Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

их. Речь, которую он произнес перед общиной равных, была столь пылкой, что привела наших воинов в восхищение. Но тебе известно, что спартанцы не привыкли к красноречию. Мы простодушные, несловоохотливые люди. Однако мы не глупцы. Эфорам, которые вместе с царями управляют нашим городом, было известно о попытках Аристагора завоевать греческий остров Наксос с помощью персов. Он хотел угодить великому царю, когда тот был во Фракии и сражался со скифами на реке Истр. Жители Наксоса отразили нападение, а персидские военачальники возложили всю ответственность за эту неудачу на Аристагора. Тогда он испугался гнева великого царя и воспользовался конфликтом между персидскими и греческими командирами, чтобы начать восстание. Разумеется, греки Азии последовали за ним, и это лишний раз свидетельствует об их желании освободиться от персов. Нам же было хорошо известно, что Аристагор действовал, исходя из личных интересов. Если свобода греков была столь важна для него, с какой целью он пытался завоевать остров Наксос? Словом, у нас были все основания полагать, что его восстание против персов являлось попыткой защититься от гнева великого царя после его возвращения с войны против скифов. Не согласишься ли ты, – продолжил Аристархос, подливая вина в кубок гостя, который внимал каждому слову хозяина, – что трудно доверять человеку, который оказался в безвыходном положении и пытается выдать свои действия за искреннее стремление к свободе. Впрочем, ты, вероятно, знаешь обо всем этом лучше меня.

– Да, кое-что мне известно, – ответил Фидиппид, – но продолжай, пожалуйста, ибо мне крайне интересно узнать твои мысли по поводу этих событий.

– Итак, – продолжил Аристархос, – община равных приняла решение, но окончательное слово оставалось за эфорами и царями. Они уже слышали об этом человеке, и у них сложилось довольно дурное мнение о нем. Мне вспоминается эпизод, который, возможно, вызовет у тебя улыбку. Однажды я был в доме царя Клеомена, у которого как раз гостил Аристагор. В тот день гость недавно проснулся и сидел, пытаясь согреть руки под плащом (в царском доме огонь разжигали только после захода солнца). Тем временем слуга завязывал ему обувь. Маленькая дочь царя, которой едва исполнилось шесть лет, показала на Аристагора пальчиком и воскликнула: «Взгляни, отец, у нашего гостя нет рук!» Клянусь тебе, мне пришлось отвернуться и прикрыть рот, чтобы не разразиться хохотом. Человек, представившийся вождем восстания, даже шнурки себе завязать не мог!

– Выходит, мы, афиняне, чрезмерно доверились Аристагору, – сказал Фидиппид с горькой улыбкой.

– О нет, друг мой. Этими словами я не намеревался критиковать действия афинян, ибо в то время вы проявили немалую щедрость. Решение послать корабли и войска на помощь восставшим, безусловно, не было основано только на просьбе Аристагора. Ведь с Ионией, вашей колонией в Азии, вас связывают кровные узы. Ваше стремление помочь им вполне понятно. Наш отказ был обусловлен естественным недоверием: нам показалось, что этот человек пытался втянуть Спарту в опасную затею, порожденную, в первую очередь, его честолюбием.

– Я понимаю твои слова. Но суть в том, что персы уже в Греции, и свобода всех эллинов под угрозой.

Спартанец задумался, теребя бороду левой рукой, затем продолжил свою речь.

– Понимаю, – ответил он, – что сейчас бессмысленно упрекать вас за события прошлого. Конечно, мы, спартанцы, могли бы заявить, что, если бы Афины не вмешались тогда в дела Азии, то персов сейчас в Греции бы не было. Вы, афиняне, в свою очередь, можете возразить, что если бы тогда Спарта вмешалась в дела Ионии, то экспедиция, возможно, увенчалась бы успехом.

– Согласен с тобой, Аристархос, но сейчас ситуация безвыходная. Спарта обязана выступить на нашей стороне. Вместе мы победим, порознь будем разбиты. Сегодня враг угрожает Афинам и всем городам Аттики, но уже завтра он будет у ворот Коринфа, Мегары и самой Спарты. У царя персов сотни кораблей, с которых могут высадиться десятки тысяч воинов в любой точке Эллады.

– Эту речь ты произнес сегодня на собрании, и она звучит весьма убедительно.

– Ты думаешь?

– Конечно. Если я знаю свой народ, то знаю и то, что твои слова произвели должное впечатление. Ваши правители сделали отличный выбор, отправив в Спарту чемпиона Олимпии, а не политика. Спартанцам легче поверить в доблесть, чем в изящные слова.

– Значит, ты думаешь, что завтра я смогу вернуться в Афины с обещанием немедленного вмешательства вашей армии?

– Скорее всего, ты получишь договор о союзе. Что же касается немедленного вмешательства…

– Что же? – с тревогой спросил Фидиппид.

– Боюсь, тебе придется подождать до полнолуния, когда состоится празднество в честь богини Артемиды. Тогда соберется и совет старейшин для одобрения решения эфоров.

– Но это лишено всякого смысла! – в отчаянии воскликнул афинянин. Затем, заметив, что его собеседник нахмурился, добавил: – Прости меня, но ожидание полнолуния равносильно отказу. Персы могут напасть в любой момент.

Аристархос встревожился и провел рукой по лбу.

– Вы сможете выдержать осаду в городских стенах до нашего прибытия.

– Бросив деревни на разграбление и разрушение? Десятки ничем не защищенных деревень, которым совершенно не на что надеяться. Разве ты не слышал, что натворили персы в Эритрее? Весь остров Эвбея был разрушен, и в конце концов городу пришлось сдаться. Все население было обращено в рабство. Нет, Аристархос, выбора у нас нет. Мы обязаны остановить их на берегу, но без помощи нам не справиться… Боюсь… – уныло закончил Фидиппид и замолчал, опустив голову на руки.

– Я понимаю, – ответил спартанец, нервно шагая по комнате, – но пойми и ты, таков наш закон. Я не понимаю, каким образом…

– Выходит, надежды нет…

– Послушай, Фидиппид, завтра я выскажусь в пользу твоей просьбы, в пользу немедленного вмешательства нашей армии. Это все, что в моих силах. В худшем случае вам придется потянуть время. Полнолуние не за горами, и через неделю мы сможем стоять бок о бок на поле битвы у Марафона. Можешь мне поверить, я говорю совершенно искренне. И это то, чего желает мое сердце.

– Я верю тебе, – сказал чемпион, тепло пожимая руку спартанского воина, – и твои слова меня утешают. Надеюсь, твои сограждане тебя услышат. Я уверен, что вместе мы победим, и тогда настанет мой черед отплатить за гостеприимство, которое ты столь щедро мне оказал. А сейчас прошу меня извинить, я устал и хотел бы удалиться. Пусть ночь принесет совет тебе, благородный Аристархос, а также твоим согражданам, в чьих руках сейчас находится судьба не только моей родины, но и всей Эллады.

– Да будет это угодно богам, – ответил Аристархос, затем встал и проводил гостя в его покои.

– Бритос! Бритос! Беги! Смотри, возвращаются наши воины, первые ряды уже выходят на дорогу из Аргоса!

– Я иду, Агиас, подожди меня!

Два юноши бежали по дороге, ведущей от центра города к северным воротам. Они миновали толпу женщин, стариков