Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том II - Владимир Пичета

Фердинанд VII (Гойя)

По приказу Мюрата значительные силы: часть гвардии, несколько отрядов кавалерии с пушками были двинуты на Мадрид и быстро овладели улицей Алькала и затем Сан-Херонимо. Схватки с толпой были жаркие, но сопротивление было сломлено. Польские кавалеристы и мамелюки дрались в первых рядах, никому не давая пощады, и затем, по приказу генералов Гильо и Добрэ, бросились внутрь домов под предлогом, что из них раздавались выстрелы, производя повсюду во всех почти домах настоящие грабежи, не щадя ни пола, ни возраста. А на других улицах шла ожесточенная борьба. Жители Мадрида дрались с остервенением, не щадя жизни. Гром выстрелов не прекращался ни на минуту. Вооруженные жители Мадрида перебегали с одной улицы на другую, прятались за углы домов, непрерывно осыпали выстрелами надвигавшуюся армию, целясь в офицеров и пытаясь вывести их из строя.

Борьба длилась в течение нескольких часов, борьба упорная, сопровождавшаяся всеми ужасами уличной борьбы. Дралось все население, но оставался спокойным тот небольшой гарнизон, который французы оставили в Мадриде и который насчитывал около 3 тыс. человек. Правительственная хунта, в руки которой король Фердинанд передал управление Испанией, настаивала на необходимости сдерживать войска, и по ее предписанию генерал-капитан Негрете издал приказ, воспрещавший гарнизону покидать казармы. Напрасно некоторые из горожан Мадрида пытались возбудить войска, вызвать их на борьбу с чужеземцами. Усилия их были напрасны. Мольбы их, обращенные к артиллерии, стоявшей в квартале de las Maravillas, не имели успеха: солдаты отказались выдать восставшим пушки. Только к концу уличной борьбы, когда в артиллерийской казарме разнесся слух, что французы овладели казармами других частей гарнизона, артиллеристы, наконец, решились принять участие в борьбе. Были вывезены 3 пушки и под командой 2 офицеров, Веларде и Дависа, к которым присоединился отряд пехоты с Рюисом во главе; отряд, подкрепленный еще уцелевшими восставшими, вступил в бой и оттеснил наступавших французов, даже забрал некоторых из них в плен. Но выступление генерала Леграна, командовавшего отрядом, стоявшим подле монастыря Сан-Бернардино, решило исход борьбы. Французы кинулись в штыки и малочисленный отряд не выдержал натиска. Рюис был тяжело ранен при самом начале борьбы, Веларде был убит артиллерийскими снарядами, и отряд, оставивший значительное количество убитыми и ранеными, вынужден был бежать. Последнее сопротивление было сломлено: Мадрид был у ног победителя, начавшего тотчас же жестокую и беспощадную расправу с разбитым и подавленным населением. Напрасно правительственная хунта умоляла Мюрата о пощаде. Ее усилия были тщетны: требовался хороший пример, чтобы создать успокоение в Мадриде и стране, подготовить почву для новой династии, уже намеченной Наполеоном для Испании. В здании почты собралась военно-судная комиссия, с усиленной быстротой выносившая приговоры всем захваченным, всем заподозренным, — всем, на кого поступали доносы и донесения. Суд произносил приговоры без подсудимых. Приговоры сообщались команде, и целыми кучами, тут же на улице, осужденные расстреливались. Не мало было таких, которые были еще живы: их оставляли умирать: было много дела и без них. К вечеру Мадрид был спокоен спокойствием могилы. В Мадриде и в стране было введено осадное положение. Обязательное постановление гласило, что, у кого будет найдено оружие после срока, назначенного для сдачи его, или, кто остановится на улице в сообществе более 6 человек, тот будет немедленно расстрелян. Город или село, где окажется убитым французский солдат, подвергнутся сожжению. Мадрид был объят ужасом. Все власти, наперерыв друг перед другом, старались выказать свою полную покорность победителю. Инквизиционный трибунал превзошел всех. Он вынес суровое осуждение всем «революционным выходкам, которые, прикрываясь маской патриотизма и любви к королю, подрывали узы повиновения, на которые опирается верность народов». Лишь правительству, гласит акт инквизиции, подобает «руководить патриотизмом».

В то время, как мадридский мятеж был подавлен и возмутившихся подвергли расстрелам, в маленьком городке южной Франции происходили сцены иного рода, иного значения и характера. Еще в конце апреля в Байонну съехалась вся династия испанская в лице Карла IV, его жены и короля Фердинанда. Прибыл сюда же и Наполеон, и здесь судьба испанской монархии была решена. Курьер, посланный Мюратом, привез известие о восстании Мадрида и о подавлении мятежа, и Наполеон, давно уже решивший овладеть Испанией и покончить с Бурбонами, царившими в Испании, воспользовался полученными вестями. В 5 часов 5 мая было назначено торжественное собрание, на которое были приглашены Карл IV и все явившиеся в Байонну по требованию Наполеона представители испанского народа. Наполеон сообщил о всем происшедшем в Мадриде и тотчас же приказал пригласить в собрание находившегося уже в Байонне и приглашенного туда им же, Наполеоном, испанского короля Фердинанда, объявленного королем в силу отречения от престола бывшего короля Карла IV. Просьба Наполеона, вернее, требование его, обращенное к отцу и матери короля Фердинанда: образумить мятежного сына, виновника событий 2 мая, были более, чем выполнены. Едва появился Фердинанд, как Карл IV и королева Мария-Луиза с бешенством накинулись на сына. Его осыпали ругательствами, обвиняли в подстрекательстве; выражения «изменник», «предатель» сыпались каждое мгновение. Ему напоминали об его заговоре, когда, с приближенными ему лицами, он задумал захватить трон несколько времени тому назад. С особенным бешенством нападала на сына мать, не прощавшая ему его образа действий по отношению к ее любимцу и любовнику, Годою, который из-за Фердинанда едва не поплатился жизнью, и Карл IV в унисон с женой не щадил выражений, чтобы заклеймить поведение сына по отношению к Годою, которого он называл «Мануйленком», без которого и он не мог жить и существовать. Разыгравшаяся сцена была ужасна. Она навела ужас на самого Наполеона. «Что это за люди», вот что мог он сказать после этой сцены, когда вернулся из собрания к себе в замок.

Трусливый и вероломный, только что перед этой сценой пославший секретный приказ хунте начать враждебные действия против французов, Фердинанд теперь сразу пал духом, дошел до полного унижения. Испуг его был еще большим, чем тогда, когда король, отец его, произведя в марте 1808 г. личный обыск в его комнате, нашел компрометирующие его бумаги. Под влиянием страха быть казненным, веря угрозам такого рода, он написал самое унизительное письмо Карлу IV, — письмо, в котором он отрекался от престола в пользу своего отца. Цель Наполеона была достигнута: акт Фердинанда об отказе был актом «добровольным», актом сыновней почтительности. Получить второй акт было нетрудно: все было заранее подготовлено и предусмотрено. В тот же день составлен был и другой «добровольный» акт, — акт отречения уже раз отрекшегося от короны в пользу сына и вновь на мгновенье сделавшегося испанским королем, Карла IV. Торжественной грамотой, составленной, по рецепту Наполеона, любимцем Годоем, новый король уступал все свои королевские права императору Наполеону, «как единственному государю, который способен, при нынешних условиях и обстоятельствах, восстановить порядок в стране».

Наполеон и Фердинанд VII. «Prince, l'abdication ou la mort» (Beautes de l'histoire des Espagnes. Paris 1815)

Династия Бурбонов перестала царствовать в Испании, угроза Наполеона, — угроза, высказанная им еще в 1801 г.: «если это (неподчинение воле Франции) будет продолжаться, то, наконец, ударит молния», теперь приведена была в Испании. Экс-королю Карлу IV был дан, в качестве резиденции, замок в Компьене с содержанием в 30 млн. реалов. Смиловался Наполеон и над Фердинандом. Ему тоже была отведена резиденция, а Талейрану дан был характерный приказ: «Я желаю, — писал Наполеон Талейрану, — чтобы все было сделано, чтобы забавить принца», и предлагал Талейрану устроить в замке театр, послать туда жену Талейрана и 4–5 дам; сверх того, послать и хорошенькую и надежную женщину, к которой мог бы привязаться астурийский принц, «ибо, — писал он, — для меня чрезвычайно важно, чтобы он не наделал глупостей. Поэтому нужно, чтобы его забавляли и занимали». Беспокойство было, однако, бесполезным. Фердинанду прислана была из Испании крупная сумма в видах дать ему возможность бежать и вернуться на родину. Но Фердинанд не сделал «глупости»: деньги были им взяты, но о бегстве он и не думал. У него зародился план иной: получить руку племянницы Наполеона.

Взятие Сарагоссы 27 января 1809 г. (Литография Адама)

Оставалось для довершения начатого дела одно: оформить сделанное Наполеоном приобретение целой страны, владевшей и большей частью Америки. И целый ряд мер принимается с этой целью. К испанцам отправлено воззвание, рассчитанное на привлечение их симпатий к будущему режиму. «Испанцы, — говорил Наполеон в своем воззвании, — после долгой агонии вам грозила гибель. Я вижу ваши страдания и желаю положить им конец… Ваши короли уступили мне свои права на испанскую корону. Но я не хочу властвовать над вами. Я желаю одного: приобрести право на вечную благодарность и вечную любовь ваших потомков. Ваша монархия устарела и цель моя — обновить ее. Я постараюсь исправить ваши учреждения, доставить вам благодеяния реформ. Вам дана будет конституция, которая объединит благодетельную власть государя со свободой и правами народа. Вспомните, наконец, чем вы были и чем стали теперь. Верьте будущему, потому что я хочу, чтобы память обо мне дошла до отдаленных ваших потомков и чтобы они признали меня возродителем вашей родины». Но в то же время были приняты им и более практичные меры. Мюрату отдан приказ созвать хунту, кастильский совет и мадридскую думу и запросить о том, кого из членов императорской семьи они желали бы видеть своим королем. Приказ был исполнен так, как того желал Наполеон, наметивший уже в короли Испании своего старшего брата, тогда неаполитанского короля, Иосифа, и власти Испании в раболепных выражениях прислали ожидаемый ответ. «Короли в Байонне, — гласило решение соединенного собрания, — не могли ярче доказать свою привязанность к народу, как признанием того, что счастье Испании всецело связано с политикой императора. Долой Пиренеи — в этом заветное желание истинно испанских испанцев. Всякий принц королевской семьи дал бы Испании ручательство в могуществе. Но Испании принадлежит право просить о привилегии. Ее трон стоит на большой высоте, и восседать на нем надлежало бы старшему из высоких братьев вашего величества. Его мудрость и добродетель внушают всем чувства уважения и восторга». Наполеону оставалось лишь снизойти к мольбам «представителей испанского народа», но ему мало было и акта «добровольного» отречения испанских королей и раболепного преклонения перед его волей испанского высшего чиновничества. Послание кастильского совета было лишь признанием факта. Наполеон желал, чтобы торжественно было признано страной и самое право, и, по его приказу, Мюрат направил в Байонну представителей народа, долженствовавших изобразить собою не то древние кортесы, не то собрание нотаблей. Вызваны были представители всех brazos, сословий: духовенства, дворянства в лице 10 грандов и рыцарства, среднего сословия в виде депутатов от городов (37), затем депутаты от колоний и представители армии и флота, университетов, торговых компаний, в общем числе 150 человек. Вся Испания, по мысли Наполеона, должна была сказать свое слово. О какой-либо самостоятельности решений собрания, понятно, не могло быть и речи: указание, сделанное одним из приверженных Наполеону лиц, на опасность созвания кортесов в чужой стране, а не в самой Испании, — опасность в смысле возбуждения сомнений в народе относительно законности решений собрания, было оставлено без внимания, как без внимания остался и тот факт, что из 150 явились только 91 депутат. Им предложено было утвердить выбор нового короля, в лице Иосифа Бонапарта, бывшего неаполитанского короля, а затем 20 июня 1808 г. была и выработана и октроирована Наполеоном та конституция, которая, согласно обещанию Наполеона в его манифесте к испанской нации, должна была оживить и осчастливить страну. Прочтена она была более для сведения: словесное ее обсуждение было воспрещено, ибо «обсуждение только запутало бы и затемнило дело»; депутатам предоставлено было право представить имевшиеся замечания, которые должна была рассмотреть специальная комиссия. 20 июня состоялось внесение проекта, а уже к 24 все было принято и готово, а 6 июля все кортесы приняли присягу новой конституции. То был сколок с знаменитой конституции 18 флореаля XII г., только ухудшенной для пользы Испании. Единственной уступкой «испанскому национальному духу» было лишь заявление, внесенное в текст и гласившее, что католическая религия есть единственно господствующая религия, при которой нетерпимы всякие иные. В остальном все почти было ново для страны, все октроировано по французским образцам. Единственным органом народного представительства была палата депутатов, которая должна была формироваться по образцу байонского собрания. В нее входило 25 архиепископов и епископов, 25 представителей дворянства, все по назначению короля, 40 депутатов от областей (выбранных из членов хунт), 30 депутатов от городов (из муниципальных советников), 22 представителя американских колоний. Сверх того, 15 депутатов от университетов и торговых палат по назначению от короны. На 172 депутата 80 были по назначению. Компетенция и права собрания определены не были. Ему было предоставлено право раз в три года вотировать бюджет, но обсуждение и бюджета и других вопросов происходило при закрытых дверях, облекалось тайной под угрозой обвинения в мятеже в случае открытия и разглашения тайны. Но и такое собрание представлялось опасным, и его ограничили созданием сената из 24 членов, по назначению, но пожизненно, избираемых королем из числа престарелых высших лиц гражданского и военного ведомств, т. е. из среды чиновничества. Лишенный законодательной инициативы и права обсуждения законов, он являлся органом охраны личных прав, неприкосновенности личности, наблюдения за применением законов о печати, но все это лишь в узких и неопределенных пределах, и на него возложена была иного рода функция: издавать чрезвычайные меры или, в случае нужды, — но и в этом случае, как и в предыдущем по требованию короля, — отменять действие конституции. Министры назначались королем, каждый действовал самостоятельно в своей сфере, подлежал здесь ответственности; но о совете министров не сказано было ни слова: его не создали по принципу.