Переворот. Драматургия - Кайркелды Руспаев

Боевики возвращаются, и дежурный вырывает листовку из рук заложника, ударив его резиновой дубинкой, а его подручные собирают листовки, лежащие на земле и находящиеся на руках у других заложников, угрожая пистолетами и дубинками.

Дежурный. (прочитав листовку, рвет на мелкие куски) Все это пустая бравада! Президент бессилен со всеми своими вооруженными силами. Можете не надеяться на него. (боевики уходят, переговариваясь и смеясь)

Мария. (вновь бредит) Ваня! Ванечка! Иди же сюда… почему ты уходишь? Почему не хочешь поговорить со мной? Ты считаешь нас кафирами? Но ведь я твоя мать… или для тебя это уже ничего не значит?

Ее голос заглушает усилившееся чтение Корана. Через некоторое время дежурный вновь возвращается. Он ведет за собой Жамал с дочерью и сыном. Они пораженно глядят по сторонам, на исхудавших людей, на стонущих больных, плачущих детей.

Дежурный. (подойдя к Ларисе) Новиковы – это вы?

Лариса. Да. (замечает Жамал и Гульнару) Тетя Жамал! Гульнара! (не выдержав, она разрыдалась)

Жамал. Лариса! (опускается рядом и прижимает голову девочки к своей груди и гладит по ней) Ну-ну, успокойся. Не плачь. (утирает ей лицо) Что с Марией?

Лариса. (не может успокоиться и говорит, перемежая слова всхлипами) Вот заболела… бредит… зовет Ваню, разговаривает с ним. (смотрит с ненавистью на боевика и тот, кивнув, уходит)

Мария. Лариса, доченька, дай, пожалуйста, воды… дай напиться. Так страшно хочется пить. Ну, пожалуйста!

Лариса. (всхлипывает) Вот, постоянно просит пить… где же я возьму воду?

Жамал. (наклонившись к Марии) Мария! Мария! Ты меня слышишь?

Мария. (приподняв голову) Жамал? Ты?!

Жамал. Да, я… вот и Гульнара с Бериком со мной.

Гульнара. (опустившись на колени) Теть Маша, здравствуйте.

Мария. Здравствуй… Гульнара. Ты… ты не знаешь… где Ваня?

Гульнара. (смутившись, опускает взор) Не знаю. Я его не видела. Он… он теперь такой занятой.

Берик. (сев на колени возле сестры и матери) Здравствуйте, Мария Петровна.

Мария. А… Берик?! И ты… здесь? (повернув лицо к Жамал) Как же так, Жамал?

Жамал. А этот шейх, мусульманин из мусульман, причислил нас к кафирам за то, что я высказала ему в лицо все, что о нем думала. Вот так мы и оказались тут.

Мария. А… Аскар?

Жамал. А что Аскар? Аскар теперь кусает локти, да уж теперь поздно. (трогает больной лоб) Ты заболела?

Мария. Нет… нет, я… просто устала… да, я так устала… я смертельно устала. Мне бы… мне бы отдохнуть… поспать немного. Но… я не могу… так хочется пить… да, так хочется отдохнуть, поспать… а Вани все нет. Где же он? (вновь начав бредить) А! Вот он! (порываясь подняться) Ваня! Ваня! Куда же ты опять? Иди сюда… я здесь… почему ты все время молчишь? Молчишь и проходишь мимо… (бормочет невнятно и горячечно, лишь можно разобрать имя ее сына)

Жамал. (оглядываясь по сторонам) Что же делать, а?

Лариса. (предельно усталым голосом) Даже не знаю…

Жамал. (приподнимаясь) Надо попросить у них воды.

Лариса. Бесполезно. Не дадут. Столько уже просили, даже для детей не дают, даже для кормящих матерей.

Тем временем к ним придвигаются женщины и мужчины, вокруг новоприбывших собирается несколько человек, в большинстве женщины.

Какой-то мужчина. Вы только что из города – как там?

Жамал. Немного лучше, чем здесь. Но там тоже не рай. Сегодня шейх Абдурахман учинил судилище, – одну молодую женщину засекли до смерти, одному парню отрубили руку, двоих девушек высекли, так сказать за нарушение формы одежды, и шейх Абдурахман говорит, что это только начало. Что в КПЗ ногу некуда поставить от преступников, ждущих суда шариата. В городе уже сказывается нехватка продовольствия, все товары первой необходимости отпускаются по специальным карточкам.

Какая-то женщина. (с грудным ребенком на руках) А что в городе говорят о нас? Там хоть знают, что здесь томится столько народу? Что люди, дети умирают? Или считают нас кафирами и думают, что так нам и надо?

Жамал. Да вы что! Вас кафирами считают только шейх и его боевики. Может быть, кто-то и знал правду о вас, а я, например, до сегодняшнего вечера думала, что всех вас давно вывезли из города. А, оказалось, – держат в заложниках. Мой муж сказал намедни… не знаю, стоит ли говорить… но вы же должны знать правду. В общем, тут все заминировано. И шейх в любой момент может взорвать стадион. Вот почему президент и воздерживается от решительных действий.

Женщина. (боязливо оглядывается, прижав к себе ребенка) Значит, мы все тут сидим на взрывчатке?

Жамал. Видимо так. Во всяком случае, так сказал мой муж.

Мужчина. А кто ваш муж?

Жамал. (немного замешкавшись с ответом) Мой муж… он имам городской мечети. Он был посвящен в дела мятежников. Но он не является членом партии Аль Хизб и он против экстремистов.

Мужчина. А ваш муж тоже здесь?

Жамал. Нет, он остался в городе.

Мужчина. В таком случае трудно поверить в то, что он против экстремистов.

Жамал. Нет-нет! Это не так. Просто шейх его использовал… обманул, обманул так же, как он обманывает всех, кто следует за ним. Как вот этих молодчиков. Они ведь не знают, что творят.

Толпа вокруг Жамал увеличилась настолько, что это заметили; на них сосредоточиваются лучи прожекторов, и по мегафону раздается требование разойтись. Люди нехотя возвращаются на свои места, так как к ним уже спешат боевики с дубинками в руках.

Жамал. (поднявшись, громко, чтобы ее услышали все) Люди! Знайте! Стадион заминирован! Мы все здесь заложники. Стадион будет взорван, как только начнется штурм города. Поэтому, нужно что-то делать для своего освобождения. Нельзя сидеть и ждать, когда мы все взлетим на воздух. Да, будут жертвы, кто-то из нас будет застрелен, но это не должно остановить нас. Ведь нам терять нечего, все равно стадион будет взорван, как только президент отдаст приказ штурмовать город. А приказ этот он отдаст! Рано или поздно, он это сделает. Не стоит сидеть и ждать, когда нас уничтожат, как бессловесных овец, которых держат для заклания.

К ней подходят боевики, и она замолкает.

Дежурный. Вы что это – призываете к восстанию? Имейте в виду – по всему периметру стадиона установлены пулеметы, сидят снайпера, и мы откроем огонь на поражение, как только вы попытаетесь что-либо предпринять. И не думайте, что мы дрогнем – таков приказ самого шейха. Так что советую вам сидеть тихо и не подбивать народ на неразумные действия. Что касается того, что стадион якобы заминирован, то это вредная дезинформация.

Жамал. Это не дезинформация. Вам самим стоит задуматься о собственной безопасности, ведь шейх не пощадит и взорвет и вас вместе с нами.

Дежурный. (смеется и к нему присоединяются остальные боевики) Ну-ну! Нафантазируете вы тут. Неужели вы думаете, что мы поверим, будто праведный шейх способен на такое вероломство? Что он готов пожертвовать своими соратниками. Успокойтесь, и вот, поужинайте. (протягивает один термос Жамал, остальные два достаются Гульнаре и Берику) Вот, возьмите, это для вас прислал тот, кого вы подозреваете в вероломстве и способности к злодейству.

Жамал. Кто это?

Дежурный. Вы не догадываетесь? Так знайте – сам шейх заботится о вас, хотя вы пытались осрамить его перед всем народом. Помните о его великодушии и не агитируйте народ против нас.

Жамал. Он что – решил купить нас такой малой ценой? Передайте ему – если он и впрямь такой великодушный, то пусть накормит хотя бы детей и кормящих матерей и позаботится о больных.

Дежурный. Накормит, накормит, как только сочтет нужным. А вы ешьте! Ешьте, мы подождем. Надо забрать термоса.

Тем временем Берик разбирает свой термос и, достав чай, передает Ларисе.

Берик. Лариса, на, выпей чаю.

Лариса делает жадно два-три глотка, но спохватывается и подносит посуду ко рту матери, приподняв другой рукой ее голову. Та никак не реагирует.

Лариса. Мама, на, выпей. Мама! Вот, попей чаю. (плаксиво) Ма-а-ма! Очнись же!

Дежурный вырывает у нее из рук посуду, расплескав чай, и возвращает Берику.

Дежурный. Мальчик, пей сам. Им не положено.

Жамал. (придвигается к Марии с чаем из своего термоса) Мария, на, выпей чаю. (дежурный препятствует, отводит ее руку с чаем)

Дежурный. Я же сказал – им не положено! Пейте сами.

Жамал. Почему? Разве не видишь – она умирает от жажды!