Разоблаченная (ЛП) - Уайлдер Джасинда

Я не знаю ее имени. Но, похоже, что мы знакомы. ‒ Да, давненько это было.

‒ Где мистер Индиго?

‒ Я... я пришла одна.

И вдруг она словно понимает.

‒ Оу, ‒ склонив голову набок, спрашивает она. ‒ Милая, с тобой все в порядке?

Я качаю головой, не в силах соврать вслух.

‒ Нет, нет. Мне нужно... войти, но я забыла деньги. У меня с собой ни гроша. И мне необходимо... необходимо зайти внутрь.

‒ Нужно заплатить, если хочешь войти, ‒ говорит она. ‒ Если у тебя есть хоть доллар, я смогу тебя пропустить.

‒ У меня ничего нет. Ни пенни.

Мгновение она колеблется. Затем тянется в свой задний карман, достает скомканные купюры и опускает два доллара в кассовый аппарат, после чего вручает мне билет.

‒ Ты мне нравишься, милая. Ты любишь это место. Раньше ты часто бывала здесь. Каждый день.

‒ Спасибо. Огромное спасибо.

Она машет рукой.

‒ Та ладно, ничего особенного.

‒ Вы представить не можете, что это для меня значит.

Впрочем, как и я. Но я вхожу и понимаю, что знаю путь. Ноги сами несут меня к тому полотну.

Там находится лавочка, тусклое освещение. Белые стены. Мое полотно не на видном месте, просто одно из многих, а не важное. Я сажусь на лавочку, скрестив под ней ноги.

Я смотрю на нее.

Полотно «Мадам Икс».

Ей присуще такое самообладание, естественная сила. Изгиб шеи, сила рук, выражение спокойствия на лице.

Я долгое, очень долгое время смотрю на нее. Находя умиротворение в живописи, словно получаю некую степень могущества.

Есть еще картина. Я блуждаю по залам, но никак не могу ее найти.

Вот я вижу охранника, он высокий, он афроамериканец, его кожа настолько темная, что лоснится.

‒ Простите, сэр, ‒ обращаюсь я к нему. ‒ А где «Звездная ночь»?

Пустой, ничего не выражающий взгляд. Он лишь пожимает плечами.

Женщина средних лет, стоящая недалеко от меня, произносит:

‒ Милая, ты в музее Метрополитена. «Звездная ночь» выставлена в Нью-Йоркском музее современного искусства. Вниз по улице, в центре города.

Я благодарю женщину и возвращаюсь на скамью, находящуюся напротив Сарджента.

Размышляю.

Я помню, четко помню, как была здесь с тобой, и ты подвел меня от портрета «Мадам Икс» к полотну «Звездной ночи».

Но как такое возможно? Если эти картины находятся в разных музеях.

Слава богу, я сумела отвлечься. Я больше не вижу перед собой тебя и Рейчел, то, как твой взгляд прикован ко мне, не чувствую возбуждения, отвращения и предательства.

Я загнала все эти чувства и эмоции подальше, чтобы пока я могла сосредоточиться на другом.

И потом я ощущаю твое присутствие.

‒ Я знал, что найду тебя здесь, ‒ говоришь ты тихим голосом, так схожим с гулом поездов в метро.

‒ Мне нечего тебе сказать.

Я не смотрю на тебя. Сдвигаюсь влево так, чтобы между нами возникло пространство.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

‒ Плоховато. Потому что у меня есть кучу всего, что поведать тебе.

‒ Это что-то новенькое.

Вздох.

‒ Икс, ты не понимаешь...

‒ Если ты скажешь мне это еще один проклятый раз, клянусь, я закричу, ‒ шипя, говорю я.

Мне нравиться чертыхаться. От этого я чувствую себя значимой и свободной.

‒ Почему ты шпионила за мной?

‒ Не знаю. Хотела бы я этого не делать, но я рада, что сделала. ‒ Я изо всех сил стараюсь дышать ровно, игнорировать аромат твоего одеколона, как и твоего присутствия.

‒ Теперь я поняла, что значу для тебя.

‒ Ты значишь для меня больше, чем можешь себе представить, Икс.

‒ И поэтому ты не удосуживаешься даже снять одежду, когда ты со мной? Почему ты никогда не остаешься со мной после? Почему относишься ко мне как к чему-то... хрупкому?

‒ Так что, Икс? Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой этим дерьмом? ‒ Ты произносишь это слишком громко, оглядываешься и понижаешь голос настолько, что он едва слышен. ‒ Ты хочешь, чтобы я относился к тебе так же, как и к другим девушкам? Хочешь, чтобы я кончал тебе на лицо? Хочешь, чтобы я тащил за волосы и ранил тебя? Ты этого хочешь, Икс?

Я трясу головой.

‒ Я не знаю. Не знаю, хочу ли я этого. Я не знаю, Калеб! Я просто знаю, что, наблюдая за тобой с ней, я чувствовала ревность. И злость. Мне казалось... будто ты наслаждался ею больше, чем мной. Я не хочу быть для тебя просто очередной девушкой среди множества.

‒ Я не могу дать тебе то, чего ты просишь, Икс. Ты не... Знаю, ты разозлишься, когда я скажу это, и мне жаль, но ты, в самом деле, не поймешь.

Я испускаю стон разочарования, достаточно громкий, потому что другие посетители оборачиваются в мою сторону.

‒ Тогда помоги мне понять!

‒ Как, Икс? Что я должен сказать тебе?

‒ Как на счет правды?

‒ Правды о чем? Что за правду ты хочешь знать?

‒ Правды обо мне? О нас? Почему ты удерживаешь меня там, в этом чертовом небоскребе словно... словно я Рапунцель.

Ты не отвечаешь долгое время, глядя на полотно Сарджента, в честь которого меня назвали.

‒ Как же много часов мы оба просидели на этом месте, глядя на эту картину?

Что за смена темы. К тому же... столь уместная. Я здесь по своему собственному желанию.

‒ Очень много, если говорить по правде, ‒ колеблюсь я и продолжаю. ‒ Многие из моих воспоминаний ‒ ошибочные. Я отчетливо помню, как была здесь с тобой, сидя в инвалидном кресле. Мы рассматривали творение Сарджента, а потом ты вез меня дальше по музею и мы разглядывали полотна Ван Гога. Я помню это, Калеб. Ощущаю так же ясно как то, что стою здесь сейчас. Но сейчас, когда нахожусь здесь, я обнаружила, что все это невозможно. Потому что Ван Гог выставлен в другом музее. И я... я не понимаю. Как я могу помнить то, чего не было?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ты дышишь, поджав губы.

‒ Я занимался некоторыми исследованиями в области памяти, пока ты училась ходить и разговаривать вновь. Память и процессы в памяти ‒ предмет, столь мало изученный нами. Но одно, что я запомнил, читая все материалы: наши воспоминания, из детства и тому подобном, на самом деле, мы не помним сами события, а лишь помним воспоминания о самих воспоминаниях. Улавливаешь смысл? И чем больше времени проходит от какого-то события в нашей жизни, тем больше искажаются реальные воспоминания, поэтому то, что мы помним, может сильно отличаться от того, что произошло на самом деле.