Космос. Марс - Никита Андреев

– Из первого ряда смотрел. Чуть – чуть не дотянули, буквально вот так, – Покровский изобразил пальцами чуть – чуть в его представлении. – Недоноски хреновы, – Он мотнул головой, цокнул и перевел взгляд на Молчанова. – А ты за красных или за синих?

– Я не увлекаюсь футболом, – сказал Молчанов.

Он говорил это много раз, но почему – то ему вдруг стало стыдно.

– Бабская забава – смотреть как мальчики в трусах мяч гоняют. Для мужиков только хоккей.

Покровский взмахнул невидимой клюшкой, подхватил шайбу и закатил в невидимые ворота.

– Ты что – то хотел показать? – спросил Молчанов.

Покровский смотрел, будто сканировал мысли, потом перевел взгляд ему за спину и указал пальцем по направлению движения станции. Молчанов обернулся. Над поверхностью Земли извивались сине – зеленые отблески северного сияния. Похожие на драконов из Китайского театра теней, они были размером с целые города и страны.

Молчанов застыл не в состоянии произнести хоть слово. Какой – то звук все – же вылетел из его уст и напоминал сдавленное мычание. Ничего прекрасней он в жизни не видел.

– Аврора Бореалис, – произнес Покровский.

– Как ты узнал, что сегодня будет свечение? Никто в ЦУПе не упоминал о недавних вспышках на солнце.

– Они недавно стали следить, не научились еще, салаги. Последние годы только американские электрики сообщали о солнечной погоде, уж не знаю откуда они данные брали.

– Я видел много фотографий, но в реальности это… Немыслимо.

– Римляне обожали богиню Аврору и ее сына Борея. Он символизировал могучий северный ветер. Смотри какой у парня бурный нрав.

Причудливые гигантские фигуры то двигались, то замирали, словно нарисованные, потом исчезали, а затем появлялись уже на сотню километров в стороне.

– Здесь наша мамочка защищает нас, – сказал Покровский в сторону Земли, потом перевел взгляд на черный бесформенный космос. – В межпланетном пространстве мы будем одни.

– У нас же есть магнитный экран – Щит. А если и его не хватит, то капсула со свинцовыми стенами защитит от любого излучения.

Покровский покосился на Молчанова с легкой ухмылкой, будто тот ляпнул глупость. Они просидели какое – то время в тишине. Неизвестно откуда в руке Покровского появилось слегка почерневшее деревянное распятие на шнурке.

– Вон большой круг, видишь? – заговорил Покровский. – Это Лондон. А там справа сейчас будет Копенгаген, но мы его не увидим, не живут там люди больше.

– А Москву увидим? – спросил Молчанов.

Покровский покачал головой.

– Орбита проходит севернее. В другой раз, летописец.

Они снова помолчали.

– Раньше здесь все было в свете, – С легкой обидой заговорил Покровский, когда они пролетали над Россией. – Питер вон еще старается, карабкается как никак. А дальше чернота одна, все вымерло. Голодный народ сбежался поближе к печатному станку.

Покровский снова погрузился в себя. Молчанов поглядывал на него искоса, но тот на время и забыл о его присутствии.

– Тебе нужно поспать, – сказал Молчанов.

Покровский с усилием вздохнул.

– Да разве тут уснешь, – он поглядел на часы. – Перед запуском надышаться хочется.

Покровский провел большим пальцем по крестику.

– Ты когда – нибудь видел, как ведет себя кровь в невесомости?

Молчанов отрицательно помахал головой.

– Сгустки превращаются в кругляшки размером с вишенки. После каждого стука сердца, рана, как будто рыба мечет икринками. Они крутятся вокруг тебя вот так, этакие крохотные луны. И как будто притягиваются. Залетают в глаза, в уши или рот, как назойливая мошкара. Знаешь какова на вкус чужая кровь?

– Нет, – твердо сказал Молчанов так, чтобы Покровский прекратил этот рассказ.

Покровский поглядел на Молчанова с уважением и продолжать не стал.

– Серега был еще жив, когда я нашел его. Прямо здесь, где ты сейчас сидишь. Он заглушил реактор, но сильно обгорел. Все говорили, что это я сделал, но то был Серега. Он превратился в кровоточащую рану. Не говорил, только мычал. Глаза вымаливали меня убить его. – Покровский убрал крестик в карман. – Я держал его за руку пока он не перестал дышать.

– Командир был уже мертв?

Покровский покивал.

– Я видел его тело, снаружи, когда отстыковал реакторный. У меня тогда был реактивный ранец, и я мог подлететь и забрать его. Я понял, что не смог бы вернуться с телом обратно, последний шлюз заклинило, осталась узкая щель. Ранец я бросил снаружи, он до сих пор висит там, на обратной стороне главного.

– Почему ты согласился снова лететь?

Покровский вдруг заулыбался и похлопал Молчанова по плечу.

– Летописец, ну хитрюга, ей богу. Ты и так все знаешь обо мне. А к сеансу мозгоправства ты меня не склонишь.

Молчанов на самом деле знал о нем все. Доступ к личному делу каждого члена экипажа имел только он. Болезни, страхи и радости, интимные подробности жизни – все от рождения и до сегодняшнего дня. Покровский в последующие десять лет неоднократно подавал рапорт на восстановление в отряд космонавтов и ему вновь и вновь приходил отказ из – за проблем со здоровьем. Нет, физически он был абсолютно здоров, врачей пугало его психопатическое состояние. Покровский отказывался проходить обследование, грубил врачам, угрожал расправой. Последнему, поставившему отказную печать едва не свернул шею. За это отсидел полгода в тюрьме, затем вышел и, как он сам заявил, решил начать с чистого листа. Если бы в мире остался еще один космонавт с его опытом, дорога на борт Прайма—1479 была бы для него закрыта.

– Я могу назначить стимуляторы сна, – говорил Молчанов. – На три, на пять часов как захочешь. Они абсолютно безвредны, эффект будет даже лучше, чем от обычного сна.

– Оставь лучше себе.

– Недосыпание приводит к проблемам с координацией. Завтра тебе нужна холодная голова.

Молчанов вдруг заговорил, как Омар Дюпре. Покровский стукнул себя по щекам, потом закрыл глаза, вытянул руки и поочередно притронулся указательными пальцами к носу.

– Разве я похож на того, у кого есть проблемы? Да брось ты, бабу прям нашел. У меня стаж на орбите семьсот сорок суток. Знаю, как и когда нужно спать.

Молчанов сдался. Если у Покровского будут проблемы с работоспособностью, Омар Дюпре это заметит. Покровского отстранят, а Молчанов легко снимет с себя ответственность. Вот и поделом ему будет.

– А ты в бога веришь, летописец?

Молчанов пожал плечами.

– Не думаю об этом.

Покровский прищурился, поджал подбородок и оглядел планету, словно хищный ястреб, облетавший владения.

– Господь, когда создавал этот мир также смотрел на него сверху, как и мы с тобой. Отсюда его творение кажется таким идеальным, чистым, – лицо Покровского покраснело. На горизонте проглядывался свет от восходящего солнца. – А спускаешься вниз и всюду грязь, кровь и смердящие трупы. Вот так мы распорядились его даром. Срубили все деревья, выстроили стены на костях, люди мрут с голоду. Мы уничтожили все, и жажда снова проснулась. Мало смертей, мало разрушений. Полезли в чужой мир.

– Мы летим спасать, а не разрушать.

– На чью бы территорию не ступил человек, он несет за собой смерть. Сам взгляни, больше не сыскать на земле ни льва, ни медведя.

– Они живут в резервациях. Там их охраняют и им ничего не угрожает.

Покровский сделал широкий приветственный жест.

– Располагайтесь марсиане, чувствуйте себя как дома. А на решетки не обращайте внимания и на уколы, да на деревья пластиковые. Добро пожаловать в свободные резервации.

Молчанов ответил после недолгой заминки с полной решимостью:

– Я не позволю чтобы с ними что – то случилось. Обещаю.

Покровский одобрительно подмигнул.

– Ты нравишься мне, летописец. Бошка у тебя на плечах, а это главное. Не пытаешься притворяться как эти… Ну ты понял, друзья наши. Искренний ты, душевный.

Внезапно Покровский потянулся ближе к Молчанову и заговорил вполголоса:

– Ты уже не на Земле, но не забывай кто ты и откуда. Мы с тобой одной крови, должны горой друг за друга стоять, понимаешь? – Покровский тыкнул Молчанову пальцем в лоб. – Янки сегодня лепечут одно, завтра другое. Все наши знают, что им нельзя доверять. Слышал, как вояка сегодня весь брифинг лепетал, мол реактор доработан, проблемы устранены?

Молчанов кивнул. Конечно он слышал и ответ командира Стивенсона серьезно его обнадежил.

– Знаешь где этот движок был последние десять лет, а? В заброшенном японском складе под грудой бетона валялся. Еле завалы разобрали, чтобы подобраться к нему. Что смогли отыскали, слепили и вперед, народ же просит, требует спасать красных обезьянок. А заработает или нет, да и черт с ним. Главное каждый свое выполнил, отчитался и урвал. Когда еще такой бал, следующий будет…

– Тогда зачем так говорит, командир то? – спросил Молчанов.