Секреты самураев. Боевые искусства феодальной Японии - Оскар Ратти

Легкость, с которой японцы прибегали к вооруженному и невооруженному насилию, на взгляд западных наблюдателей, как, впрочем, и самих японцев, объяснялась их характером, их особой интерпретацией роли человека в реальности и их традициями.

Иезуит Франциск Ксавье (1506–1552) был в числе первых европейцев из тех, кто отметил, что японцы являются «крайне воинственной» нацией, а много веков спустя даже такой эстет, как Окакура Какудзо[3] (1863–1913), все еще называл своих соотечественников «свирепые воины».

После VII века, с принятием китайской системы политической централизации и признанием императорского двора в качестве ядра расширяющейся однородной нации, все кланы начали поставлять солдат для единой армии. При этом применялась система общего призыва, которая, хотя и не пользовалась всеобщей любовью, была единственным возможным ответом на постоянные приграничные сражения с племенами аборигенов, неохотно отступавшими под натисками постепенно расширяющейся по всему архипелагу новой империи.

Однако военный призыв на общей основе вряд ли мог быть в это время постоянной системой, поскольку члены клана, призывавшиеся к оружию, в то же время (по большей части) являлись земледельцами, которые производили единственные средства существования, доступные для новой нации. В конце концов, существование за счет завоеваний возможно лишь в том случае, когда завоеванные народы имеют большие богатства или развитую систему производства, способную послужить на благо завоевателя. Нет никаких оснований полагать, что в Древней Японии местные аборигены обладали подобными ресурсами. Японские кланы сражались преимущественно с кочевыми племенами, у которых сельское хозяйство находилось в зачаточном состоянии, а свои повседневные потребности в пище они удовлетворяли за счет охоты и примитивного собирательства, как и большинство кочевых племен Северной Азии. Единственным их богатством была сама земля. Таким образом, можно предположить, что мощные военные организации, возникавшие в то время, были составной частью колонизаторской политики, поддерживающей близкое родство между японским солдатом и японским крестьянином – зачастую они оба (как и римские легионеры) были одним и тем же человеком.

Если такое предположение кажется достаточно разумным в отношении большого количества членов клана, носивших оружие, то у нас имеются все основания сделать предположение и о наличии малочисленной, но более стабильной группы воинов, получавших свою профессию по наследству. Например, на границах военные организации офицеров и ветеранов заботились о поддержании условий, необходимых для экспансии на территории, находящейся под военным управлением, – преемственности и профессионализма. По мнению большинства историков, феодальные воины, которые в начале XVI столетия хлынули из провинции в центр политической власти, вели свое происхождение именно из таких военных организаций. Эти тесно сплоченные группы находились под командованием офицеров, которые посвятили всю свою жизнь изучению таких боевых искусств, как кюдзюцу, яридзюцу, кэндзюцу (использование длинного тати) и дзобадзюцу, – искусств, считавшихся древними даже в X веке, когда началось восхождение воинского сословия к вершинам власти.

Следовательно, можно сделать вывод, что будзюцу начало обретать форму вместе с древними кланами Японии и с тех пор следовало за ними в той или иной степени. Любые попытки проследить происхождение будзюцу еще глубже неизбежно столкнутся с неизмеримо более сложной проблемой происхождения агрессии у человека.

Что кажется бесспорным, даже когда мы обращаемся к таким древним временам, как эпоха формирования первых удзи, так это клановая природа будзюцу – приверженность теориям и методам боя, принятым собственным социальным образованием, и исключение (часто навязанное насильственно) всего того, что принято другими социальными образованиями. Это было характерной особенностью в течение всей феодальной истории Японии не только внутри воинского сословия, которое, в конце концов, изначально имело клановую структуру, но во всех остальных социальных классах, чьи члены организовывали гильдии и корпорации в соответствии с вертикальной структурой древнего клана. Даже религиозные секты Японии, казалось бы защищенные от мирской суеты и жесткой конкуренции универсальной простотой буддистского братства, обычно строили свои религиозные или мистические организации по образцу клана. Этому образцу до сих пор во многом следуют почти все современные клубы и организации Японии, где практикуются как древние, так и современные формы будзюцу. И возможно, вследствие доминирования японцев во всех специализациях будзюцу (по крайней мере на высшем уровне) подобную тенденцию часто можно встретить даже в западных клубах, где происходит обучение японским боевым искусствам.

Если мы желаем прийти к правильному пониманию и осмыслению всех основных и второстепенных специализаций боевых искусств, то нам следует рассмотреть более детально природу, историю и роль различных социальных классов Японии, которые были неразрывно связаны с будзюцу после его появления в эпоху формирования кланов и которые вносили свой вклад в его эволюцию и развитие на протяжении всех последующих эпох. Именно такой анализ содержится в части I.

Таблица 2. Хронология японской истории

Часть I

Носители будзюцу

I

Буси

Возвышение воинского сословия

Воинское сословие (букё) начало играть определяющую роль в истории Японии в течение X и XI веков (конец эпохи Хэйан) по мере того, как власть императора, номинального главы клана Ямато, стала медленно, но неуклонно идти на убыль на фоне постоянной междоусобной борьбы придворной знати. В течение этого периода аристократические кланы (кугё) бесконечно сражались друг с другом, если они не воевали против могущественной организации воинственных жрецов и монахов возле Нара. Этот феномен можно проследить до середины VI века, когда сравнительно молодой клан Сога бросил вызов могуществу пяти древних кланов: Отомо, Кумэ (Кумэбэ), Имибэ, Мононобэ и Накатоми.

Члены динамичного и необычайно талантливого рода Сога в конечном итоге сумели внедриться в императорскую линию наследования престола, используя для достижения своей цели все подручные средства. Два принца из императорской семьи были убиты в результате их «интриг, которые закончились убийством императора Сюсуна (591), – единственное преступление подобного рода, открыто признанное японскими историками» (Brinkley 2, 42–43).

В это время страна также была охвачена волнениями, вызванными столкновением между монотеистическим буддизмом и пантеистическим анимизмом коренной религии (синто). Распространение первой доктрины, с ее мистической окраской действительности, подчеркивало верховный авторитет императора-жреца, что делало его еще более привлекательной мишенью для тех могущественных и амбициозных аристократов, которые хотели во что бы то ни стало присвоить себе эту власть. Однако борьба кланов не всегда была связана с кровопролитием. Члены клана Сога также прославились в японской истории как искусные дипломаты – они управляли страной либо напрямую, как регенты (сэссё) и канцлеры (кампаку)[4], либо косвенно как родственники императора с отцовской или материнской стороны и его мудрые наставники. Эта традиция в конечном итоге была прервана Каматари, главой древнего клана Накатоми. В результате его усилий «семейство Сога было устранено – эвфемизм, означающий, что каждый мужчина, носивший фамилию Сога, а также старики, юноши и дети были преданы мечу. Таким способом решались подобные проблемы в древности, и он продолжал использоваться на протяжении всего Средневековья и даже в сравнительно недавние времена» (Brinkley 2, 43).

В соответствии с тем, что к тому времени стало политическим обычаем страны, Каматари номинально вернул власть императору, но оставил за собой и членами своего клана (по указу императора, получившего имя Фудзивара, или «поле глициний») все те должности, через которые эта власть реально осуществлялась. Со временем клан Фудзивара стал самым могущественным среди всех потомков древних кугё.

В результате опустошения, которым характеризуется эпоха Хэйан за фасадом своей внешней роскоши, в политическом центре нации возник вакуум власти, и непреодолимые силы истории бросили в этот водоворот новый класс людей. Они формировали военную аристократию того сорта, которая, по крайней мере изначально, была исключена из политического процесса принятия решений. Основной функцией этого класса было расширение и защита границ нации. Таким образом, его члены наследовали те боевые традиции, которые были прерогативой древних аристократических кланов до того, как они все сосредоточились вокруг императорского двора – сначала в Нара, а затем в постоянной столице Киото.