Заслони меня собой - Мария Устинова

спросить имя, чтобы я не гадала. — Артем! Умоляю, если еще кто-то придет, никому не говори, где я!

Я отключила телефон, борясь с непослушными пальцами. И что теперь делать? Неизвестно, кому он все выложил. Единственный способ все выяснить — позвонить Федору и узнать, не он ли это был.

С другой стороны я уже убедилась, что Федор трус и сдаст меня в два счета. Придется уезжать из села, только брата предупредить надо.

Какое-то животное чутье вдруг погнало меня из дома. Буду упорствовать — выведу на свое логово врагов и рискну жизнью близких. Но к мужу возвращаться нельзя, а больше в городе пойти не к кому.

Я поспешила обратно, но рядом с «ауди» никого не нашла. Сельская улица была тихой и пустой — уже вечерело. Чувствуя себя неуютно, я добралась до дома и толкнула калитку.

— Юрка! — крикнула я и остановилась, как вкопанная.

Перед крыльцом, растянувшись, словно в прыжке, лежала Ирма. Остекленевшие глаза и криво обнаженные стертые клыки в посмертном оскале… Она мертва.

— Ирма, — я подошла и опустилась на колени, провела по собачьему боку.

Под колкой пыльной шерстью кожа была холодной, как резина. На загривке мех стоял дыбом, а морда в кровавых хлопьях пены. Отравили? Но соседи Ирму любят и травить ее некому, кроме тех, кто хотел проникнуть в дом…

— Юра, — тихо позвала я, надеясь, что он откликнется.

Я выпрямилась, положив руки на колени, и вытянула шею пытаясь рассмотреть что-нибудь в окнах. В кухонном почудилось движение, но это «вафельная» занавеска гуляла на сквозняке. Я внимательно осмотрела двор: взрытая земля, утварь вперемешку, словно Ирма билась, не разбирая дороги.

Я перешагнула через нее и поднялась на скрипучее крыльцо. Прислушалась и приоткрыла дверь. Спасибо Юре, петли отлично смазаны…

Он сам лежал в глубине прихожей. Просто очертания, словно брошенные в углу тряпки.

— Юра, — тихо позвала я.

В доме было прохладно и очень тихо. Слышно, как жужжат мухи и бьются в стекло. Из моей прихожей тянуло кровью, и я поняла, откуда здесь столько мух — они роились над телом моего брата.

Глава 9

Ноги меня не держали, я повалилась на колени, цепляясь за дверь.

Брат лежал полубоком, зажав ружье под собой. Он смотрел такими же глазами, что и Ирма — стеклянными и огромными, словно удивился, близко увидев смерть. Лицо, шея, клетчатая рубашка в крови, словно в фильмах ужасов. Я смотрела и не верила, что это мой брат.

— Хозяйка! — раздалось с улицы. — Есть кто? Кто кричал?..

При появлении участкового я совсем расклеилась. Следующие пятнадцать минут я давала показания и пыталась примириться с реальностью. Раскисать нельзя: в коридоре роилась полиция и мне нужно решить, что говорить.

— Ну, Рита, рассказывай, — негромко сказал участковый, садясь за стол напротив.

Я упомянула про «ауди» в кустах можжевельника, но промолчала о яде. Тянуло открыться давно знакомому человеку, но что-то меня держало. Целиком история выглядела бредом сумасшедшего.

Но мой брат мертв — и это не бред.

— Виктор Семенович, — пробормотала я, набравшись смелости.

— Что, Ритонька? — ласково спросил он, заполняя какие-то бумажки на столе.

До меня вдруг дошло, что за нашим семейным столом осталась я и участковый, оформляющий убийство моего брата. Тело из коридора убрали — повезли на экспертизу, как пояснил сосед.

— Пожалуйста, выслушайте меня…

Еле выталкивая слова, я рассказала о происшествии в кафе. Семеныч слушал без тени на лице, даже когда я призналась в убийстве гостя коктейлем «Манхеттен»…

Только хмыкнул и вернулся к протоколу — Семеныч мне не верил.

— Риточка, не нервничай, — миролюбиво посоветовал участковый. — Разберемся.

— Почему вы мне не верите… — пролепетала я. — Позвоните в кафе! Там человек погиб, его рвало кровью… Уверена, Юрку тоже убили они.

— Рита, я понял, — сосед тяжело вздохнул, словно собирался сказать что-то неприятное. — Успокойся. Человек может подавился, может сердце не выдержало, кто его знает. Ты уверена, что его кровью рвало? А не томатным соком? Ты девочка впечатлительная, могла неправильно понять.

— Виктор Семенович! — возмутилась я.

— Экспертизы еще не было, но Рита… Поверь моему опыту, Юрку зверь убил, не человек. Медведь скорее, рысь, кто еще у нас водится…

— А Ирму? — я с вызовом вскинула брови. — Она отравлена.

— Задушили ее. Много ли ей надо… Медведи на запах еды идут, вы вчера готовили, так? Вот он и пришел, ребята говорили, видели медведей здесь пару раз. Мы разберемся, Рита. Доверься. А ружья я заберу, — без перехода сказал участковый. — «Вепрь» где?

— Не знаю, — пробормотала я. — Юрка сказал, снял. Куда дел не в курсе, я же в городе живу.

Я начала оправдываться, словно обязана следить за чужим оружием.

— Все, понял, — закивал Семеныч. — Не волнуйся, решим. Ты что думаешь делать?

Я пожала плечами.

— В город вернусь, — я пододвинула связку ключей. — Присмотрите за домом, ладно? И похороните Ирму.

Он кивнул и подтолкнул ко мне протокол.

— Подпиши.

На том мы и расстались. Семенычу лучше держаться своей версии, а мне своей. Потому что стану следующей, если буду беспечна.

Я побросала вещи в наполовину разобранную сумку, взяла телефон — и свой, и Юркин. Проверила пузырек — он был на месте, и отправилась на станцию.

В электричке, следующей в город, я села у окна и прижалась к холодному стеклу. Вокруг галдели уставшие дачники, и всем было плевать, что сегодня из нашей большой и дружной семьи я осталась одна.

Нет, если еще где-то мама… Отец, которого я не видела. Их я их ощущала дальними родственниками, которые приезжают раз в пять лет и ты их почти не знаешь. Это не семья. А мимо отца я пройду, не узнав, если встречу на улице.

Я возвращалась в город, но не знала, что мне там делать. Негде жить, не на кого положиться. Очень хотелось верить, что меня не ищут. Лучше бы они считали, что убили меня в той роще. Если бы мой муж держал язык за зубами, может быть, Юрка остался жив. А может и нет.

Я достала записку брата. Мне обещали помощь. Хотя бы узнаю, кому принадлежала коричневая «ауди» и кто такой, черт возьми, этот Ярцев.

Он интересовал меня больше всего.

Когда я оказалась на перроне, свободная на все четыре стороны, уже окончательно стемнело. Впереди ночь, а мне негде остановиться. Я рассматривала пассажиров и встречающих, как бродяжка, которой некуда пойти — с тоской, и надеждой.

Но я не симпатичный щенок, меня не подберет добрый дядька.

Я забросила сумку на плечо и побрела по