Пандем - Марина Дяченко

Глава 6

— Это по поводу Лерки, — голос сестры Александры был несколько напряжен. — Я знаю, ты еще в отпуске, у тебя есть время.

— Я приеду через час, — сказал Ким.

…Итак, Лерка. Под сенью сестры Александры, которая вечно попадала в какие-то передряги, заставляя родителей волноваться и гордиться попеременно, смирная Валерия казалась почти невидимкой, надежной и тихой, молчаливой до скрытности. Ни один претендент (а яркая красота сестер бросала парней к ногам не только Александры) не был достаточно хорош для нее. Она отваживала их вежливо, но непреклонно; учеба и книжки занимали все ее свободное время, а еще она любила гонять на велосипеде — до того самого дня, пока не сочла вдруг, что это неприлично. Она писала стихи — правда, их не видел ни один человек, включая мать и сестру, и сам Ким обнаружил это совершенно случайно — из сумки сестры вывалилась толстая тетрадь, он поднял ее и, прежде чем закрыть, механически прочитал несколько строчек; Лерка взяла тетрадь у него из рук, не вырвала, а именно взяла, но в этом повелительном жесте было такое возмущение, что Ким не решился расспрашивать.

Больше он никогда не видел этой тетрадки. И мама, как выяснилось спустя много лет, не видела тоже.

Бурное отрочество Александры завершилось ее замужеством; тихое отрочество Лерки длилось и длилось, превращаясь в обузу, во всяком случае для родителей. Говорить с ней по душам не было никакой возможности — ни в детстве, ни теперь. Она молчала, спокойно улыбаясь, и не шла на откровенность ни с кем; эта стальная поверхность под изумрудным газоном внешнего спокойствия временами восхищала Кима, ему казалось, что из сестры вышел бы отличный хирург — но Лера была учительницей английского языка. Каждое утро она шла в гудящую, как трансформатор, очень среднюю школу и на три четверти ставки учила малышей стишкам, как заклинаниям, а подростков грамматике, как тарабарской брани. Недостаток денег восполнялся частными уроками. Ким молча считал, что Лерка занимается не своим делом.

Личной жизни у Леры Каманиной не было никакой — вплоть до прошлого лета, когда она невесть как познакомилась с Игорьком. Тот называл себя продюсером, носил темные очки и просторный пиджак песочного цвета; он был сноб, держался уверенно и говорил красиво, затягивался со значением, выпускал сигаретный дым с глубоким подтекстом. Что именно он спродюсировал и каковы его творческие планы, никому так и не удалось узнать, но Лерка, прежде закрытая и молчаливая, сделалась теперь упрямой и замкнутой; вероятно, глубоко внутри она прекрасно понимала ничтожество своего избранника, и столкновение между этим знанием и страстной, жертвенной любовью делало Кимову сестру невыносимой.

Роман с продюсером продолжался несколько месяцев и оборвался, оставив Леру опустошенной и несчастной. Все вздохнули с облегчением — бестолковый угар этих ссор-примирений успел вымучить не только родителей, но и Кима, и Александру. Прошел месяц, Лерка едва-едва начала возвращаться к жизни, когда телефон, как на грех, снова разразился продюсерским звонком. Новый год был нервным, запах елки мешался с едким благоуханием сердечных капель, Лерка со своим продюсером исчезли на три дня, и Ким в какой-то момент счел, что прикрикнуть на маму — единственный способ прекратить зарождающуюся истерику…

Потом Лерка появилась, бледная и отрешенная, день пролежала лицом к стене, вечером вышла на кухню и сказала маме, что Игорек, разумеется, женат. С тех пор прошло три месяца, Лерка благополучно овладела собой и вполне избавилась от болезненной привязанности, тем не менее звонок Александры не мог означать ничего другого, кроме…

«Пандем?»

«Да?»

«Как ты собираешься решать проблемы взаимоотношений мужчины и женщины?»

«Никак. Это личное дело каждого человека».

«Хорошо… Я могу закрыть вопрос с Игорьком прямо сегодня. И он больше никогда не позвонит моей сестре… Имею ли я право так поступать?»

«А почему ты меня спрашиваешь?»

Ким задумался. И правда, почему? Он так давно не пользовался ничьими советами…

«Хорошо, ладно. Мы с тобой — и ты, и я — знаем, что Лерка не особенно счастлива. Ты представляешь себе, какая встреча или иной поворот судьбы способны переменить ее жизнь к лучшему?»

«Да».

«Ты это сделаешь для нее?»

«А ты? Ты спрашивал меня, следует ли тебе поговорить наконец с Игорьком… Что это, как не поворот судьбы?»

«Я могу прогнать Игорька, но ничего не могу дать взамен».

«А я могу привести к ней на встречу человека, с которым ей будет лучше, чем в одиночестве. Без моего вмешательства они никогда не встретятся. Слишком маловероятное событие… Но тогда ты скажешь, что я кукловод. Или сваха. Или еще что-нибудь обидное… Нет?»

«Не знаю».

«Во-о-от… На одной чаше весов пусть будет счастье Лерки — не гипотетическое, а вполне реальное. А на другой — мое право на вмешательство. Если в вопросах, касающихся жизни и смерти, я буду решителен — то в вопросах так называемого счастья…»

«Если Лерка — сама — попросит тебя?»

«Проще. Но ситуация касается ведь не только Лерки. Второй человек…»

«А если он тоже попросит?»

«Совет да любовь».

* * *

— Игорь Жанович у себя… Простите, а вам назначено? Как вас представить?

Ким огляделся. Ничего себе офис, с рыбками пираньями в аквариуме, с тяжелым секьюрити (или как они называются?) на стуле у входа.

— Ким Андреевич Каманин, по поручению Каманиной Валерии Андреевны.

Секьюрити смотрел со своего стула — без неприязни, но и без радости.

— По коридору, налево, — сказала секретарша после коротких селекторных переговоров.

Ким зашагал по ковролину, буро-зеленому и плотному, как слежавшаяся прошлогодняя листва. Над головой остро светились встроенные в потолок лампочки; Ким нажал на ручку тяжелой двери и бесшумно, будто охотник в логово, вошел в продюсерский кабинет.

Хозяин восседал в черном кожаном кресле с высокой спинкой. К чисто выбритой щеке его доверчиво прижимался телефон, на месте глаз бликовали темные стекла очков; помещенный в естественную среду обитания, Игорек выглядел солидно и внушительно. Прикрывая дверь, Ким как бы ненароком повернул колесико замка-защелки.

Игорек говорил с кем-то — отрывисто и властно. Кивнул Киму, приглашая сесть и подождать; Ким сел и подождал. Игорек закончил разговор не терпящим возражений приказом, положил трубку на широкий черный стол, обернулся к Киму:

— Вы от Леры? Вы ее брат?

— Да, — сказал Ким.

— Не понимаю, зачем Лере понадобилось вмешивать посторонних, — Игорек поморщился. — Говорите. У меня пять минут.

Ким встал. Обошел комнату, лавируя между черной кожаной мебелью; остановился прямо перед Игорьковым креслом, присел рядом на край стола.

— В чем дело? — резко спросил Игорек.

Ким протянул руку и снял с него очки. У Игорька оказались голубые, удивленные глаза с широкими зрачками.

— Да как ты…

Ким поймал Игорька за запястье и опрокинул обратно в кресло. Игорек молча рванулся к телефону. Ким снова его опрокинул и навалился сверху; обе Игорьковы руки утонули в трясине кожаных подлокотников, причем левую руку Ким придавил коленом.

— Оставь ее в покое, — просто, почти равнодушно сказал Ким.

— Ты, сука…

Ким взял Игорька за горло. Горло было мяконькое, с подергивающейся гортанью, с упруго пульсирующей сонной артерией.

— Ты соображаешь, во что вляпался?! — прохрипел Игорек.

— Это ты вляпался, Игорь. Ефим Кабанов — знаешь такого? — обязан мне жизнью сына. Если я захочу испортить тебе жизнь, никто мне не помешает, — он сдавил пальцы чуть сильнее. Круглые глаза Игорька полезли на лоб, не столько от удушья, сколько от звука произнесенного имени.

— Ты…

— Я. Запомни, что я сейчас скажу. Валерия Андреевна не желает тебя знать, не желает тебя видеть, не станет с тобой говорить. Если ты еще хоть раз доставишь ей труд послать тебя по телефону — с тобой будут говорить совсем другие люди… Ты понял?

— Отпусти… ых-х-х…

— Ты понял?

— По… нял…

…Выходя из кабинета, Ким наступил на отлетевшие в сторону темные очки. Разумеется, совершенно случайно.

* * *

Уже выйдя из офиса, уже проехав несколько остановок на метро по дороге домой, Ким вдруг понял, что с того самого момента, как он увидел секретаршу и рыбок пираний в аквариуме, он ни разу не вспомнил о Пандеме и вел себя так, будто никакого Пандема не существовало; экскурсия к Игорьку обернулась визитом в прежний мир, где никто не стоял за спиной, не шептал на ухо, не читал мыслей.

«Пандем?»

«Да?»

Он не нашелся, что сказать. Ему почему-то стало неловко.

«Я чем-то тебя обидел, Ким?»

Стены вагона пестрели картинками; Ким разглядывал рекламу средства от простуды: преисполненное здоровья семейство глянцево радовалось круглой, как вынутый глаз, белой таблетке.