Сдвиг - Алексей Евтушенко

– С одним условием, – скучным голосом произнес Иван Гордеевич.

– Каким? – настороженно осведомился Леня.

– На котиков и сиськи не отвлекаться.

– Тьфу на тебя! – фыркнул Максимчук и, не выдержав, засмеялся. Хотя им обоим было совсем не до смеха.

5

Никуда я, конечно, не убрался. Сел в машину и для начала решил проехать город из конца в конец и обратно по разным маршрутам. Уже было совершенно понятно, что много лет назад здесь произошла некая катастрофа с большими человеческими жертвами. Но какого рода катастрофа? Это важно было выяснить. Хотя выбор последующих решений был у меня невелик в любом случае: или оставаться ночевать в Эйнштейне, или уезжать из него.

На относительно целый газетный киоск я наткнулся буквально через триста метров, за первым поворотом, напротив запущенного сквера с высохшим фонтаном. Причем чуть было не проехал мимо, скользнув взглядом по едва различимой надписи сверху: «Союзпечать». Можно понять – газет и журналов на бумаге я не покупаю, а киоски с такими же надписями видел последний раз в далеком детстве. Однако в последний момент, когда киоск уже остался позади, что-то все-таки щелкнуло у меня в голове, и я остановил машину. Вышел, настороженно огляделся и направился через дорогу к киоску.

Некогда он был выкрашен синей краской, но теперь краска выгорела, местами облезла, и в пролысинах виднелась обычная неламинированная древесно-стружечная плита. Я обошел киоск сзади, потянул на себя фанерную, болтающуюся на одной петле дверь. Пусто. Мелкий мусор на полу, паутина по углам, колченогий стул, готовый, кажется, развалиться от одного моего взгляда.

А это что?

Наклонившись, я заметил под прилавком край пожелтевшей от времени газеты. Осторожно, чтобы не рассыпалась, вытащил газету на свет божий, аккуратно сдул пыль с первой полосы. «Правда», орган Центрального Комитета КПСС. Сверху девиз: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» И дата – 19 августа 1987 года, среда. Цена 3 коп. Однако.

Внутри киоска я чувствовал себя неуютно – его ветхие дээспэшные стены не давали никакой защиты, но при этом намертво перекрывали обзор. Поэтому вышел наружу и, время от времени оглядываясь по сторонам, бегло проглядел газету.

На первой полосе крупно, на всю ширину, шел заголовок: «К Коммунистической партии Советского Союза, советскому народу и всему прогрессивному человечеству! Обращение Центрального Комитета КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и правительства Советского Союза. Ниже обычным петитом набрано: «Товарищи! Братья и сестры! Друзья! В эту тяжелую годину, когда страшная болезнь, унесшая сотни и сотни миллионов жизней, угрожает существованию самой нашей цивилизации, как никогда важно оставить прежние раздоры между странами, правительствами и политическими партиями и сплотиться перед лицом общей беды…»

Это было зрелище, достойное виртуальной кисти какого-нибудь модного компьютерного художника-постапокалиптика: посреди мертвого города, прислонившись плечом к киоску «Сюзпечать», стоит молодой мужик с пистолетом за поясом и внимательно читает старую газету. И ни одной живой души вокруг.

Но об этом я подумал потом. А сначала, по мере чтения, мне становилось ясно лишь одно: я уже ничего не понимаю. Судя по информации, которую я получил из газеты, в мае 1986 года усилиями советских, а затем норвежских бурильщиков из-под толщи антарктического льда вырвался древний смертельный вирус. К 19 августа 1987 года – дате выхода этого номера, в живых на Земле оставалось по приблизительным данным около двух миллиардов человек. Из пяти, что населяли планету до Катастрофы (именно так, с заглавной буквы была названа пандемия доселе неведомой болезни, от которой не было спасения). Это без учета поселений на Луне и Марсе, насчитывающих несколько тысяч колонистов.

Вот эти сведения и вызывали у меня полный разрыв шаблона. Какой еще, на фиг, смертельный вирус? Какая Катастрофа? Какие колонии на Луне и Марсе? В моем мире чаще всего умирают от сердечно-сосудистых заболеваний, вызванных нездоровым образом жизни, и от рака. А на Луну последний раз летали американцы, если мне не изменяет память, в начале семидесятых годов прошлого века. Катастрофой же с большой буквы иногда называют холокост – целенаправленное уничтожение немцами евреев во время Второй мировой войны. Шесть миллионов евреев, кажется, были уничтожены. Жуткая цифра. Но все равно не идущая ни в какое сравнение с тем количеством жертв, о котором писала «Правда». Хотя, конечно, между убитыми по национальному признаку и умершими от вируса есть разница и немалая… Стоп, не о том думаю.

Что получается?

Одно из двух: либо я стал невольной жертвой грандиозной фальсификации, затеянной кем-то с неведомой мне целью, либо вокруг меня и впрямь мир, в котором люди вымерли от пандемии смертельной болезни. Но предварительно успели основать колонии на Луне и Марсе.

И какую же версию мне принять (версия, где я сошел с ума и стал жертвой собственного больного воображения, была отвергнута сразу, по причине ее упадничества и полной неконструктивности)? Будем честны. Первая мне нравится больше – не такая страшная. Но более похожа на правду именно вторая. Значит, из нее и нужно исходить. Скорее всего, было так. В силу каких-то неизвестных факторов на дороге, по которой я ехал, образовался некий портал в другой мир. Присутствие оного портала было весьма явно обозначено шапкой белого плотного тумана, куда я по собственной дурости и въехал, подвергшись затем натуральной массированной атаке грозовых атмосферных разрядов в виде молний. После чего оказался в похожем на мой, но совершенно ином мире. Каковой теперь мне и надлежит исследовать, дабы понять, как здесь выжить и каким образом вернуться обратно. Потому что вы, как хотите, а я оставаться здесь долго не намерен. Уж больно неуютно.

«Да, выглядит это все как полный и окончательный бред сумасшедшего, – думал я, – но это нормально, так и должно быть. Параллельные миры встречались мне доныне лишь в фантастических романах и фильмах, а если фантазии писателей и сценаристов на глазах превращаются в реальность, то как, спрашивается, они должны выглядеть? Плевать, пусть выглядят как хотят. Думать нужно не об этом. Поменьше эмоций и побольше рацио. Значит, первым делом нужно подыскать безопасный ночлег и желательно что-нибудь пожрать. Потому что, чует мое рацио вместе с эмоцио, не выбраться мне отсюда так быстро, как хотелось бы. Ох, не выбраться».

И тут же, словно Венера в ясном вечернем небе, зажглась и набрала яркости новая мысль: «Быстро не выбраться – это ладно. Все гораздо хуже. Потому что если это и впрямь мир, где человечество вымерло практически в одночасье от смертельного вируса, то где, спрашивается, гарантия, что этот долбаный антарктический древний микроорганизм до сих пор не притаился в местном воздухе и воде? Только и дожидаясь момента, как бы заполучить очередную жертву. То бишь меня любимого. Мало того, дорогой мой Данечка, нет никакой гарантии, что этот вирус уже в тебя не проник и не начал веселье. Если он сколько-то там тысяч, а то и миллионов лет подо льдами Антарктиды просидел и не сдох, то что ему каких-то тридцать лет на воле вольной?» Вот тут-то, когда я эту мысль осознал, мне стало по-настоящему тоскливо. «Хреново уже одно то, что нахожусь я тут с утра и дышу этим воздухом. Еще и скелеты разные осматривал, нудак на букву «М». По карманам жмуриков лазил, предположения строил. Шерлок Холмс, семь два твою мать. Да как только ты этот город Эйнштейн и брошенный блокпост в бинокль разглядел, надо было прыгать за руль, разворачиваться и гнать куда подальше. Ага. Куда подальше-то? Если то, что написано в газете, правда (а это подтверждают – ха-ха! – название газеты и мои собственные глаза), то спрятаться от вируса нельзя. Только в колониях на Луне и Марсе. И что теперь, на Луну лететь? Или на Марс? Хотя до Луны, конечно, ближе. Ну давайте, я готов. Где ракета? Черт, что же делать-то?..»

Прерывая ход моих совсем невеселых мыслей, с верхушки ближайшего дерева громко каркнула ворона и тут же снялась в полет, держа курс на запад, в сторону давно перевалившего за полдень солнца. За ней, тоже с карканьем, последовала вторая и третья. Я проводил летучих пираток глазами и насторожился. «Следите за птицами, – учил нас, помнится, старший лейтенант Холод. – Они опасность первыми видят и чуют. И соответственно реагируют».

Прислушался. Тихо, как было и прежде. Даже вороны, скрывшись из глаз, умолкли где-то вдали. Видать, сказали одна другой, что хотели. Еще бы знать, что именно… Только ветерок шелестит в начавшей желтеть листве да поскрипывает где-то едва слышно под тем же ветерком то ли открытая дверь, то ли оконная рама. Ну, или флюгер. Хотя откуда здесь флюгер? Город-то новый, построенный в чистом поле по воле партии и советского правительства с целью дальнейшего проникновения в тайны природы и во имя торжества советской науки. Эк меня тащит. Ведь и не рос, кажется, при советской власти, а все нужные слова откуда-то сами выскакивают. Генетическая память, не иначе.