Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного - Игорь Курукин

Однако у нас сейчас нет оснований приписывать смерть Марфы Собакиной чьему-то злому умыслу — исследование не показало наличия в её останках следов яда, а умереть от какой-либо инфекции в XVI веке было гораздо легче, чем сейчас. То, что царь увлёкся Марфой, даже несмотря на её болезнь, можно понять — судя по воссозданному скульптурному портрету, она и вправду была красавицей{24}. К сожалению, мы никогда не узнаем, как выглядела Мария Темрюковна, — лицевая часть её черепа не сохранилась; однако горянки всегда славились своей красотой…

Смерть Марфы помогла Скуратову расправиться и с другими заподозренными «ближними людьми» царя, то есть со старым опричным руководством. А духовенство особым приговором засвидетельствовало, что замужество фактически не состоялось — ибо венчанный муж девства невесты «не разрешил», — и позволило царю следующий брак. В покоях слободского дворца одна за другой появлялись новые хозяйки.

В мае 1572 года государь женился на Анне Колтовской, но в том же году постриг её в монахини. Его пятой женой уже после отмены опричнины, в 1575 году, стала Анна Васильчикова; после её смерти в 1579 году царь жил — очевидно, без венчания — с «женищем» Василисой Мелентьевой. Последней в этом ряду оказалась в 1580 году Мария Нагая. Но Иван IV, кажется, не собирался останавливаться на достигнутом и в конце жизни затеял сватовство к иностранке — Мэри Гастингс, родственнице английской королевы Елизаветы…

В слободе жили и жёны наследника. Уже через год после свадьбы Евдокия Сабурова была пострижена в монастырь — как считается, из-за бездетности; однако едва ли столь короткий срок был достаточен для того, чтобы убедиться в бесплодии женщины. Скорее всего, молодая не приглянулась властному свёкру и тот приказал её сослать. Несчастную, как и её старшую родственницу Соломонию Сабурову (бывшую жену Василия III), отправили в суздальский Покровский монастырь. В этой же обители оказалась и вторая жена наследника, Феодосия Соловая. Дочь рязанского «сына боярского» Михаила Петрова-Солового вышла замуж за царевича в 1574 году, но не сумела за четыре года брака родить ему ребёнка и стала монахиней Параскевой. Третьей женой Ивана Ивановича стала Елена Шереметева, выбранная из множества других девушек в 1581 году. Кажется, этот брак царевича был счастливым, но именно он явился причиной трагических событий в слободском дворце, которые закончились смертью наследника престола, а в итоге — пресечением династии[5].

Как гласит версия, пересказанная папским послом Антонио Поссевино, в ноябре 1581 года Иван Грозный застал невестку в домашней одежде: «Третья жена сына Ивана как-то лежала на скамье, одетая в нижнее платье, так как была беременна и не думала, что к ней кто-нибудь войдёт. Неожиданно её посетил великий князь Московский. Она тотчас поднялась ему навстречу, но его уже невозможно было успокоить. Князь ударил её по лицу, а затем так избил своим посохом, бывшим при нём, что на следующую ночь она выкинула мальчика. В это время к отцу вбежал сын Иван и стал просить не избивать его супруги, но этим только обратил на себя гнев и удары отца. Он был очень тяжело ранен в голову, почти в висок, этим же самым посохом. Перед этим в гневе на отца сын горячо укорял его в следующих словах: „Ты мою первую жену без всякой причины заточил в монастырь, то же самое сделал со второй женой и вот теперь избиваешь третью, чтобы погубить сына, которого она носит во чреве“»{25}. Ссора, как принято считать, произошла 14 ноября, а через пять дней царевич скончался от полученных побоев. После гибели мужа Елена была «пострижена в Новом (Новодевичьем. — И.К., А.Б.) монастыре, во иноцех Леонида, и государь дал ей в вотчину город Лух да волость Ставрову».

Всё это произошло позже, и после этих трагических событий царь навсегда покинул Александровскую слободу. Но и ранее мнительный царь едва ли был спокоен за её стенами — он считал, что окружён недоброхотами и изменниками. С учреждением опричнины он надеялся обрести надёжную опору.

Глава вторая

ОПРИЧНЫЕ ЗЕМЛИ

И иных бояр и дворян, и детей боярских взяша в опришнину, а иным повеле быти в земских. А грады также раздели, и многих выслаша из городов, кои взял в опришнину, и из вочин и ис поместей старинных.

Пискарёвский летописец. XVII век

«Разделение земли и градом»

Москвичи надолго запомнили небывалый царский эксперимент по основанию «опричного» государственного устройства. «…Попущением Божием за грехи наши возъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии на все православное християнство по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину разделение земли и градом. И иных бояр и дворян, и детей боярских взяша в опришнину, а иным повеле быти в земских», — предварял рассказ о том, как «большая беда зачалася», неизвестный составитель Пискарёвского летописца в середине XVII века{1}.

В опричнину Иван Грозный забрал ряд городов на западе, юге и в центре страны. В неё вошли территории, пограничные с Великим княжеством Литовским: Вяземский, Козельский, Белёвский, Лихвинский, Малоярославецкий, Медынский, частично Перемышльский уезды. В центре опричными стали Суздальский и Можайский уезды. В опричнину попали и земли Аргуновской волости Переславль-Залесского уезда вокруг Александровской слободы. Отдельные волости были отписаны и в других местах, в том числе и неподалеку от Москвы: Гжель, Олешня и Хотунь на Лопасне (на границе с Дмитровским и Коломенским уездами), Гусевская волость и сельцо Муромское Владимирского уезда, Домодедовская волость на реке Пахре с заливными лугами, окрестности озёр Селигер (волость Вселуки) и Ладожского (погост Ладожский порог на Волхове), где ловили рыбу для царского стола.

Вошли в опричные владения платившие большие налоги северные земли с черносошным или дворцовым крестьянским населением. Поморские волости и уезды — Устюг, Двинской край, Вологодский уезд, Каргополь, Вага и Галич, Пинега с Мезенью, а также дворцовый Юрьевецкий уезд на Волге, Плёсская волость и Буйгород — должны были составить финансовую базу опричнины. Соляная торговля Севера (Соль Вычегодская) и Северо-Запада России (Старая Русса), Заонежья (Каргополь), Заволжья (Солигалич) и Нижегородчины (Балахна) давала основной доход опричной казне.

В дальнейшем территория опричнины расширялась: «…которые городы поимал в опришнину; а вотчинников и помещиков, которым не быти в опришнине, велел ис тех городов вывести и подавати земли велел в то место в ыных городех, понеже опришнину повеле учинити себе особно». В самом начале 1567 года царь забрал в опричнину Костромской уезд — тамошние дворяне во главе с князем Василием Рыбиным-Пронским участвовали в подаче коллективной челобитной об отмене опричнины. Челобитчики были брошены в тюрьму и биты палками, а главные зачинщики крамолы казнены: «…про тех государь сыскал, что они мыслили над государем и над государскою землею лихо». Но мнительный царь решил не только примерно покарать главных «изменников», но и окончательно произвести «перебор людишек» во всём уезде, тем более что костромичи ранее уже вызывали его гнев. Оттуда родом были недавний глава правительства Алексей Адашев и его «сродники» Ольговы, Путиловы и Туровы — они первыми лишились земель в Костроме. Других костромских дворян Иван IV отправил в ссылку в Казань, а их конфискованные земли стал раздавать для испомещения опричникам. Теперь этот процесс был завершён: примерно треть местных дворян была выселена, остальные попали на опричную службу, что увеличило численность опричного корпуса сразу на 400–500 человек.

К концу того же года в опричнину были взяты те земли Боровского уезда, которые не входили в удел Владимира Андреевича Старицкого, у которого двоюродный брат отобрал Старицу (она стала одной из любимых резиденций Ивана IV). В 1568/69 году в опричнину была включена часть Белозерского уезда; в XVII веке местные жители вспоминали, что «царь Иван Васильевич изволил белозерских помещиков и вотчинников всех из Белоозера перевести в ыные городы, а их поместья и вотчины изволил взять на себя государь».

«Лета 7077 (1569) генваря в 21 день взял царь и государь князь великий Иван Васильевич Ростов град и Ярославль в опришнину». Тогда же в царский удел вошло и Пошехонье. Под самый конец опричнины, после разгрома Новгорода, Иван Грозный включил в неё Бежецкую и Обонежскую пятины Новгородской земли и Торговую сторону самого города, вслед за чем начался вывод новгородских помещиков с этих территорий. Последним, кажется, попал в опричнину подмосковный Дмитров.

В опричнину могли брать не только целые уезды и волости, но и их куски, например часть Ржевского (другая была по-прежнему подведомственна земскому «Тверскому дворцу») и Клинского уездов, а также часть новгородской Шелонской пятины. Царь не раз распоряжался приписать к дворцовым волостям отдельные сёла и деревни опальных или просто чем-либо приглянувшиеся ему земли ни в чём не повинных владельцев. Так, в Углицком уезде он взял «в свою царскую светлость в опришнину» вотчину дворян Раковых. По челобитью самих «дворцовых мужиков» в Тарусе «в опришнину» попало поместье Т. Г. Хомякова, а к опричному дворцовому селу Чаронде Белозерского уезда были приписаны несколько деревень, принадлежавших Кирилло-Белозерскому монастырю. В опричнине же ведались земельные владения особо приближённых обителей. В жалованной грамоте опричному Симонову монастырю от 18 февраля 1566 года на село Дикое Вышгородского уезда говорилось, что монастырских людей судит сам царь или боярин «в опришнине». В 1565/66 году несколько сёл Шаровкина монастыря были отмежёваны «к опришнему городу к Белеву»{2}.