе чё, денег не хватает?

– Мне не деньги нужны.

– Не нужны… Когда они есть, то не нужны. Не нервируй меня.

Чернявин, конечно, был не святой. С чего бы ему быть святым? Можно подумать, Лида была такая же, как в первые годы после свадьбы. Он к ней… а она… – к стенке лицом. Мужчина он или кто? Денег, слава тебе господи, хватает, девок – тоже. И не подзаборных. Он с удовольствием вышел из парной, нырнул в прохладный бассейн. В кармане халата продолжал кряхтеть поставленный на «без звука» телефон. Чернявин, ополоснувшись, растерся полотенцем, накинул халат и рявкнул в трубку:

– Чё ты, Дим, с утра пораньше надрываешься? У меня сейчас телефон лопнет.

– Ты оба соглашения со своей стороны подписал? – как всегда, радостно закричал Заяц. – Наша встреча с Олечкой прошла прекрасно! Понял?

Чернявин внутренне сжался. Зачем все по телефону? Чтоб обиняками, чтобы темнить легче?

– Все в позитиве, Юрочка, не переживай. Нервный ты очень. Друзьям надо больше доверять. Думаешь, я сам бы не допёр, что надо проложиться, чтоб Костя не смог передумать?

– Не телефон… Деньги нам когда поставят?

– Если все сложится, в четверг вечером деньги придут на комбинат.

– А зачем на комбинат? Пусть на офшоры гонят. Они же поручители.

– Интересные шляпки носила буржуазия… Ни хрена себе! Тридцатка в холдинг идет или куда? Тебе десятка только, причем с возвратом.

– А… ну да… – снова вздохнул Чернявин.

Чернявин физически почувствовал, как его плоть и кровь, его комбинат отделяется от него, отдаляется, уплывает по воздуху, покачиваясь… в чужие, загребущие лапы. А с ним вместе – сорок миллионов долларов. Да еще процентов накрутят.

– Не слышу в голосе радости! – все кричал Заяц. – Тебя что – в холдинг на аркане тащат? Так еще не поздно, откажись, и все.

– Не базарь… Но акции к ним в депозитарий я переводить не собираюсь. Им вожжа под хвост попадет, они акции спишут, а мне по судам бегать?

– Юрик, наглеешь прям на глазах! Для чего кредитор заложенные акции к себе в депозитарий требует, а? Именно для того, чтоб за ними потом по судам не бегать. Тебе не нравится?

Какого черта Заяц все открытым текстом шпарит! Все ж в пятницу уже проговорили.

– Ни хрена, – заорал он, тут же забыв, что разговор по открытой связи. – Если взыскать захотят, никакого безакцептного! Ты это согласовал? За что я тебе… отдал?

– Радостно, что мы с тобой одинаково мыслим. Услышал меня?

Заяц усмехнулся, однако никакой радости его лицо не отобразило. Он показал себе в зеркале язык. В телефон же произнес:

– Рад, что ты рад моему подарку. А ты, оказывается, жук, Юрочка.

– От жука слышу…

Александрова замотала рутина. Дни неслись бешеным галопом в изнурительной чехарде дел – приветствия, бумаги, разговоры, совещания до тупого остекленения. Обед в Туле, где опять съел больше, чем надо. По дороге в Москву – вязкий разговор с чиновником, отказать нельзя, а тому плевать, что Александров измучен, ему свой вопрос решить хотелось. Собственные вопросы Константин в Туле решил только наполовину, придется теперь этих директоров заводов и концернов, что прикидываются на совещаниях простаками, отлавливать в Москве, снова тратить на них время…

Он терпеть не мог вязнуть в мелочах. Его дело – прыгать с одной льдины на другую. А если льдина пошла трещинами, то он уже должен быть на следующей. Мелочи и трещины пусть дотирают подчиненные. Нельзя задерживаться, иначе уйдешь под воду. Надо бежать вперед. Только вперед, к сделке с Mediobanca. Итальянцы не обеспечат Русмежбанку неуязвимость и независимость от самодурства и запретов, тем более – от законов этой страны, где за все платишь нервами, потом и кровью. Изматывающая неповоротливость, привычная тупость – что тульских, что пермских клиентов – тоже не переменятся. И все же, сколько решится проблем! Заполучить Mediobanca акционером! Их соглашение и все разумное, что они там запишут, станет защитой от тех, кому отказать и язык-то не повернется. Броней от их постоянного давления, от попыток посадить к нему в банк, в совет директоров соглядатаев, казачков засланных и просто блатных дуроебов. Все привычные расклады, мешающие работать и даже дышать, – всё будет давить в разы меньше. Крыша? В каком-то смысле.

Глава 6. Сон и явь

В ту ночь Александрову приснился странный сон, что было вдвойне странно, потому что снов он обычно не видел. Катюня хвасталась подружкам, что при всем замоте и измоте, при всей нервотрепке и постоянных пинках, которые муж огребает и в Центробанке, и в правительстве, – бессонницей он не страдает, бог миловал. Ночными кошмарами – тоже. А тут сон.

Ему приснилось, что банка больше нет. Пришли итальянцы и отобрали. Mediobanca оказался связан с итальянской мафией. При этом мафии помогали почему-то Чернявин и – что еще более необъяснимо – Скляр. Сон ощущался как кошмар, но когда Александров проснулся, первым чувством было облегчение. Никуда не надо торопиться, и можно не переться в Тулу, будь она неладна, и в Орел на следующей неделе. Можно спать, обнимать Катюню, можно подумать – впервые за двадцать лет их жизни! – о том, как классно было бы забуриться куда-то вдвоем. Глаза открывать не хотелось. В них не стоял, как обычно, его собственный кабинет в банке и скопившиеся в нем проблемы, вместо них неожиданным образом проступили зеленые холмы то ли Гавайев, то ли Новой Зеландии, где, кстати, они с Катюней еще не были. Это ощущение свободы и странной безмятежности длилось и длилось. Оказывается, он почти забыл, что такое свобода и покой. Но тут же торкнул вопрос: а при чем тут Чернявин и тем более Скляр? Они, что ли, сговорились? И мафия еще. Никакой логики. В пространстве сна законы логики не действуют. Подсознание выписывает свои кренделя. «Крендель, прям как у Гоголя, – усмехнулся он, спустив ноги с постели и мгновенно отрезвев. – Проснулся, а носа-то нет! И ведь не осталось ощущения кошмара. Как будто так и надо. Чушь какая. Эта сделка с Mediobanca довела до паранойи. Тревога точит, что все может сорваться, я останусь с носом (то есть без носа!) и вечно буду мотаться в Тулу, в Орел, окучивать таких, как Чернявин… Это наша родина, сынок, вот, что это значит».

Только не хватало еще сны толковать. Он глянул на часы и ужаснулся. Уже пятница! Неделя пролетела, а толком ничего не успел. Александров побрел делать зарядку, не слушая, что вслед ему запричитала Катюня. Замирал тревожный толчок, от которого он проснулся. Под душем снова отчего-то вспомнил Лиду… Была какая-то неуловимая связь между ней и этим дурацким сном…

Представить себе жизнь без банка Александров не мог. Никто не в силах оставить его с носом. Такое даже в страшном сне не приснится. Но ведь приснилось же! Странно, впрочем, не это, а ощущение, что вместо банка в том сне он приобрел что-то новое, о чем никогда раньше не догадывался, а потому и желать не мог. «Сентиментальность», – хмыкнул про себя Александров, подписывая бумаги в машине и отвечая на звонки. И только он подумал об этом, как раздался звонок, ожиданием которого он жил всю эту вязкую неделю. Какой, к чёрту, сон, в самом деле!

– Костя, звони «папе» в секретариат, тебя ставят на среду. Свяжись с Португаловым, ему срочно нужны записка и все материалы, письмо – в общем, все, что он должен занести.

Ай да Скляр, конкретно за базар отвечает! Так подсуетиться, чтобы за неделю напрячь Португалова выкроить местечко в «папином» графике, на месяц вперед согласованном.