Клуб одноногих - Светлана Тремасова

У самой Лили тоже иногда возникали сомнения: нужно ли ей уже столько лет вести такую жизнь невидимки, но эти сомнения приходили, когда в среде окружающих – мамы и соседей, которым она рассказывала о дочериной работе, – прокатывала волна недоуменного возмущения – ну что это за работа?! Да разве это зарплата?! И тогда Лили делала робкие попытки найти работу другую, более динамичную и поденежней, но, увы, работодатели будто не видели и не слышали ее, и после уже перечисленного – грамотно составлять, исправлять, вычитывать, переписывать и писать тексты на разные темы – просили перечислить, что она умеет еще… и на попытках припомнить, что она умеет еще, Лили заваливалась окончательно. Но однажды одна сердобольная женщина с крашеными в непонятный цвет пышными волосами и мелкими лиловыми точками на лице, увидев, как Лили, краснея и бледнея, не знает, что ответить, подсказала ей, что теперь вместо «переписывать тексты» нужно говорить «рерайтинг», а ко всему перечисленному надо добавлять про умение работать в любом цейтноте, про знание навыков тайм-менеджмента (не важно, знаешь ты его вообще или нет) и обязательно про мобильность и креативность – все то же самое, сказанное по-русски, теперь не годится. И с удивлением, шмыгая носом, Лили наблюдала, как эта женщина, как заданную на дом басню Крылова, рассказывала, что она крайне коммуникабельна, мобильна, креативна и цейтнотна, и с довольной улыбкой без лишних вопросов была принята на работу, где зарплата, по меркам Лили, была просто баснословной. Лили попробовала дома перед зеркалом проговорить все то, что должна была сказать при приеме на работу, теми словами, что подсказала ей женщина, и поняла, что никогда она не сможет сказать это уверенно и всерьез – ей было и смешно, и стыдно, и тем более оттого, что она прекрасно знала русские значения этих дурацких слов.

Так потихоньку поиски работы прекращались и не поднимались до следующего колыхания назойливой общественностью этого вопроса.

Лили на всякий случай дали два диктофона – «главное, запиши разговор, а мы потом расшифруем». Дали список вопросов, научили пользоваться фотоаппаратом, заказали билет…

Мистер Тройлебен был вдохновлен и любую самую сухую газетную речь его уста теперь могли бы перевоплотить в удивительный рассказ о чудесных достижениях человечества, а новенький шредер, стоявший у него на столе – в воплощение самой запредельной мечты этого человечества. Рядом в офисных лотках и подставках были ненавязчиво приготовлены и ждали своей гильотины стопка бумаги, пара CD-дисков, скрепки и другая офисная мелочь, которую новенький шредер был готов шутя перемолоть.

Мистер Тройлебен почему-то очень долго выбирал сегодня галстук: ему хотелось надеть раритет – с темно-синими завитками на серебряном фоне – семидесятых годов времен Советского Союза, но в последний момент он сменил его на беспроигрышный в мелкий горошек – журналисты ведь любят писать о разных мелочах, а заскок на галстук семидесятых в статье будет неуместен.

Скоро секретарь объявила о приезде ожидаемого журналиста, и в кабинет вошла Лили… Лили, увидев мистера Тройлебена, решила держаться так, что не обнаружит их прежнего знакомства, если мистер Тройлебен того не захочет. Мистер Тройлебен… вызвал своего помощника и сказал, что тот ответит на все ее вопросы в зале для презентаций. Лили с помощником вышли.

Оставшись один, мистер Тройлебен несколько минут задумчиво сидел за столом – впервые за несколько лет он почувствовал покой и освобождение: все мысли вдруг куда-то испарились, и было безумно хорошо в этом пространстве, в котором все растворилось, и будто бы оставалось и не было одновременно. Потом он вспомнил серебряный галстук с темно-синими завитками и понял, почему так хотел его надеть. Вот уже второй раз встреча с Лили дарила ему прекрасные минуты безоблачного отдохновения, какие бывали, наверное, только в детстве, когда качался на качелях и ощущал, что не ему приходится гнаться под действием времени, а он сам, качаясь, время создает…

Мистер Тройлебен снял с себя галстук, развязал, сунул его широким краем в шредер и нажал на кнопку. Машина загудела, и тут же в лоток потянулась тонкая лапша в мелкий горошек.

Лили все сделала: записала разговор на два диктофона и еще коротко набросала для себя в блокноте, и даже фотографии, как потом оказалось, у нее получились. Обратно она тоже ехала в автобусе, и чувствовалась уже усталость от рано начавшегося и насыщенного дня. Но день еще не закончился. Еще светило солнце, тоже заметно подуставшее за день, по голубому плыли белые облака, и Лили, сидя у окна, думала, что вздремнет часок-другой, убаюканная качкой. Но – нет. Облако на глазах у Лили медленно превращалось то в крокодила, то в коршуна, то в ящерицу… «Вот и я, – думала Лили, – плыву по небу, смотрю на землю, со мной происходят разные метаморфозы – то курица, то рак, – и я счастлива». И автобус быстрым целенаправленным ходом не мог обогнать безмятежно плывущую в небе Лили…

Глава шестая

О том, как И. В. пошла к невропатологу

В начале октября на Рождественской решили отпраздновать день рождения сынули. Купили сладостей, выставили яблоки, сливу и крыжовник, сладкую квашеную капусту, черносмородиновый морс и свежий яблочный сок, наварили желтой рассыпчатой картошки. Серафим принес апельсинов, развел костер и жарил шашлыки из курицы. Из парка, где работала Валентина, перекочевали во двор старые качели-лодочки – когда их выкорчевывали из парковой земли, нам с Симой удалось уговорить мужиков перевезти качели на пустырь возле сараев и совместными усилиями их здесь вкопать. В раскрытые окна из выставленных колонок звучала музыка. На день рождения пригласили весь класс и Ирину Владимировну.

– Весь класс?! Это ж такие расходы! – вырвалось у И. В., когда Лили позвала ее на праздник.

– Ну что вы, – сказала Лили, – мы купим только кур и сладости, а праздновать будем прямо во дворе!

И. В. покосилась на нее недоверчиво.

Тем не менее, в пятницу, сразу после уроков, она привела на Рождественскую всех одноклассников сынули. День был осенний, довольно безрадостный, сухой, ветреный, хотя во дворе за калиткой ветер не буйствовал. Изредка задували его ослабленные струи со стороны пустыря, возникшего от снесенных домишек – школа, обновляясь, расширила горизонт своего двора, благоустроилась, отгородилась чугунной с завитками решеткой, а по эту сторону остались нанесенные земляные холмы, заросшие бурьяном, и между ними, как памятник первому предпринимателю нашей округи – Славке Огурцову, туалет, тот самый, до которого он не дошел и был застрелен.

Сначала, для порядка, детей посадили за составленные в ряд столы, укрытые остатками обоев. Одноклассники нестройным хором поздравили именинника, стоявшего во главе стола. И. В., приобняв его за плечо, громко высказала пожелания от имени всего класса, мы с Лили стояли по бокам, как свидетели. Потом снова под дирижерской рукой И. В. все еще раз, уже стройнее и громче, крикнули «по-здра-вля-ем!» и после тихой команды «ну а теперь ешьте» принялись хватать с тарелок поджаренные куски мяса и к чему кто потянулся.

Именинник сел, я вспомнил, что мы забыли про салфетки, и пошел в дом, Лили проверяла, всем ли всего хватило, а к Ирине Владимировне вовремя подоспел Серафим, от которого она сперва испуганно отшатнулась. Серафим посадил ее возле костра на большую колоду, укрытую фуфайкой, а сам сел на чурбачок, поближе к огню, чтобы следить за мясом. Здесь у Симы стоял маленький столик, на который он и разложил перед И. В. шампур со свежеподжаренным мясом, стакан сока, капустку и огурчики, и, конечно, апельсин, а возле стакана с соком поставил маленькую стопочку с водкой, налил и себе: меня зовут Серафим, Сима. И. В. хотела было отказаться, но Сима хитро и очень обаятельно улыбнулся, стукнул по стопочке стопочкой и глотнул. И Ирина Владимировна выпила. Когда мы с Лили к ним присоединились, они уже говорили о пикниках и как лучше замачивать мясо.

Потом И. В. и Серафим водили с детьми хороводы, играли в кошки-мышки – каждый получил в подарок колокольчик, а тех, кому не хотелось играть с ними, развлекали мы с Лили – катали на качелях, кидали дротики в нарисованную на заборе мишень, стреляли присосками в пластиковые бутылки, рисовали клюквенным морсом и акварелью на скатерти из старых обоев…

И. В. терпеливо ждала. Она боялась показаться навязчивой, но вот уже неделю Серафим не появлялся и ей не звонил. Лили тоже не поднималась в класс, да если бы и поднялась, И. В. не стала бы спрашивать о Симе. Не стала бы. Поэтому и не вызывала, но надеялась столкнуться с ней ненароком на улице и, выходя из школы, вглядывалась в похожие фигуры, оглядывая школьную площадку, и по пути домой – может, Лили ходила на рынок и идет обратно… и, может, она сама ненароком скажет, куда подевался Серафим.