Наш человек в Гаване - Грэм Грин

— Вы меня совсем не поняли, — сказал Уормолд.

— Сегодня вечером сеньорита идет на концерт.

— Откуда вы знаете?

Лопес оставил этот вопрос без ответа.

— Пока ее не будет, я приведу вам одну молодую даму, вы ее посмотрите. Если она вам не понравится, приведу другую.

— Нет, нет! Мне нужны совсем не такие услуги, Лопес. Мне нужно… словом, я хочу, чтобы вы глядели в оба, не зевали и сообщали мне обо всем…

— Насчет сеньориты?.

— Боже мой, да нет!

— Так о чем же мне сообщать, сеньор Воммольд?

— Ну, о всяких таких вещах… — сказал Уормолд.

Но он понятия не имел, о каких вещах может сообщать ему Лопес. Из длинного перечня ему запомнились только несколько вопросов, и ни один из них, по-видимому, не подходил — ни «Коммунистическое проникновение в армию», ни «Точные данные об урожае кофе и табака за последний год». Правда, оставалось еще содержимое корзин для бумаг в учреждениях, где Лопес ремонтировал пылесосы, но, конечно же, Готорн шутил, говоря о деле Дрейфуса, — если только такие люди вообще могут шутить.

— О каких вещах?

Уормолд сказал:

— Я сообщу вам потом. А теперь ступайте в магазин.

Был час коктейля, и в «Чудо-баре» доктор Гассельбахер с удовольствием допивал вторую рюмку шотландского виски.

— Вы все еще нервничаете, мистер Уормолд? — спросил он.

— Да, нервничаю.

— Все из-за пылесоса… атомного пылесоса?

— Нет, не из-за пылесоса.

Уормолд допил свой «дайкири» и заказал второй.

— Сегодня вы торопитесь пить.

— Вам, наверно, никогда не были до зарезу нужны деньги, Гассельбахер. Еще бы, у вас ведь нет детей.

— Скоро у вас их тоже не будет.

— Да, наверно. — От этого утешения ему стало так же холодно, как и от «дайкири». — Но когда это время придет, я бы хотел, чтобы мы с ней были где-нибудь подальше отсюда. Не желаю, чтобы Милли сделал женщиной какой-нибудь капитан Сегура.

— Понимаю.

— Недавно мне предложили деньги.

— Да?

— За информацию.

— Какую информацию?

— Секретную.

Доктор Гассельбахер вздохнул и сказал:

— Счастливый вы человек, мистер Уормолд. Такую информацию давать легче всего.

— Почему?

— Если она очень уж секретная, о ней знаете вы один, и все, что от вас требуется, мистер Уормолд, — это капелька воображения.

— Они хотят, чтобы я вербовал агентов. Скажите, Гассельбахер, как вербуют агентов?

— Их тоже можно придумать, мистер Уормолд.

— Вы так говорите, словно у вас в этом деле огромный опыт.

— Я человек опытный только в делах медицины. Вы читали когда-нибудь объявления о секретных лечебных средствах? Средство для ращения волос, раскрытое на смертном одре вождем краснокожих… Если речь идет о секретном средстве, можно не сообщать его состав. К тому же в каждой тайне есть что-то заманчивое, люди верят… может быть, это остаток веры в колдовство. Вы читали Джеймса Фрэзера? [14]

— Вы знаете, что такое книжный шифр?

— Все-таки не рассказывайте мне лишнего, мистер Уормолд. Я ведь не торгую секретами — у меня детей нет. И, пожалуйста, не придумывайте, будто я тоже ваш агент.

— Нет, это не выйдет. Им не нравится наша дружба, Гассельбахер. Они хотят, чтобы я с вами не встречался. Они вас проверяют. Вы знаете, как они проверяют людей?

— Не знаю. Будьте осторожны, мистер Уормолд. Берите у них деньги, но не давайте им ничего взамен. Вы плохо защищены от таких, как капитан Сегура. Лгите, но не связывайте себе рук. Они не заслуживают правды.

— Кто «они»?

— Королевства, республики, словом, державы. — Он допил свою рюмку. — Мне пора, пойду посмотрю на посевы моих бактерий, мистер Уормолд.

— У вас что-нибудь получается?

— Слава богу, ничего. Пока ничего не получилось, у вас все еще впереди, правда? Какая жалость, что лотерею в конце концов всегда разыгрывают. Каждую неделю я теряю сто сорок тысяч долларов, и вот я опять бедняк.

— Вы не забудете про день рождения Милли?

— Может быть, проверка даст плохие результаты, и вы не захотите, чтобы я пришел. Главное — помните: пока вы лжете, вы не приносите вреда.

— Но я беру у них деньги.

— У них нет других денег, кроме тех, которые они отнимают у таких людей, как мы с вами.

Он толкнул дверь и вышел. Доктор Гассельбахер никогда не говорил о морали — мораль ведь не имеет отношения к медицине.

Уормолд нашел список членов Загородного клуба у Милли в комнате. Он знал, где его искать — между последним выпуском «Ежегодника любительницы верховой езды» и романом мисс Пони Трэггерс «Белая кобыла». Он вступил в Загородный клуб, чтобы найти подходящих агентов, и вот они все выстроились теперь перед ним в две колонки, занимая больше двадцати страниц. Глаз его уловил англосаксонское имя — Винсент К.Паркмен; может быть, это отец Эрла. Уормолд решил, что правильно будет сохранить с Паркменами семейные отношения.

К тому времени, когда он сел шифровать, он выбрал еще двоих — некоего инженера Сифуэнтеса и профессора Луиса Санчеса. Профессор — каких бы там ни было наук — мог давать сведения экономического характера, инженер — техническую информацию, а мистер Паркмен — политическую. Положив перед собой «Шекспира для детей» (в качестве ключа он выбрал фразу — «Пусть все, что случится, будет радостным»), Уормолд зашифровал: «Номер 1 от 25 января абзац А начинается я завербовал моего приказчика и дал ему номер 59200/5/1 точка предполагаемый оклад пятнадцать песо в месяц точка абзац Б начинается пожалуйста проверьте следующих лиц…»

Вся эта возня с абзацами казалась Уормолду пустой тратой времени и денег, но Готорн объяснил ему, что это обычная шпионская процедура. Совсем, как Милли, которая, играя в лавку, требовала, чтобы все покупки заворачивались в бумагу — даже если то была одна-единственная стеклянная бусинка. «Абзац В начинается требуемый экономический доклад высылаю в ближайшее время дипломатической почтой».

Теперь оставалось только ждать ответа и готовить экономический доклад. Это не давало ему покоя. Лопес получил первое ответственное задание: купить все официальные справочники, какие только есть, по производству сахара и табака. Уормолд стал ежедневно часами читать местные газеты, отмечая все, что могли бы сообщить профессор или инженер; ведь вряд ли кто-нибудь в Кингстоне или Лондоне изучал гаванские газеты. На этих неряшливо отпечатанных листках ему самому открылся новый мир: раньше он, видно, чересчур доверял «Нью-Йорк таймс» и «Нью-Йорк геральд трибюн», когда хотел представить себе, что творится на свете. В двух шагах от «Чудо-бара» зарезали девушку — «жертва любви», писал репортер. Гавана полна была жертв того или иного рода. Какой-то человек потерял за одну ночь все свое состояние в «Тропикане», он влез на эстраду, обнял темнокожую певицу, потом погнал свою машину на полной скорости в море и утопился. Другой хладнокровно удушил себя подтяжками. Случались и чудеса; святая дева заплакала солеными слезами, а свеча, зажженная перед образом святой Девы Гваделупской, неизвестно почему горела целую неделю — от пятницы до пятницы. Из этого калейдоскопа насилия, страстей и любви были исключены одни только жертвы капитана Сегуры — они страдали и умирали, не удостаиваясь внимания печати.

Составление экономического доклада оказалось утомительным делом — Уормолд печатал только двумя пальцами и не умел пользоваться табулятором. Нужно было подправлять цифры официальной статистики — на случай, если бы кому-нибудь в центре взбрело в голову сличить их с докладом, и порой Уормолд забывал, как он изменил ту или иную цифру. Он никогда не был силен в арифметике. Если ускользала какая-нибудь запятая в десятичных дробях, за ней приходилось гоняться вверх и вниз по доброму десятку колонок. Это было похоже на отчаянные попытки удержаться на ярмарочном «колесе смеха».

Через неделю его стало беспокоить, что так долго нет ответа. Неужели Готорн почуял что-то неладное? Временное облегчение доставил вызов в консульство, где угрюмый секретарь вручил ему запечатанный конверт, адресованный по какой-то непонятной причине «Мистеру Люку Пенни». Внутри этого конверта лежал другой с надписью: «Генри Лидбеттеру. Управление гражданскими научно-исследовательскими работами». На третьем конверте значилась цифра 59200/5, в нем было жалованье за три месяца и сумма на оплату непредвиденных расходов в кубинской валюте. Уормолд отнес деньги в банк.

— Положить на текущий счет фирмы, мистер Уормолд?

— Нет, на мой личный счет.

Но, пока кассир считал, его не покидало ощущение вины: ему казалось, будто он присвоил казенные деньги.

2

Прошло десять дней, но ответа на свои вопросы Уормолд так и не получил. Он даже не мог отослать свой экономический доклад, пока мифический агент, автор этого доклада, не был проверен и утвержден. Подошел срок его поездки к розничным торговцам в Матансасе, Сьенфуэгосе, Санта-Кларе и Сантьяго. Он каждый год объезжал эти города в своем стареньком «хилмене». Перед отъездом он послал Готорну телеграмму: «Под предлогом посещения контрагентов по пылесосам собираюсь выяснить возможность вербовки порту Матансасе, промышленном городе Санта-Кларе, военно-морской базе Сьенфуэгосе и повстанческом центре Сантьяго; предполагаемые дорожные расходы пятьдесят долларов в сутки». Он поцеловал Милли, взял с нее обещание, что в его отсутствие она не будет кататься с капитаном Сегурой, и затарахтел к «Чудо-бару», чтобы выпить прощальную рюмку с доктором Гассельбахером.