Дикий - Владимир Угрюмов

— Тихо, — шепотом кричу охраннику. — Один звук — и ты покойник.

Тот только глазами моргает. Глаза у него круглые и как будто плоские, как у филина.

— Сколько еще людей в доме? — спрашиваю. — Кто такие?

Мудак сглатывает слюну и шепчет в ответ:

— Шефы. Двое наверху. И еще братва. Двое в охране. Тоже наверху.

— Молодец. — Простая мысль приходит ко мне, и я решаю попробовать. — Дом окружен. Если через двадцать минут я не вернусь или будут выстрелы, то все равно вам конец. Но мы вас убивать не хотим. Ваши шефы перешли у канала черту и будут наказаны. Жить хочешь?

— Да, да, — задергал головой мудило. — Жить хочу. Очень хочу.

— Тогда позовешь охрану вниз. Сам придумай. Хоть чай пить, хоть в карты играть. Когда спустишься, то скажешь, чтобы не дергались. Забери обратно. — Я протягиваю мужику «Калашникова», и тот удивленно берет оружие.

Уходит. Слышу, как скрипит дерево. За такой эксперимент могут сделать из меня решето. Прижимаюсь к стене за шкафом. Слышу, как тяжело спускаются охранники вниз. Появляются. Стволы автоматов смотрят в пол.

— Добрый вечер, — говорю и забираю оружие. — Присаживайтесь. То есть ложитесь.

Парни покорно ложатся на пол и складывают руки на спине. Выдергиваю у каждого брючный ремень и связываю кисти рук.

Теперь я поднимаюсь наверх, останавливаюсь в небольшом тамбуре возле двери. Палец уже соскучился по курку. «Подожди немного, подожди, — мысленно говорю ему. — Сейчас». Делаю вдох-выдох и врываюсь в комнату. Будущие покойники сидят и играют в карты. Край сознания ухватывает зеленое сукно старинного столика, стопку долларов и даму червей. А под ней «десятка» — десять красных, кровавых сердец. Палец уже давит и давит. В сердце, в лоб, еще в сердце и в лоб другому. Такая вот тихая война. Тэтэшка пукает, мозги разлетаются вдребезги — но тихо; оба гада дохнут, не успев и слова сказать. Тихая скучная мясорубка. Даже не соколиная охота. Просто ястреб птенцов поклевал.

Я обшариваю карманы брюк и пиджаки, стараясь не измазаться в крови. Забираю документы. Прислушиваюсь к улице, но там, кажется, ничего подозрительного. Меняю обойму и спускаюсь вниз. Охранники так и лежат на полу, а при моем появлении начинают крутить головами.

— Значит, так, — стараюсь говорить бодро и спокойно. — Конфликт урегулирован. Мы все-таки соседи, поэтому приезжайте в гости, станем дружить. А про этих… — Киваю на потолок. — Про этих забудьте. Найдете себе новых. Честных. Живите дальше.

Выхожу во двор, а там все та же ночь. Тело собаки поленом лежит посреди двора. Прости меня, пес! Стараясь не шуметь, перепрыгиваю забор и короткими перебежками вдоль разномастных заборов, ворот и изгородей покидаю славный город Красноканальск.

— Босс! — почти плачет Леха, а я обнимаю парня, и мне неожиданно тоже хочется заплакать.

— Все нормально, Леха, получилось. Можем отваливать.

— Я извелся просто! Такое ощущение, что месяц ждал!

— Забирай трофеи. На всякий случай спрячь в багажник под ветошь.

— Три АКМа, — почти поет парень. — Вот это улов!

Скоро мы уже едем по шоссейке прочь. Леха трендит всю дорогу, а мне становится безразлично и противно. Так реагирует организм на адреналин. Гадов или нет, но людей мочить — работа энергоемкая. Тупо смотрю на дорогу. В свете фар наивные мошки. Дорога пуста так же, как и душа после убийства.

В Джанкой прибываем часам к четырем утра. Леха тоже устал базарить, но в последний момент говорит:

— За наших, конечно, отомстили, босс. Но спасибо, что ихних парней не стали мочить. Войны не хочется.

По пути встречаем две наши патрульные машины, и те узнают нас, приветственно моргают фарами. Да, это вам не Красноканальск — в Джанкое все четко по безопасности. Возле анверовского дома дежурит несколько человек с охотничьими ружьями.

— Откуда, братва? — приветствуют нас.

— От верблюда! — смеется Леха в ответ.

Выходит заспанный Анвер, и мы отправляемся в сад поговорить. Я оборачиваюсь и кричу Лехе:

— Достань трофеи из багажника!

— Есть, босс!

Сперва Анвер не может понять, о чем речь, а после, понимая, говорит, что еще не проснулся, надо кофе хотя бы выпить. Мы возвращаемся в дом, и я еще раз рассказываю историю этой ночи с подробностями. Вспоминаю о документах и выкладываю их на кухонный стол. Все-таки один паспорт запачкался красным. Анвер выпил залпом несколько чашек кофе, а с меня достаточно и апельсинового сока, литровую пачку которого я достал из холодильника. Наконец Анвер в форме. Он встает. И я встаю. Мы обнимаемся. В его глазах слезы. Что это они сегодня все рассопливились?

— Не могу понять — кто ты такой? Да это и не важно. Ты мой друг, мой брат. Если тебе понадобится моя жизнь — можешь ее забрать.

— И ты мой брат. Можешь забрать и мою жизнь.

Получается в сцене много пафоса, но мы говорим ту правду, которую ощущаем.

— А теперь отдыхать, — говорит Анвер. — Ваш сон будут охранять.

— Ничего не имею против. Леху надо покормить. И спать. Долго спать.

Во дворе вокруг Лехи столпились парни. «Мудаки на девяносто процентов, — думаю я, но злиться нет сил. — Тут-то вас и мочить можно в свое удовольствие». Леха крутит в руках автоматы, что-то объясняет.

— Хорош, Леха, врать. Спать едем.

— Я не вру, босс. Все правда.

— Все равно едем.

И мы действительно уезжаем отдыхать, эскортируемые двумя машинами, полными членами местного охотничьего клуба. Будто на уток отправились поохотиться засветло.

…Помню, как наш класс принимали в пионеры. Вышли дети с барабанами и в красных галстуках поверх белых рубашек. Мы стояли гурьбой и волновались, боялись, что не всех примут за тройки. Мама сдала деньги на шелковый галстук, а некоторые родители купили своим детям галстуки подешевле. Пионервожатый держал руку поперек лба, а после мне повязывали галстук. Учительница пахла вкусными духами и подарила каждому новому пионеру по книжке. Коле, с которым я сидел за одной партой, досталась книжка про Сашу Чекалина, а мне — «Редкие птицы мира». Мы ее читали с мамой по вечерам. До сих пор я помню, как книга начиналась. А раньше помнил всю книгу наизусть.

«…Вымирание как одна из сторон естественного хода эволюции стало преобладать над возникновением нового, и причиной этого почти целиком является деятельность человека… Птицы как особый класс позвоночных животных возникли около 80–100 миллионов лет назад. Многие представители современных семейств и некоторых родов птиц известны с нижнего эоцена, то есть имеют возраст около 40 миллионов лет. В течение этого огромного промежутка времени бывали периоды, когда какая-либо таксономическая группа птиц процветала, затем угасала и исчезала полностью. Например, гасторнисы, диатримы, палелодусы, галлинулоиды. Это были в основном крупные бегающие или плавающие птицы, неспособные летать. В уничтожении дронтов и моа, несомненно, приняли участие и наши предки. И сейчас продолжается процесс уничтожения…»

10

Открываю глаза и смотрю на стену. На стене висят часы с кукушкой, но они давно не работают. Поднимаю руку и смотрю на свои. Шесть часов. Восемнадцать часов. Почти вечер. В голове еще шевелятся картинки сна и быль прошлой ночи. Надо вставать. Подхожу к окну — во дворе неутомимый Леха треплется с парнями из анверовской дружины.

— Как дела, ребята? — кричу в окно, а Леха кричит в ответ:

— Обед стынет, босс!

А есть-то хочется чертовски.

Парни накрывают стол под деревьями, на которых листва совсем пожелтела. Сад, дома и небо такие теплые на вид. Просто не верится, что скоро зарядят дожди и в непролазную грязь превратится земля… Все движется и все изменяется, но как-то не так. Если бы все становилось лучше и лучше… Умываюсь и чищу зубы пастой «Лесная». Откуда она только взялась? Приятный, дикий запах леса. А бриться лень, но все-таки бреюсь. Лицо у меня какое-то новое — кожа плотно обтягивает скулы, глаза запали и смотрят зорко. Лицо мне нравится.

За обедом узнаю новости. Из Красноканальска приехала целая делегация, и сейчас в центральном ресторане идут переговоры.

— Надеюсь, на этот раз без фокусов?

— Полная капитуляция, босс, — отвечает Леха, а кто-то из боевиков поясняет:

— Все машины мы проверили, самих обыскали. Но вежливо. Все под контролем.

— Как им наш визит — понравился?

— Так понравился, что решили нанести ответный. Чтобы мы их второй раз не навещали.

Съедаю тарелку борща и прошу добавки. В красном бульоне среди тонко нарезанных свекольных ломтиков лежит добрый оковалок говядины.

После курю, пускаю дым в набухающее вечером небо.

— Поедешь со мной в Евпаторию? — спрашиваю Леху, а тот только пожимает плечами: о чем речь, босс?

Мы едем в кафе, где я застаю Николая, человека-«гору», беседующим с Ликой.