Провал резидентуры - Кирилл Мошков

Вдруг мое внимание привлекают настойчивые сигналы обрабатывающих центров системы.

- Внимание, Веном, Таук, -говорю я. - В Миноуане и во всей приморской зоне, вплоть до Шенаины, объявлена воздушная тревога.

- Что такое? Здесь тишина, - удивляется Веном.

- Оперштаб королевской армии объявил тревогу в приморском и столичном секторах, - говорю я секунду спустя, следя за сообщениями системы. - Противник угрожает выброской десанта, - продолжаю я по мере того, как система расшифровывает перехватываемую информацию. - Крупные воздушные армады приближаются к границам прибрежной зоны королевства с севера и северо-востока. В ста пятидесяти километрах к северу от Миноуаны королевские ВВС и силы береговой охраны уже около часа ведут бой с охранением четырех смаргудских авианосцев.

- Идиоты флотские, - довольно индифферентно говорит Веном, спокойно ведя машину. - Надо же, прозевать четыре авианосца. Небось, прошли они от базы в Шемме через Восточный пролив под самым носом у разведки.

- Северная армада в количестве восьмисот тридцати самолетов приближается к побережью королевства у столицы, - продолжаю я. - В столице и прибрежных городах объявлено полное затемнение и радиомолчание. Население выводится в убежища.

- Ну это ничего, хоть за двадцать минут до налета спохватились, - спокойно комментирует Веном. - При бардаке в их ПВО очень неплохо...

Я продолжаю передавать уже относительно незначащие сообщения, просто чтобы держать их в курсе. Если они будут продолжать ехать с той же скоростью, машина подойдет к окраинам Шенаины через десять минут.

В этот момент Таук говорит:

- Слышите самолеты?

И почти тут же темнота впереди взрывается: на холме у шоссе, за деревьями, вспыхивают прожектора позиции ПВО, и начинается бешеный, рвущий воздух огонь зениток.

- Проскочим? - риторически интересуется Таук.

Нет. У позиции дорога перекрыта военным грузовиком. Веном включает мигалку, но грузовик с места не трогается, а навстречу выбегает сержант, отчаянно размахивая светящимся жезлом.

- Назад! Назад! - орет он срывающимся голосом. - Сейчас будет налет! Назад, господа! Наза-ад!

Треск, гул рвущихся в небе снарядов, заполняющий все рев самолетных двигателей в вышине. Веном, шипя сквозь зубы, разворачивает машину:

- Мы бы уже десять раз проскочили, нафига он нас завернул?

Таук, глядя в небо из окна, спокойно говорит:

- Штурмовики в пике.

И тут - страшный удар рядом, лавина земли, дыма, сметающий грохот. Машина рвется в темноту, выключив мигалку, Веном оборачивается, и мы видим, как новые разрывы разносят позицию ПВО. Прожекторы мгновенно гаснут, грузовик на шоссе вспыхивает, опрокидываясь. Воющая лавина штурмовиков проносится над разоренной позицией, напоследок полив ее из пулеметов.

- Ну, теперь проскочим, - отчаянно разворачивает машину Веном.

На небольшой скорости он проходит засыпанный землей участок у пылающего грузовика. На обочине, повиснув на ограждении разгромленной позиции ПВО, неподвижно темнеет сержант, который только что махал жезлом. Жезл в его руке, касаясь земли, все еще светится. Вверху тяжко ревут моторы десантных самолетов. Машина устремляется по шоссе в сторону города, а я сообщаю:

- Береговая охрана у столицы и на траверзе порта Шенаины вступила в бой с десантными судами противника.

Веном резко тормозит.

- Легин, под задним сиденьем форма. Переодевайся. Я буду лейтенант, ты - мой денщик. В гражданке мы там сейчас будем не к месту.

Глава седьмая.ЕФРЕЙТОР

- Господин офицер, - говорю и вижу, что погон на нем нет. Отставник? Такой молодой?

- Да, - раздраженно оборачивается. Ух, и здоровый.

- Господин офицер, - говорю, - где комендатура? Мне туда явиться приказано, я в отпуске, а она переехала куда-то...

- Великие черные боги всем сонмом! - орет он вдруг так, что у меня аж в ушах звенит. - Мне бы кто объяснил в этом дурдоме что-нибудь! Ты что, ефрейтор, не видишь - сейчас бомбить будут? Воздушная тревога, слышишь?

- Так точно, слышу, господин офицер, - говорю в отчаянии, - а что ж мне-то делать, господин офицер?

Тут та баба, которая с ним, сержант-береговик, как его за рукав схватит:

- Барон, да быстрее, слышите?

Моторы ревут в небе, не наши моторы, народ по темной улице бежит, все орут, сирена воет, и тут он меня как тоже за рукав схватит:

- Да за мной же, ефрейтор! Ты что, окаменел или очумел?

Только побежали куда-то - бубух! бубух! - в порту ударило, и сразу видно - огонь до неба. И началась бомбежка, да еще и ПВО со всех перекрестков как вдарит!

Вот век я ему благодарен буду, спас он меня от верной гибели: рванул меня во двор, а там - в дворовое убежище. Баба его туда первая прыгает, потом беляка своего, мальчишку, он туда толкает, потом меня, очумевшего и обалдевшего - никогда я еще в городе под бомбежку не попадал; потом сам он прыгает и стал дверь задраивать ,а комендант нас толкает, толкает, с-старый хрыч, толкает бабу, с-сука, меня толкает (беляком брезгует, видно - на фронте не был), и орет:

- Здесь только для жильцов дома номер семьдесят, слышите? Покиньте убежище!

Тут барон дверь кончает задраивать да как заорет:

- Ма-а-алчать! Не р-рразговаривать, запасной сержант! Я - барон Рриоо! Под суд пойдете! Под тр-рибунал! Лично р-расстреляю!

Запасной сержант, перечница старая, струхнул, задний ход дает:

- Будете у двери стоять.

- Не волнуйтесь, - отвечает барон так надменно, как одни благородные говорят, - женщин и детей поднимать с места я не стану.

А смотрю я вглубь убежища - черные боги всем сонмом, что ж это делается! Женщины с детьми, девчонки, старухи... Мужиков - человек пять, два и те все инвалиды. Все сидят на нарах серые-пресерые, ведь сколько уж лет налетов не было, с первого вторжения, все уж, видно, забыть успели - что это за ужас, налеты то есть.

- Ну, - говорит барон, - ефрейтор, фамилия как?

- Ефрейтор Дал Ликва, - отвечаю.

И только я это сказал - боги всемогущие! Вот тут уж я решил, что настал конец окончательный, вернее, чем на фронте. Бомба во двор упала!

Все кругом как обрушится! Вой, визг, вопли, слезы. Свет погас, пылью цементной весь рот забило.

Голос барона - уверенный, властный, какой только у благородных бывает:

- Ти-х-хаа!

И ведь что значит - сила благородного чернокожего человека: затихли! Не то чтобы все и не то чтобы совсем, но, по крайней мере, бабы наши тыловые перестали сами себя воплями заводить.

- Где фонарь? - кричит барон, и тут я наконец вспоминаю, кто такой барон Рриоо: это же наш космолетчик, который последнюю атомную ракету сбил за Красной луной.

- Здесь, здесь фонарь, господин офицер, - отвечают ему женщины торопливо; где-то в клубах цементной пыли желтым конусом зажигается фонарь, и его передают барону. Он обводит лучом убежище: в проход рухнула балка, из-под нее торчат ноги. Это комендант, та самая тыловая крыса запасная, которая тут толкалась минуту назад. Напрочь его раздавило.

- Люди, ощупайте, спросите друг друга: раненые, убитые есть?

Тут плач и вопли почти совсем стихают, и выясняется, что, кроме коменданта, все живы, только многих ушибло штукатуркой, которая почти вся рухнула. Даже серьезно пораненных нет.

А мы четверо - господин барон, его баба (да нет, видно, она все же не баба, а вовсе дама, хоть и в форме береговухи), его белячок - белее белого со страху - и я - мы, оказывается, самые целые, потому как в проеме двери стояли.

Тут барон принимается командовать, и вот уже все успокоены, фонарь освещает потолок, а мы с ним отжимаем дверь, и он мне говорит:

- Ну что, ефрейтор, на разведку сходишь?

А его белячок, видно, застыдился, что струсил, и говорит:

- Господин барон, а мне можно?

А я ему говорю:

- Ну, пошли вдвоем.

И мы вылезаем. Темень там непроглядная: света нет нигде, но видно, что дом устоял, только стекла кое-где звенят - повышибало стекла, конечно. Глаза к темноте привыкли - вижу: за домом, где, помнится, сквер был - воронка. Вот оно куда бабахнуло!

Тут я суюсь в подворотню - на улицу, значит. Никого. В порту взрывы, пальба. На окраинах пальба. И слышу я, понимаешь, смаргудские пулеметы - больно звук характерный: не как у наших ручных - кы-гы-гы-гы-гы, а так вот - ча-ча-ча-ча-ча. Десант, значит!

Ах ты, бог ты мой Мамуба, покровитель солдат, думаю, надоуми!

И вижу - гонит по улице на велосипеде беляк-военсила. Посыльный, значит.

Я - своему белячку:

- Ну-кось, белый брат, перехвати его!

Белячок высовывается и как завопит:

- Цви гайр, бел шамоат, куцу хуну! - мол, по-ихнему, белый брат, стой сюда, что делается, скажи!

А белый, не тормозя, орет:

- На северной окраине и в порту - десант! Приказ командующего - всем на юг выходить! Понял? Всем на юг бечь!

Тут кидаемся мы назад в убежище, и не проходит и десяти минут, как толпа женщин, инвалидов и детей валит по улице в ту сторону, куда тот беляк уехал - на юг то есть. Впереди барон с автоматом коменданта, сзади я со своей пушкой.