Когда уходит печаль - Екатерина Береславцева

Я останусь здесь, здесь мой дом, здесь моя семья, здесь…

В этот момент загрохотала дверь тамбура, и в вагоне появился Василий. Люба даже не успела ничего обдумать, как её язык всё решил за неё:

– …и здесь мой жених! – звонко закончила она, протягивая руку навстречу Васе. Тот ошалело поморгал глазами, делая шаг к ней. – Познакомься, Вася, это сын Ирины Вячеславовны, помнишь такую?

– П-помню…

– А это мой будущий муж Василий, – твёрдо заявила девушка и сжала руку «жениха».

– Будущий муж, – подтвердил Вася и расплылся в счастливой улыбке.

Однако Глеб, похоже, ничуть не расстроился, выказывая своё понимание человеческой природы. Он даже будто был готов к такому повороту событий.

– Я это предполагал, – невозмутимо произнёс он. Девушка вскинула на него удивлённые глаза. – Но только ваш поступок зиждется на полном вашем незнании самой себя. И меня, разумеется, тоже. Люба, мы ещё поговорим с вами, а теперь прошу меня извинить. Я второй день на ногах, нужно хоть немного поспать.

И Глеб, одарив Любу с Васей всё понимающей улыбкой, скрылся в своём купе, задвинув за собой дверь.

Люба отпустила Васину руку. В ней как будто сразу выключился свет.

– Что происходит, Любаш? Ты зачем?..

– Пойдём отсюда!

Она потянула его за собой подальше от девятого купе и остановилась посередине вагона.

– Ты из-за него, да? Кто он такой? Он что, он… обидел тебя?!

– Тише, Васенька! – Люба за руку ухватила парня, готового броситься назад, чтобы ввязаться в бой из-за возлюбленной. – Никто меня не обижал. Наоборот…

– Что значит – наоборот?

– Ты иди к себе, Вася. Иди. У меня много дел.

– Люба! – вскричал Василий. – Ты только что сказала, что я твой будущий…

– Чш-ш-ш! – она приложила ладонь к его губам. – Не кричи, Васенька! Я прошу тебя, уходи, мы потом с тобой поговорим. Не сейчас. Сейчас я не могу. Потом! Хорошо?

Он кивнул, быстро моргая глазами. Люба отняла руку и улыбнулась:

– Вот и славно.

– Так я потом тогда зайду, Люб.

– Да, потом. Потом…

Она развернулась и почти бегом направилась в своё жилище, охваченная чрезвычайным волнением. Вася смотрел ей вслед, а затем вернулся к девятому купе, взялся за ручку и… решительно пошёл прочь, не оглядываясь и бурча что-то себе под нос.

Глава 10

Ночью Люба ни на секунду не сомкнула глаз. Хотя не её очередь была дежурить, но, заранее предвидев свою бессонницу, она отправила Антонину спать на вторую полку, а ту и не требовалось особо уговаривать.

И вот теперь Тоня похрапывала наверху, в окно заглядывали первые лучи солнца, а Люба сидела за столом, перед ней лежала её заветная тетрадка, а в тетрадке чернели зачёркнутые строчки. Ни одну из начатых фраз ей не удавалось закончить – быстро и густо Люба замазывала их ручкой и сама перед собой краснела за собственные признания. Никогда ещё с таким трудом не давались ей простые слова. Душевное смятение переполняло девушку, но облечь его в буквы, слова, предложения было никак невозможно. Наконец, она не выдержала. Выдернув из тетрадки злосчастный листок, она разорвала его в клочья, запихнула дневник под подушку и горько заплакала, уткнувшись в ладони.

Весь следующий день прошёл в каком-то тумане. Нет, на обычных обязанностях её состояние никак не сказалось. Как и прежде, Люба исправно тянула лямку проводника, улыбалась пассажирам, разносила чай, с ещё большим усердием драила места общего пользования, но в душе у неё точно застыло всё, заволоклось дымкой, замерло. С человеком, который смутил её неискушённую душу, она старалась не встречаться взглядом, не касаться рукой, хотя он попадался на её пути постоянно. Конечно, он хотел продолжить разговор и множество раз пытался обратить на себя её внимание, но она этого продолжения боялась, а потому сбегала каждый раз, набрасывая на себя маску невозмутимости и занятости. В такие моменты она удивлялась сама себе, обнаружившейся вдруг в себе способности к притворству, обману, но по-другому поступать не могла.

И ещё одна мучительная ночь прошла без сна, в какой-то полудрёме. Антонина почти не спускалась со второй полки, и Люба всю ночь просидела внизу – несчастная, измученная, но стойкая в своих убеждениях.

А следующим утром Глебу предстояло выходить.

Он поймал её в тот момент, когда Антонина вышла в соседний вагон. Люба сидела за столом, разбираясь с проездными билетами и ничего перед собой при этом не видя. Голова от двух бессонных ночей гудела колоколом, хотя в обычные дни девушка справлялась и не с такими нагрузками.

– Люба!

Он вошёл так тихо, что она вздрогнула и пачка билетиков выскользнула из её пальцев.

– Простите, что напугал вас, я не хотел…

Стараясь не показывать своей растерянности, она быстро подняла бумажки, нашла среди них одну и протянула Глебу.

– Вы, видимо, хотели свой билет забрать? Спасибо, что сами зашли…

– Люба, прошу вас, давайте поговорим!

Он решительно задвинул дверь.

– Мне не о чем с вами разговаривать! Всё, что считала нужным, я сказала уже вчера.

– Это было позавчера…

– Тем более!

Она вскочила, билеты опять рассыпались в разные стороны, но Люба не обратила на это внимания. Она смотрела в глаза Глеба прямым взглядом, лицо её побледнело.

– Я никуда с вами не пойду, Глеб Александрович! Повторяю вам это ещё раз, если позавчера вы меня не услышали. У нас с вами разные дороги, и они никак не могут пересечься.

– Люба, вы же сами не верите в то, что говорите! Я прошу вас, я умоляю вас – загляните в своё сердце! Неужели вы не видите там того смятения, которое сейчас вижу я? Вас тянет ко мне, Люба, и вы не можете это отрицать! Вас влечёт совсем иная жизнь, иные просторы, которые именно я могу вам показать! Не отказывайтесь от этого, Люба! Не обедняйте свою жизнь, ведь в ней столько всего необыкновенного, чудесного, которое вы не найдёте здесь, в этом поезде и на этой дороге! Она железная, Люба, а значит лишённая мягкости и нежности, которые предлагаю вам я!

– Вы заблуждаетесь, Глеб Александрович, – ровным голосом произнесла девушка. – Мне не нужна другая дорога, кроме этой, и мне не нужны вы. Это моё окончательное решение, больше мне вам сказать нечего.

– Ваша железная дорога делает вашу душу бесчувственной! – с горечью воскликнул Глеб.

– Позвольте мне самой разбираться с моей душой! – выпрямилась Люба, ещё более побледнев. – Я больше не желаю вас видеть, Глеб Александрович! Уходите! Уходите или… или я позову охрану!

Если бы их схватка взглядами длилась чуть дольше, Люба могла бы и сломаться,