История одного преступления - Виктор Гюго

— Полковник, — сказал Фейоль, — вы трижды нарушаете закон.

— Я нарушу его шесть раз, — ответил полковник; и он приказал арестовать Фейоля, Полена Дюррье и Тейяр-Латериса.

Солдаты получили приказ отвести их на полицейский пост при строившемся здании министерства иностранных дел.

По дороге шестеро пленников, шагавших между двумя рядами штыков, встретили трех своих коллег-депутатов — Эжена Сю, Шане и Бенуа (от Роны).

Эжен Сю преградил путь офицеру, командовавшему; отрядом, и сказал ему:

— Мы требуем, чтобы вы освободили наших коллег.

— Не могу, — ответил офицер.

— В таком случае завершайте ваше преступление, — оказал Эжен Сю, — мы требуем, чтобы вы арестовали и нас.

Офицер арестовал их.

Депутатов повели на пост при недостроенном здании министерства иностранных дел, а потом в казарму на набережной Орсе. Только к ночи за ними прислали две роты линейных войск, чтобы отвести их в эти казармы.

Приказав поставить их между двумя рядами солдат, офицер, командовавший отрядом, поклонился чуть ли не до земли и вежливо сказал:

— Господа, ружья моих солдат заряжены.

Как мы говорили, депутатов выгоняли из зала без всякого порядка, солдаты просто выталкивали их изо всех дверей.

Некоторые депутаты, в том числе те, о которых мы только что упомянули, вышли на Бургундскую улицу; других вывели через зал ожидания к воротам напротив моста Согласия.[1]

Перед залом ожидания есть передняя, нечто вроде перекрестка, куда выходит лестница верхних трибун и несколько дверей, среди них большая застекленная дверь галереи, ведущей в квартиру председателя Собрания.

Доведя депутатов до этой передней, смежной с маленьким круглым залом, куда выходит боковая дверь дворца, солдаты отпустили их.

Здесь быстро образовалась группа; депутаты Кане и Фавро взяли слово. Кто-то крикнул: «Пойдем за Дюпеном, притащим его сюда, если он будет упираться!»

Открыли застекленную дверь и бросились в галерею. На этот раз Дюпен был дома. Узнав, что жандармы очистили зал, он вышел из своего тайника. Теперь, когда Собрание было повержено, Дюпен мог выпрямиться. Как только закон оказался в плену, этот человек почувствовал себя на свободе.

Группа депутатов с Кане и Фавро во главе вошла к нему в кабинет.

Там завязался разговор. Депутаты требовали от председателя, чтобы он, олицетворение Собрания, возглавил их, олицетворявших нацию, и вернулся вместе с ними в зал.

Дюпен отказался наотрез, был непреклонен, проявил большую твердость и героически цеплялся за свое ничтожество.

— Что вы от меня хотите? — говорил он, приплетая к своим сумбурным возражениям множество юридических формул и латинских цитат: инстинкт говорящих птиц, которые, испугавшись, выкладывают весь свой репертуар. — Что вы от меня хотите? Кто я такой? Что я могу? Я ничто. Все мы теперь ничто. Ubi nihil, nihil. [2] Мы должны подчиниться силе. Там, где действует сила, народ теряет свои права. Novus nascitur ordo. [3] Надо с этим считаться. Что до меня, я должен покориться. Dura lex, sed lex. [4] Закон, порожденный необходимостью, само собой разумеется, а не правом. Но что поделаешь? Оставьте меня в покое. Я ничего не могу сделать, я делаю то, что могу. У меня нет недостатка в доброй воле. Если бы у меня были четыре солдата с капралом, я пожертвовал бы их жизнью.

— Этот человек признает только силу, — сказали депутаты, — ну что же, придется применить силу.

Как он ни отбивался, ему накинули на шею перевязь, словно веревку, и потащили его в зал, а он сопротивлялся, требовал «свободы», жаловался, упирался, — я бы сказал, боролся, если бы это слово не было благородным.

Спустя несколько минут после разгона Собрания через тот же зал ожидания, по которому жандармы волокли депутатов, депутаты волокли Дюпена.

Но далеко идти не пришлось. Большую двустворчатую зеленую дверь охраняли солдаты. Прибежал полковник Эспинас, прибежал командир жандармов. Из карманов командира торчали рукоятки двух пистолетов.

Полковник был бледен, майор был бледен, Дюпен весь побелел. Обе стороны были охвачены страхом. Дюпен боялся полковника; полковник, конечно, не боялся Дюпена, но за этой смешной и жалкой фигурой ему виделось нечто ужасное, его собственное преступление; и он дрожал. У Гомера есть сцена, в которой за спиной Терсита появляется Немезида.

Несколько мгновений Дюпен, отупев и утратив дар речи, не знал, на что решиться.

Депутат Гамбон крикнул ему:

— Говорите же, господин Дюпен, левые вас не прерывают.

Тогда, подхлестываемый словами депутатов, видя прямо перед собой штыки солдат, несчастный заговорил. То, что вышло тогда из его уст, то, что председатель Верховного собрания Франции бормотал перед жандармами в эту торжественную минуту, невозможно даже воспроизвести.

Те, кто слышал этот жалкий лепет агонизирующей подлости, постарались поскорее очистить свой слух от этой скверны. Он, кажется, сказал, заикаясь, нечто вроде следующего:

— Вы сила, у вас штыки, я взываю к праву и ухожу. Честь имею кланяться.

Он ушел.

Его не удерживали. Выходя, он обернулся и проронил еще несколько слов. Мы не станем подбирать их. У Истории нет мусорной корзины.

IX

Конец, худший, чем смерть

С этим чeлoвeкoм, три года носившим высокое звание председателя Народного собрания Франции и умевшим только прислуживать большинству, нам хотелось бы покончить сейчас же, чтобы никогда больше о нем не говорить. В последний час он умудрился пасть еще ниже, чем можно было ожидать даже от него. Его карьера в Собрании была карьерой слуги, конец его был концом лакея. Неслыханное поведение Дюпена перед жандармами, когда он выдавил из себя свое подобие протеста, показалось даже подозрительным. Гамбон воскликнул:

— Он сопротивляется, как сообщник! Ему все было известно.

Мы считаем эти подозрения несправедливыми. Дюпен ничего не знал. Кому из зачинщиков переворота нужно было его согласие? Соблазнить Дюпена! Возможно ли это? Да и к чему? Платить ему? Зачем? Это были бы выброшенные деньги; достаточно его напугать. Заранее было известно, что он согласится на все. Трусость издавна ладила с подлостью. Пролитую кровь закона вытереть недолго. Вслед за убийцей с кинжалом всегда приходит трус с губкой.

Дюпен убежал в свой кабинет. Депутаты пошли за ним следом.

— Боже мой! — воскликнул он. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое! Неужели никто этого не понимает?

И в самом деле, его мучили с самого утра, стараясь извлечь из него невозможное: искорку мужества.

— Вы терзаете меня хуже жандармов, — говорил он.

Депутаты расположились у него в кабинете, заняли его стол пока он ворчал и охал в своем кресле, и составили протокол о том, что произошло, так как хотели, чтобы в архивах сохранилось официальное описание совершенного преступления.

Когда протокол был составлен, депутат Кане прочел его председателю и подал ему перо.

— Зачем оно мне? — спросил он.

— Вы председатель, — ответил Кане, — это наше последнее заседание. Ваш долг — подписать протокол.

Этот человек отказался.

X

Черная дверь

Дюпен — это позор беспримерный.

Впоследствии он получил мзду. Кажется, его сделали чем-то вроде главного прокурора кассационного суда.

Дюпен оказал Луи Бонапарту услугу, став вместо него последним из людей.

Продолжим эту мрачную повесть.

Многие из депутатов правой, растерявшись от неожиданности, в начале событий, побежали к Дарю, который был вице-председателем Собрания и одновременно одним из председателей Союза Пирамид. Этот Союз всегда поддерживал политику Елисейского дворца. Дарю жил на Лилльской улице в доме № 75.

К десяти часам утра у Дарю собралось около сотни депутатов правой. Они решили проникнуть в зал заседаний Национального собрания. Лилльская улица выходит на Бургундскую почти напротив небольшой двери, ведущей во дворец; ее называют Черной дверью.

Депутаты во главе с Дарю направились к этой двери. Они шли, держа друг друга под руку. Некоторые опоясались своими перевязями. Потом они их сняли.

Черная дверь, как всегда приотворенная, охранялась только двумя часовыми.

Некоторые из наиболее возмущенных депутатов правой, среди них де Кердрель, бросились к этой двери и пытались войти.

Но ее резко захлопнули, и тогда между депутатами и сбежавшимися полицейскими произошло нечто вроде потасовки, во время которой одному из депутатов вывихнули кисть руки.

В это время построенный в линию на Бургундской площади батальон беглым шагом направился к группе депутатов.

Дарю с большим достоинством и твердостью знаком приказал командиру остановить солдат. Батальон остановился, и Дарю, как вице-председатель Собрания, именем конституции обратился к солдатам с требованием опустить оружие и дать дорогу представителям верховной власти народа.