Детский психоанализ - Мелани Кляйн

Мне кажется, что причины подобных разногласий между мной и Анной Фрейд по этому очень важному пункту сводятся к тому, как мы обе трактуем действие Супер-Эго. Я понимаю его (в полном соответствии с исследованиями Фрейда о формировании Супер-Эго), как некую способность или свойство, приобретаемое благодаря развитию комплекса Эдипа через интроекцию эдипальных объектов, которое после заката Эдипова комплекса приобретает постоянную и неизменяемую форму. Как я уже объяснила, эта способность по ходу своей эволюции и тем более после окончательного формирования принципиально отличается от свойств реальных объектов, от которых она ведет свое происхождение. Безусловно, дети (как, впрочем, и некоторые взрослые) создают всевозможные идеальные образы «Я», организуя таким образом развитие различных «Супер-Эго», но само собой, это происходит в гораздо более поверхностных слоях, а в своей глубине уникальное природное Супер-Эго прочно укоренено и остается неизменным. Супер-Эго, о котором Анна Фрейд думает, что оно все еще проявляется через личности родителей, отнюдь не идентично этому внутреннему Супер-Эго в подлинном смысле термина, хотя я и не оспариваю его действие в ней самой. Если мы хотим проникнуть к подлинному Супер-Эго, ослабить его давление или воздействовать на него определенным образом, единственное средство, каким мы располагаем, — это психоанализ. Я подразумеваю анализ, который во всей полноте исследует развитие Эдипова комплекса и структуру Супер-Эго.

Вернемся к примеру Анны Фрейд — к мальчику, чьим лучшим оружием против собственных побуждений был страх перед отцом. Безусловно, он уже обладал Супер-Эго, отмеченным некоторой зрелостью. Я бы предпочла не называть такое Супер-Эго обычным термином «инфантильное». Вспомним другой пример: пятилетнего мальчика, который был подвержен влиянию Супер-Эго, угрожающего кастрацией, характеризующегося каннибальскими тенденциями и абсолютно противоречащего мягким и любящим родителям. Он, вполне ожидаемо, обладал также и другими Супер-Эго — я обнаружила в нем идентификации, намного точнее соответствующие его реальным родителям, хотя и они все же были весьма далеки от абсолютного сходства. Эти персонажи были добрыми, дружественными и готовыми прощать, ребенок называл их: мои мама и папа — «волшебники». Когда его отношение ко мне было позитивным, он позволял мне играть во время аналитических сеансов роль «мамы-феи», которой во всем можно было признаться. В другие периоды, когда вновь возникал негативный трансфер, я играла роль злой матери, от которой он ожидал всего самого худшего, что только мог вообразить в своих фантазиях. Когда я была «мамой-феей», он был способен формулировать самые необычные потребности и желания, которые иначе никак не могли быть удовлетворены в реальности. Например, играя в приход ночи, я должна была помочь ему и подарить некий предмет, на самом деле символизировавший отцовский пенис, который затем следовало порезать на кусочки и съесть. Другое его желание, которое также должна была исполнить «мама-фея», заключалось в том, чтобы вместе с ним убить его отца. Когда я играла роль «папы-волшебника», то же самое мы должны были совершить с его матерью, а когда он сам исполнял эту роль, а у меня была роль сына, он многократно давал мне разрешение вступить в сексуальные отношения со своей матерью, побуждая и демонстрируя мне, каким образом в одно и то же время отец и сын могли бы осуществить с ней половой акт. Этим ребенком была произведена целая серия самых разнообразных идентификаций, противоречащих одна другой и происходящих из самых разных слоев и периодов, а главное, в корне отличающихся от реальных объектов. В конечном итоге сформировалось Супер-Эго, которое производило впечатление совершенно нормального и прекрасно развитого. Одна из причин, побудившая меня выбрать этот пример из множества других состоит в том, что речь идет о ребенке, который считался абсолютно нормальным: он был подвергнут психоанализу исключительно из профилактических соображений. И лишь по прошествии некоторого времени после начала анализа и зондирования развития Эдипова комплекса вплоть до самых глубин, я смогла всецело изучить структуру и строение отдельных частей его Супер-Эго. У мальчика проявились реакции, вскрывающие наличие чувства вины и очень высокий уровень этического развития, несмотря на соответствие детскому уровню развития Эго, он осуждал все, что находил дурным или отвратительным, и это заставляло предположить, что его Супер-Эго функционировало как у взрослого с высоким уровнем этики.

Развитие как инфантильного Супер-Эго, так и Супер-Эго взрослого человека зависит от различных факторов, нет надобности описывать их в данной работе. Если по той или иной причине это развитие не было окончательно завершено, а идентификации не удались в значительной степени, тревога, которой Супер-Эго целиком обязано своим происхождением, будет преобладать в его функционировании.

Случай, приведенный Анной Фрейд, похоже, не доказывает ничего, кроме возможности существования подобных образований, относящихся к Супер-Эго. Не думаю, что он может служить примером специфически детского развития, так как аналогичные явления мы можем обнаружить и у взрослых, чье Супер-Эго развито недостаточно. Таким образом, выводы, к которым Анна Фрейд приходит на основе данного случая, на мой взгляд, неточны.

Утверждения Анны Фрейд по данному поводу заставляют меня думать, что она относит развитие Супер-Эго, также как развитие реактивных образований и воспоминаний-экранов, главным образом к латентному периоду. Мои аналитические исследования раннего детства приводят меня к совершенно иным выводам на сей счет. Так, мои наблюдения убедили меня, что все эти механизмы запускаются, стоит только возникнуть Эдипову комплексу, и именно он побуждает их функционирование. После его затухания они предстают как реакции, выполнившие свою фундаментальную задачу, а в последующем развитии являют собой суперструктуру на основе, которая уже приняла свою фиксированную, неизменную форму. В некоторых обстоятельствах и в определенный срок, реактивные образования обостряются, и если давление извне возрастает, воздействие Супер-Эго, в свою очередь, осуществляется с гораздо более мощным напором.

В то же время, к этому сводится сущность явлений, которые не относятся к детству, как таковому.

То, что Анна Фрейд принимает за очередное расширение Супер-Эго и за реактивные образования латентного и препубертатного периода, — это не более, чем внешняя адаптация к прессингу и требованиям внешнего окружения, которая не имеет ничего общего с подлинным развитием Супер-Эго. По мере того, как ребенок становится старше, как, впрочем, и взрослый человек на протяжении всей жизни, осваивает много более точное и изощренное применение «двойной морали», чем в раннем детстве, когда он был менее подвержен внешнему влиянию и все еще оставался честным.

Перейдем теперь к тому, что автор относит на счет зависимой природы инфантильного Супер-Эго, как это описывается в книге, и к двойному моральному коду у детей, проявляющемуся через стыд и отвращение.

Начиная с 73 страницы своей книги по 75 включительно, Анна Фрейд разъясняет, в чем состоит отличие детей от взрослых: когда импульсивные детские тенденции доводятся до их сознания, остается только ждать, когда Супер-Эго примет на себя полную ответственность за управление ими. Так как в этом процессе дети предоставлены сами себе, единственное, что им остается, так это обнаружить «прямую торную дорогу, я имею в виду, наиболее удобную с точки зрения непосредственного удовлетворения». Анна Фрейд полагает недопустимым — и подробнейшим образом объясняет почему, — предоставить лицам, которые занимаются воспитанием ребенка, самостоятельно принимать решения об использования импульсивных сил, освобожденных от подавления. Единственно, что будет правильным, как она считает, предпринять в данном случае, так это чтобы «аналитик сопровождал ребенка в этом чрезвычайно важном моменте». Далее она описывает случай, призванный проиллюстрировать необходимость воспитательного вмешательства аналитика. Рассмотрим его подробнее: если мои возражения в ответ на подобное теоретическое рассуждение достаточно обоснованы, вряд ли будет возможно их отмести с помощью проверки на практическом примере.

К случаю, о котором идет речь, в книге прибегалось множество раз: это та самая девочка, страдавшая обсессивным неврозом. Ребенок, который перед началом психоаналитического лечения демонстрировал явные нарушения и симптомы навязчивого состояния, затем вдруг становится «озлобленным» и сверх меры несдержанным. Анна Фрейд делает вывод, что тут ей следовало бы выступить в воспитательной роли. Она уверена, что ребенок удовлетворял свои ранее вытесненные анальные тенденции после того, как они были высвобождены, за рамками психоанализа, потому что она допустила ошибку и излишне положилась на силу детского Супер-Эго. Она убеждена, что воспитательное вмешательство аналитика должно было временно поддержать все еще недостаточно стабильное, а потому неспособное в одиночестве контролировать импульсивные тенденции Супер-Эго ребенка.