Шпион - Селеста Брэдли

Но ей не удалось встретиться с мистером Апкерком.

– Он умер, – сообщила ей соседка, весьма неохотно пригласила ее войти, однако предложила выпить чаю и поведала историю кончины Апкерка. – Бедный джентльмен скорее всего столкнулся с разбойником. Порядочным людям теперь небезопасно ходить по улицам. Когда я была молоденькой девушкой, я гуляла в сопровождении всего лишь одного или двух лакеев. А теперь вообще не отваживаюсь выходить. – Женщина сделала маленький глоток чая и продолжила: – Тело бедного мистера Апкерка достали из реки несколько недель назад. Не знаю, что будет с домом. – Она с пренебрежением окинула взглядом хорошо сшитое, но потрепанное за время путешествия платье Филиппы. – Надеюсь, сюда вселится порядочный человек.

Потрясенная Филиппа тихо поблагодарила женщину и ушла.

Она прибыла издалека, растратив на подкуп всяких чинуш все отцовские деньги, но тогда Филиппу не волновало состояние ее кошелька, она думала лишь о том, как передать документы отца мистеру Апкерку.

Стоя на незнакомой улице, она осознала, что ей некуда идти. Нигде на всем свете у нее нет дома. Нет друзей, нет средств, нет родственников, которые могли бы ее защитить. Страх и отчаяние охватили девушку.

Некогда Филиппа была убеждена, что если бы она вела другую жизнь, то стала бы другой, более смелой, более интересной личностью. Но, похоже, ей на роду написано остаться прежней Филиппой.

Сейчас главное – выжить. О судьбе отца, о собственном одиночестве и других проблемах Филиппа вспоминала лишь в те короткие минуты, когда приходила в себя, проснувшись после очередного кошмара.

Но прошлой ночью, которую она провела в этом прекрасном доме, кошмары ее не мучили. На этот раз ей удалось уйти от преследователей. И теперь, когда ее жизнь в безопасности, она может наконец заняться поисками отца.

Замешкавшись у двери столовой, Филиппа нервно поправила галстук и осмотрела себя, проверяя, нет ли каких-либо погрешностей в ее внешности.

Галстук аккуратно завязан – чертовски неудобная вещь, но прекрасно скрывает отсутствие у нее адамова яблока; жилет, вычищенные до блеска ботинки, гладко зачесанные назад волосы, руки, весьма, кстати, огрубевшие за несколько месяцев без крема.

Стараясь казаться выше ростом, распрямив плечи, Филиппа в тысячный раз напомнила себе, что должна говорить низким голосом и сидеть с некоторой небрежностью. Вздохнув. Филиппа отворила дверь и, нервно улыбаясь, открыла рот, чтобы приветствовать…

Никого. Ни единой души. Что же, прекрасно.

Филиппа вошла в столовую и, подхватив тарелку, стала набирать дымящуюся еду со стоявших на большом буфете подносов. Яйца! Она не видела яиц уже много недель. И ветчина, изумительная сочная пряная ветчина. Она проворно наполнила тарелку, переходя от одного ароматного блюда к другому.

– Копченая селедка! – Она громко вздохнула. – Не в рай ли я попал?

– Бог мой, Филипп, это всего лишь еда.

Филиппа резко дернулась, ее большой палец скользнул по тарелке, и она вылетела из рук. Кусочки еды разлетелись по столовой, забрызгав пол, мебель и даже потолок.

Джеймс Каннингтон, с удивлением разглядывая гувернера, стряхивал остатки яйца со своей рубашки. Потом, усмехнувшись, оглядел столовую.

– Что-нибудь оставили для меня, Филипп? Или решили все скормить мебели?

Филиппа оцепенев смотрела, как подсыхают пятна подливки на коричневато-красной поверхности стола. Ее вышвырнут отсюда прежде, чем она отведает копченую селедку, повисшую на канделябре.

У Филиппы перехватило дыхание. Мистер Каннингтон обошел вокруг стола, взял еще одну тарелку из стопки, стоявшей в подогревательном шкафу, сунул тарелку ей в руки.

– Давайте попробуем обеими руками, сэр Метатель Тарелок, – сказал он с улыбкой.

У Филиппы пересохло в горле.

– Но… я…

– Вам лучше несколько дней держаться подальше от Денни. Он не скажет ни слова, но будет произносить в ваш адрес настолько многозначительное «гм!», что вы не выдержите.

– Денни?

– Мой слуга, домоправитель и всеобщая нянька. Вы помните человека в нелепом костюме ярко-зеленого цвета? – Он отвернулся, чтобы достать для себя тарелку из подогревателя. – Ливрея – не моя идея. Сестра хотела, чтобы она была яблочно-красного цвета, но я решительно воспротивился. Тогда тайком от меня она заказала ливрею яблочно-зеленого цвета. – Он наполнил тарелку и понес к столу. – Ненавижу эти чертовы яблоки.

– Все любят яблоки, – заметила Филиппа, придя в себя. Однако голос ее дрогнул.

Она положила несколько кусочков себе на тарелку, но аппетит у нее пропал. Филиппа робко села напротив мистера Каннингтона, который очистил половину стола широким и бесполезным взмахом салфетки.

– Не все. Я не люблю.

– А я люблю.

– Отлично. Съешьте их хоть все.

– Все?

– Все двенадцать тысяч бушелей. Красные, зеленые, красно-зеленые… – Он содрогнулся. – Не переношу их.

– У вас двенадцать тысяч бушелей яблок? Зачем так много?

Он вздохнул:

– Моя сестра хотела, чтобы мы были самыми крупными поставщиками яблок в Ланкашире, но, будь я рядом, не позволил бы ей сажать эти бесчисленные акры садов. – Он положил вилку, словно еда не шла ему в горло. – Урожай почти созрел, и сейчас вся округа пропахла яблоками. Скоро они превратятся в яблочное пюре, яблочный сидр, яблочные пироги, и этому не будет конца, вот почему мы сейчас находимся в Лондоне, а не в Ланкашире.

Значит, он владеет землей и, без сомнения, богат.

– Мы?

– Робби и я. А теперь и вы, конечно.

Филиппа положила в рот кусочек яйца и начала неторопливо смаковать его. Возможно, она все-таки в состоянии будет поесть. Излишнее любопытство в отношении хозяина не стоит проявлять. Вчера Филиппе показалось, что мистеру Каннинггону не очень нравится, когда задают слишком много вопросов.

Но сейчас в качестве гувернера Робби Филиппа решилась спросить:

– Извините, сэр, не соблаговолите ли вы мне сказать, где мать Робби?

Мистер Каннингтон пожал плечами и подцепил вилкой кусок ветчины.

– Понятия не имею.

Он проглотил ветчину и с энтузиазмом занялся яйцом. Квадратная челюсть мерно двигалась, перемалывая пищу, а Филиппа словно завороженная смотрела на его блестевшую под распахнутой рубашкой загорелую грудь.

– Он сирота, насколько нам известно, – продолжал хозяин. – Говорит, что родителей у него нет. Судя по тому, как ужасно с ним обращались, пока он не попал к нам, ему можно верить. Никто не приходил за мальчишкой. Пусть только попробуют. Теперь у Робби есть я.

Филиппа прищурилась, но воздержалась от каких-либо замечаний. В этом человеке странным образом уживались доброжелательность и жесткость.