Вскрытые вены Латинской Америки - Эдуардо Галеано

История Потоси началась до появления испанцев. Однажды инка Уайна Капак услышал от своих вассалов о прекрасной горе Сумах Орцко, а вскоре и увидел ее, когда, заболев, приказал принести себя к термам Тарапайи. От соломенных крыш селения Кантумарка взору инки открылся этот безупречный конус, гордо возвышавшийся над самыми высокими вершинами горной страны. Инка замер в восхищении. Бесчисленные оттенки красного цвета, совершенная форма и гигантские размеры горы вызывали восторг и в последующие времена. Но инка не только любовался горой, он решил, что в ее недрах таятся драгоценные камни и металлы, и пожелал сделать из них новые украшения для Храма Солнца в Куско. Золото и серебро, которые инки добывали в рудниках Колке Порко и Андакабы, не выходили за пределы империи: их использовали не для товарообмена, а для почитания богов. Едва индейские рудокопы вонзили свои кремневые ножи в сереброносные жилы, как раздался глухой голос. Он был раскатистый, как гром, и исходил из самой сердцевины горы. Голос сказал на языке кечуа: «Это — не для вас. Бог хранит эти богатства для тех, которые придут издалека». Напуганные индейцы разбежались, и инка покинул гору. Но, прежде чем уйти, он переменил ей имя. Гора стала теперь называться Потоси, что означает: «Гремит, разрывается, грохочет».

«Те, которые придут издалека», не заставили себя долго ждать. Капитаны конкисты проложили путь к горе. Уайна Капак к этому времени уже умер. В 1545 г. индейцу Уальпе, преследовавшему убегающую ламу, пришлось провести на горе ночь. Чтобы не погибнуть от холода, он развел костер. Пламя осветило белую блестящую породу. Это было чистое серебро. Испанцы ринулись к горе.

И потекло богатство. Император Карл V выразил вскоре свою благодарность Потоси, пожаловав ему титул императорского города и герб с надписью: «Я богатый Потоси, сокровищница мира, король гор, предмет зависти королей». Не прошло и 11 лет с той ночи, когда Уальпа увидел на горе серебро, а еще недавно рожденный императорский город отмечал коронацию Филиппа II пышными празднествами, которые длились 24 дня и обошлись в 8 млн. песо фуэрте. В негостеприимный край хлынули /48/ искатели сокровищ. Гора почти в 5 тыс. метров высотой притягивала людей сильней любого магнита, но жизнь у ее подножия оказалась тяжелой и суровой: холод собирал свою дань. И однако, несмотря на все трудности, в мгновение ока возник богатый город, он рос на серебре — бурно и беспорядочно. Блеск и коловращение металла: Потоси стал «главным нервом королевства», как сказал о нем вице-король Уртадо де Мендоса. В начале XVII в. в городе уже было 36 богато украшенных церквей, множество игорных домов и 14 школ танцев. Салоны, театры, подмостки для проведения праздников были украшены роскошными коврами, дорогими драпировками, геральдическими знаками, изделиями из золота и серебра. С балконов домов свешивались разноцветные полосы узорного шелка, золотой и серебряной парчи. Шелка и полотно привозили из Гранады, Фландрии и Калабрии, шляпы — из Парижа и Лондона, бриллианты — с Цейлона, драгоценные камни — из Индии, жемчуг — из Панамы, чулки — из Неаполя, хрусталь — из Венеции, ковры — из Персии, благовония — из Аравии, фарфор — из Китая. Дамы блистали бриллиантами, рубинами и жемчугами, кавалеры щеголяли в тончайшем расшитом голландском сукне. Бой быков сопровождался игрой в «колечко» (популярная народная игра, во время которой водящий должен угадать, у кого спрятано колечко. — Прим. ред.), на почве любви и защиты чести постоянно происходили дуэли вполне в средневековом стиле, мелькали железные шлемы, инкрустированные изумрудами, яркие плюмажи, отделанные золотом седла и стремена, толедские клинки, чилийские скакуны в роскошной упряжи.

В 1579 г. судья Мартинес жаловался: «В городе постоянно что-то случается, не прекращаются дерзкие и бесстыдные выходки». К тому времени в Потоси уже было 800 профессиональных игроков и 120 знаменитых проституток, чьи блестящие салоны посещали богатые владельцы рудников. В 1608 г. Потоси отмечал праздник святого причастия на протяжении 6 дней, когда днем давали комедии, а ночью устраивали маскарады, 8 дней длился бой быков и 3 дня — танцевальные вечера, 2 дня — турниры и множество других развлечений.

Дойная корова принадлежала Испании, но молоко доставалось другим

Между 1545 и 1558 гг. были открыты богатые залежи серебра в Потоси, на территории современной Боливии, а также в Сакатекасе и Гуанахуато, в Мексике. В этот же /49/ период начал применяться процесс ртутной амальгамации, который сделал возможной эксплуатацию руд с самым низким содержанием серебра. Последовавший «выброс» серебра вскоре намного превзошел добычу золота. К середине XVII в. серебро составляло уже 99% экспорта минеральной продукции Латинской Америки[20].

Америка была в то время сплошным огромным рудником, и сердцем этого рудника был Потоси. Некоторые чересчур восторженные боливийские писатели утверждают, будто за три века Испания получила из Потоси такое количество драгоценного металла, что его хватило бы на то, чтобы протянуть мост от вершины знаменитой горы до самых дверей королевского дворца по другую сторону океана. Этот образ, несомненно, содержит преувеличение, однако он помогает лучше представить действительность, которая сама по себе достаточно фантастична: поток серебра достиг гигантских размеров. Эрл Гамильтон, который в своих расчетах основывается на данных, почерпнутых из записей «Дома контратаций» (созданное в 1503 г. учреждение в Севилье, ведавшее всеми экономическими, административными и прочими делами в заоке¬анских колониях. Существовало до 1790 г. Славится богатейшим архивом. — Прим. ред.), не учитывает огромный тайный вывоз американского серебра, уплывавшего контрабандным путем на Филиппины, в Китай и в саму Испанию, но и без учета этих данных цифры, приводимые в его известной книге, производят ошеломляющее впечатление. За время между 1503 и 1660 гг. в порт Севильи прибыло 185 тыс. килограммов золота и 16 млн. килограммов серебра[21]. Серебро, привезенное в Испанию за полтора с небольшим века, в три раза превосходило все европейские запасы этого металла. И это еще не полная оценка, поскольку она не учитывает контрабандное серебро.

Драгоценные металлы, вывезенные из новых колониальных владений, стимулировали экономическое развитие Европы, более того, они, можно сказать, были его необходимым условием. Даже последствия завоевания персидских сокровищ, которые Александр Македонский сделал достоянием эллинского мира, не могут сравниться со значением того вклада, который внесла Америка в прогресс. Не в свой прогресс и не в развитие Испании, конечно, хотя именно Испании принадлежали месторождения американского серебра. Как говорили в XVII в., «Испания — это рот, который принимает пищу, пережевывает ее, /50/ размягчает и тут же отправляет другим органам, у самого же не остается ничего, кроме мимолетного ощущения вкуса до нескольких застрявших в зубах крошек»[22]. Дойная корова принадлежала испанцам, но молоко ее доставалось другим. Кредиторы королевства, в большинстве своем иностранцы, постоянно опустошали сундуки «Дома контратаций», где под тремя замками, ключи от которых находились у трех разных людей, хранились сокровища Америки.

Корона была заложена. Плывущее через океан серебро заранее было отдано немецким, женевским, фламандским, а также испанским банкирам[23]. То же самое происходило и с налогами, собираемыми внутри Испании: в 1543 г. 65% королевских доходов ушло на уплату долгов. Лишь малая часть американского серебра доставалась испанской экономике. Хотя формально его оприходовали в Севилье, оно оседало в руках Фуггеров, могущественных банкиров, которые ссужали папу средствами для завершения строительства собора святого Петра, а также в руках других крупнейших ростовщиков эпохи, таких, как Вельзер, Шец, Гримальди. Кроме того, серебро предназначалось для оплаты импорта.

У этой богатой империи была бедная метрополия, хотя она и рядилась во все более и более пышную мишуру. Корона вела священную войну сразу в нескольких местах, а аристократия в это время занималась расточительством, на испанской земле увеличивалось количество священников и воинов, дворян и нищих, увеличивалось в том же стремительном темпе, в каком росли цены и ссудный процент. Промышленность, едва родившись, уже хирела в этом королевстве обширных и бесплодных латифундий, больная испанская экономика не в силах была вынести потрясение, вызванное резким повышением спроса на продукты питания и потребительские товары, потрясение, явившееся неизбежным следствием колониальной экспансии. Значительное увеличение расходов на общественные нужды и удушающее давление возрастающего спроса на потребительские товары в заморских владениях привели к обострению торгового дефицита и развязали бурную инфляцию. Кольбер писал: «Чем больше государство торгует с испанцами, тем больше у него серебра». В Европе /51/ завязалась острая борьба за овладение испанским рынком и серебром. Французская памятная записка конца XVII в. позволяет нам узнать, что, несмотря на юридическую видимость монополии, Испания в то время контролировала всего лишь 5% торговли «своих» заморских колониальных владений. Почти треть всей торговли находилась в руках голландцев и фламандцев, четвертая часть принадлежала французам, женевцы контролировали более 20%, англичане — 10%, и немцы — немногим меньше[24]. Америка была бизнесом для европейцев, европейским рынком.