Тростниковая птичка - Ольга Смайлер

– Мия, – позвала я, – это же… флайбус?

Флайбусы и на Трионе, и на Земле не смогли окончательно вытеснить даже телепорты: им не требовались огромные взлетные полосы, как самолетам, они не портили экологию, возили грузы, которые нельзя было отправлять телепортами, и людей в те места, куда телепорт открыть было невозможно, использовались для проведения экскурсий, да и пробок в небе с появлением телепортов практически не осталось.

Мия открыла глаза и потянулась ко мне, чтобы взглянуть в окно. Краем глаза я отметила, что Мист повторил маневр, чтобы всмотреться в окно напротив.

– Угу, рейсовый флайбус, в Лижан полетел, – отозвалась она, – в городе же станция есть… А что?

– А почему мы на автобусах едем? На флайбусе же быстрее? – Я окончательно запуталась в лабиринте керимской логики.

– Это древняя традиция Весеннего Поезда невест, – неожиданно вклинился в наш разговор Мист, явно проговаривая давно заученный текст. – В этой поездке будущая жена воина может сама оценить походную жизнь «изнутри», почувствовать все тяготы и радости, посмотреть на воинов «в деле», чтобы составить представление о том, за кого она выйдет замуж. Каждый день ваши сопровождающие будут меняться, и вы сможете посмотреть на всех нас по очереди.

Капризный голос Малышки, сообщивший нам, что разговаривать, когда другие пытаются спать, – это ужасно невоспитанно, прервал эту в высшей степени полезную обучающую лекцию. Мы замолчали. Мия снова закрыла глаза, я же вернулась к созерцанию звездного небосвода, и утешающий шепот Миста стал для меня неожиданностью:

– Не расстраивайся. Если ты захочешь – в Таншере будет кому покатать тебя на флайбусе.

Я едва удержалась, чтобы не фыркнуть в ответ. Во-первых, я и сама могла покатать кого-нибудь на флайбусе, права на его вождение были обязательным условием перевода на второй курс; а во-вторых, я сильно сомневалась, что нынешняя поездка была хотя бы вполовину похожа на настоящий поход. Как-то не верилось мне в Миста, бредущего по автобусу, полному воинов, заботливо подтыкающего одеялки и выключающего свет. Я тихо и досадливо вздохнула – у воина в моем воображении, которому подтыкал одеялко Мист, оказались светлые волосы и такие знакомые глаза.

* * *

Из Нашера мы выдвинулись четко и почти без накладок. Привычная рутина цепко захватила меня в свои сети, и я полностью погрузился в подготовку к отъезду, когда меня позвал один из новеньких, оставшихся руководить погрузкой невест. Еще подходя к его посту, я уже знал, кого увижу: прямо напротив Джефа стояла растерянная Птичка. Привычная керимская одежда на ней по стечению обстоятельств снова оказалась синего цвета, а вот яркие волосы и нежная шея были закрыты необычно замотанным шарфом.

– Джеф? Проблемы?

Но воин только указал кивком на Птичку.

– Соня, что-то случилось? – попытался внести ясность я.

– Не знаю. Руку… больно. – Голос был испуганным.

Я проследил за ее взглядом, заметил руку Джефа, вцепившуюся в хрупкое девичье запястье, и почувствовал злость и разочарование. Воин не имеет права причинять боль женщине, тем более невесте, чьей-то будущей жене, и уже не важно, как я отношусь к этой девушке: Джеф нарушил правила. Новичок понял что-то по моим глазам либо до него дошло, что он натворил, потому что руку Птички тут же отпустил и даже отступил на шаг назад. Я показал ему жестом, чтобы он следовал за мной, осторожно подтолкнул Птичку к остальным женщинам и крикнул Мисту, что я прошу «присмотреть здесь». Мист, которому едва исполнилось двадцать пять, присоединился к нашей десятке всего три года назад, после свадьбы моего однокурсника, и быстро нашел общий язык со мной и с Терри, став моей второй и, как Терри шутил – «левой», рукой. Он был удивительно мягок с женщинами, позволяя им вить из себя веревки, но собственным домом сумел обзавестись только пару недель назад, поэтому его куртка была все еще свободна от бусин всех цветов радуги, мы же с Терри спорили – сколько десятков оттенков мы сможем насчитать на Мисте, когда о его переезде станет известно.

А потом снова началась рутина, так что к разговору с Джефом я смог вернуться только в машине. Когда мы благополучно вывели нашу маленькую колонну на пригородную дорогу, я обернулся к заднему сиденью.

– Ну что, Джеф, давай ненадолго забудем о субординации и поговорим? Так что же все-таки случилось у замка?

– Невест двадцать одна! – Тон ответа был обвиняющий, и я поморщился.

– Спасибо, Джеф, я умею считать. Если бы ты был внимательней, то пришел бы к этому выводу еще на обеде. Их и тогда было двадцать плюс одна.

– Но как же… – растерялся новичок, – их же должно быть двадцать?

– На основании чего ты сделал такой вывод? – обманчиво мягко поинтересовался Терри, – в Договоре ничего не сказано о количестве невест. Двадцать или двадцать одна – не имеет никакого значения, мы забираем всех предназначенных нам девушек. Да, есть некоторые негласные договоренности, но они не имеют никакой законной силой.

– Но она странная! – возмутился Джеф.

– Нам сказали, что она аркаимка, – пожал плечами Терри, – что ты от аркаимки хочешь? Вольный город…

– Но она обозвала меня задницей! – Голос у Джефа стал обиженным.

Мы понимающе переглянулись с Терри: этому парнишке не место в боевой десятке, для его же блага лучше, если он устроится в гарнизон какого-либо тихого замка, держащего воинов скорей «для красоты и престижа», чем для реальной защиты. Невнимательность, вспыльчивость, обидчивость – каждой из этих черт достаточно, чтобы попасть в неприятную ситуацию самому и, что гораздо хуже, втянуть в нее свою десятку.

– Что, прямо так и обозвала? – развеселился я. – Сказала: «Джеф, ты – задница»?

– Не совсем, – буркнул Джеф, – она на сайдорском ругнулась. Думала, наверное, что я не знаю языка.

– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробней, – насторожился Терри, – рассказывай.

Каюсь, после рассказа Джефа мы ржали, как кони, а когда Терри смог наконец говорить, ему пришлось объяснять Джефу причину нашего буйного веселья.

– Видишь ли, в чем дело, – буркнул брат, вытирая слезы, – очень вредно ограничиваться при изучении языка ненормативной и бранной лексикой. Иногда среди этих слов попадаются и такие, которые имеют второй, вполне приличный смысл. Слово, которое ты принял за оскорбление, – всего лишь название карточной игры, популярной в том числе и на Сайдоре. В ней выигрывает тот, кто набирает двадцать один балл. Девушка всего лишь пошутила, что она двадцать первая. Но ты же понимаешь, что какая бы странная женщина ни встретилась тебе, как бы она себя ни вела, что бы она тебе ни говорила, ты не имел права терять выдержку и причинять ей боль?

Джеф понурился, видимо, поняв, что из списков кандидатов он сегодня выбыл.

– Ложись сейчас, отдохни, – примирительно предложил я, – тебе еще в ночь машину вести, хоть немного вздремнешь.

Он покорно стал укладываться на заднем сиденье, а я поднял звуконепроницаемую перегородку, отгородившую нас с Терри. Официально – чтобы мы не мешали Джефу выспаться. На самом деле – чтобы он не слышал, о чем говорим мы.

– Она совершенно точно не из Аркаима, – первым затронул больную тему Терри. – И я не уверен – керимка ли она? В основе сайдорского лежит один из языков Изначальной, так что она вполне может быть и сайдоркой, и землянкой, и дочерью еще пары десятков миров, где используют этот язык, а может просто хорошо знать его, и тогда мы никогда не сможем угадать, откуда она родом.

– Я с самого обеда в Нашере знал, что она иномирянка, – признался я.

– И все-таки она тебе нравится? – Терри все еще питал какие-то надежды на устройство моей личной жизни.

– И все-таки ей обязательно надо вернутся домой, пока жрецы Праматери не узнали о ее маленьком секрете, – напомнил я Терренсу.

Терри скривился, как в детстве, когда мы, не в силах дождаться урожая, обрывали и ели маленькие недозрелые и ужасно кислые яблоки, и кивнул, признавая справедливость моих последних слов.

– Она мне очень нравится, – признался я шепотом, не совсем понимая – кому же именно: нахохлившемуся Терри или самому себе, – но это ничего не меняет.

Глава 6

Проснувшись, я несколько минут пыталась сообразить, где я нахожусь. Воспоминания о вчерашнем дне обрушились на меня подобно ведру холодной воды, я зябко поежилась и попыталась укутаться в плед.

Тут же справа поднялась встрепанная голова Миста.

– Соня, что-то случилось? – Мист, словно играючи, за время нашей погрузки запомнил всех девушек по именам и теперь беззастенчиво пользовался этим. – Рано еще очень, может, поспишь?

– Зябко как-то, – пожаловалась я безо всякой задней мысли, но Мист тут же перегнулся куда-то под сиденья и достал еще один плед.

– Скоро остановка? – уточнила я. Почему-то нестерпимо хотелось вскочить, что-то делать, куда-то бежать или хотя бы закричать – собственная беспомощность действовала угнетающе.