Стая - Владимир Сухарев

Мать умерла, когда Кривцову было пятнадцать, а в стране начали строить капитализм. Можно было ещё допустить, что пристрастие матери к алкоголю вызвано потерей работы, крушением идеалов и другими переменами в жизни страны. Тогда многие спивались по этой причине, так как не были готовы самостоятельно выживать в новых условиях. Но мать Кривцова спилась гораздо раньше. Она пристрастилась к алкоголю ещё до перестройки. И никакие трудовые коллективы, никакие воспитательные меры местного участкового милиционера не помогли. Даже её муж и отец Кривцова не смог ничего поделать. Он просто с ней развёлся, и Кривцов его больше ни разу не видел. Не захотел его отец бороться, а нашёл самый лёгкий способ избавиться от всех проблем. Сначала Кривцов на него обижался, а потом, с годами понял, что папаша был прав. Как говориться, против лома нет приёма. Поэтому с пятнадцати лет Кривцов был предоставлен самому себе. Пару лет он пожил в семье родной сестры матери, но у той были свои дети и свои заботы. Поэтому все члены приемной новой семьи вздохнули с облегчением, когда Кривцова забрали, наконец, в армию. Отправляясь служить, Кривцов однозначно решил, что из армии в эту семью не вернётся. В армии, взяв в руки боевое оружие, он опасался, что навык, приобретенный им в тире, пропал, так как к началу службы он не стрелял года три. Но навык никуда не делся.

— А у этого парня мама — музыкант, — подумал про себя Кривцов. — Значит, он, по крайней мере, не станет таким же, как я. Разве ему не повезло?

Кривцов зашёл в цветочный магазин и купил букет из белых лилий. Ему захотелось доставить удовольствие своей квартирантке. А в этом случае цветы — самый верный способ угодить женщине.

Он поднялся на свой этаж и позвонил.

— Это мне? — удивилась Ольга, открыв дверь Кривцову.

— Вам, кому же ещё? Кстати, почему вы не поинтересовались, кто пришёл? — спросил Кривцов.

— Отвыкла, в Германии об этом не спрашивают, — Ольга взяла букет и поднесла к своему лицу, потом прошла на кухню и поставила цветы в вазу.

— Я все-таки вас попрошу в следующий раз спрашивать, и не открывать незнакомым людям.

— Хорошо, — пообещала Ольга, — вы кого-то боитесь?

— Я похож на человека, который может кого-то бояться? Нет, я просто боюсь за вас.

— Спасибо, за меня давно уже никто не боялся, и цветов никто не дарил, да ещё таких роскошных. Спасибо.

— Пожалуйста, — Кривцов сел за кухонный стол, — если все благодарности исчерпаны, то может, что-нибудь съедим?

— Конечно, — Ольга стала расставлять на столе посуду, — я кое-что смогла приготовить, несмотря на скудность имеющихся продуктов. Ключа у меня не было, а то бы я в магазин сходила.

— Банки не работают.

— При чём здесь банки?

— При том, что у вас нет наших отечественных рублей, а на евро в магазинах ничего не купишь. Давайте, мы с вами позже вместе сходим и купим еды. Скоро Новый Год, а у нас нет ничего.

— Точно, я и забыла. Только мне неудобно. Мало того, что поселилась в вашей квартире, так ещё нахожусь на полном иждивении.

— Бросьте вы это? Я же не предлагаю вам лобстеров купить. К тому же в нашем провинциальном городке их, наверное, не продают.

— А вы их пробовали?

— Нет, конечно. Где бы я их попробовал? Мы купим что-нибудь банальное, чтобы изготовить салат «Оливье», мясо по-французски, и торт на десерт. Надеюсь, вы сможете приготовить столь популярные блюда?

— Конечно, но всё равно неудобно.

— Перестаньте, прошу вас, — Кривцов закурил, — если бы мне не доставляло радости за вами ухаживать, я бы этого не делал. Поверьте мне.

— Вы, действительно, циник, — заулыбалась Ольга.

— Я вас об этом предупреждал. Кстати, предлагаю перейти на «ты».

— Без брудершафтов и поцелуев? — лукаво спросила Ольга.

— Уже поздно, спать пора, хотя время для поцелуев подходящее.

— Ладно, я пошутила. Переходим на «ты».

ГЛАВА 10

30 декабря, Понедельник

Одинцов внимательно слушал доклад Крыленко и что-то записывал у себя в блокноте.

— Это все? — спросил он, когда Крыленко затих.

— Все.

— Не густо, — откинулся он в кресле, — значит, стреляли, говоришь, с чердака дома напротив. Точнее никак?

— Все облазил лично. Никаких следов. Если бы не баллистики, то в это с трудом верится. Далековато.

— А винтовка-то, говоришь, штатовская? И, определить это удалось только по пулям, так как и винтовку и гильзы стрелок унёс с собой? Странно, обычно орудие убийства нормальные киллеры бросают на месте преступления. А этот забрал.

Крыленко пожал плечами.

— Жильцов опрашивал?

— Опрашивал. Но в Седовском доме из окон обычно не смотрят, не те люди, а смотреть из того дома, из которого стреляли — мало толку. Увидишь то же, что и все. В общем, этот стрелок — парень с головой.

— А кто спорит, что он не дурак. Дурак бы взял автомат, вышел на проезжую часть и расстрелял бы всю колонну. Теперь о Седовых.

— Седов — младший, — начал Крыленко, открыв блокнот, — ничего из себя не представляет, вернее не представлял. Студент — переросток, выросший на папиной шее. За ним ничего такого нет, разве что мелочи: девочки, рестораны, каннабис.

— Что?

— Ну, марихуана. Легкий наркотик.

— Так и говори, чего умничаешь?

— Простите. Круг общения соответствующий: богатые молокососы, которые от обычной ракетницы наделают в штаны. Врагов у него нет, все проверено, досадить он никому не смог бы. Ну, разве что заслужил по морде, но не более. В подробности не вдаюсь, так как уверен, что пострадал он только потому, что у него такой папаша. Папаша у него действительно не промах.

— Ну, ну продолжай, — заинтересованно кивнул Одинцов.

— Папа — настоящая акула. Никто не знает, где он взял деньги, с которых раскрутился. Особенно самые первые. Наши люди из его окружения тоже не знают. В поле нашего зрения попадал дважды за последние три года. Поле зрения — это еще громко сказано. Так, просто его фамилия упоминалась при расследовании нескольких дел, и то никаких доказательств о его причастности добыть не удалось. Сами знаете, какие у нас возможности, а Седов ворочает суммами, от величины которых волосы дыбом встают. Насколько нам известно, у него собственная, хорошо оплачиваемая и профессиональная служба охраны и добычи информации, причем не чета нашей. Так вот этот Седов давно не ладит с Дадоном. Если не знаете, то это известный в городе уголовный авторитет, из новой волны.

— Это что за классификация? — спросил Одинцов, — или опять умничаешь?

Крыленко встал со стула и продолжил:

— Это значит, что не имеет судимостей, а наоборот имеет высшее образование. Воровские законы не очень соблюдает, хотя от своих людей требует их соблюдения. Стал смотрящим в городе, хотя и зону не топтал, и вором в законе не является. Нонсенс по классическим воровским понятиям. Так вот, универмаг Седова и несколько магазинов находятся на территории, которую контролирует Дадон. По сведениям наших людей из окружения Дадона, Седов отказывается ему платить. Дадон, чтобы не растерять свой авторитет не может терпеть неуплаты длительное время. Он знает, что деньги Седова не очень чистые и что тот никогда не заявит о попытке рэкета, так как у самого рыло в пуху. Одним словом, идет обычная война между тем, кто уже нахапал и тем, кто не успел или проглядел дележ пирога. Седов не привык платить уголовникам и не желает признавать их власти, а Дадон, имея реальную силу и большое количество головорезов, готовых за него в огонь и в воду, не хочет никому отдавать хотя бы часть своей власти, тем более человеку не своего круга — его просто на смех поднимут. Поэтому, наверняка, Дадон и заказал убийство сына, чтобы папаша поспешил раскошелиться.

Крыленко замолчал. Иван Андреевич вспомнил свой разговор со своим агентом Владиславом и с удовольствием отметил про себя, что в аналитических вопросах он на голову выше, чем Крыленко.

— Ты хочешь сказать, что теперь Седов ляжет под Дадона? После того, что произошло?

— Не знаю, но мне кажется, что Дадон так думает, это точно. Иначе, зачем нанимать дорогостоящего киллера, деньги общаковские тратить?

— Да, — протянул Одинцов, — все эти философские измышления хороши для учебников, а где факты? Улики? То, что ты мне тут рассказываешь, я и без тебя знаю. По стрелку что-нибудь нарыл?

— Исполнителя найти нелегко, — сказал Крыленко, — но даже если нам повезет, он ничего не расскажет о заказчике. Он вообще его может не знать, и даже в глаза не видеть. Стрелки такого калибра обычно работают через посредника.

— Да, знаю я, — раздраженно проговорил Иван Андреевич, — у стрелка есть свой посредник, у заказчика свой. Между этими посредниками могут быть еще люди, причем их количество зависит от жадности заказчика и стрелка. Наш шанс как раз в том месте этой цепочки, где два посредника с обеих сторон друг другу знакомы. Но, не зная ни одного звена в этой цепи выйти в любую сторону цепочки практически невозможно. Это всё мне известно.