Миссия «Двойник» - Александр Терентьев

– А может быть, послать еще одну группу? – Меркулов, заложив руки за спину, стоял у зашторенного, согласно строжайшему приказу о светомаскировке, высокого окна и слегка покачивался, приподнимаясь на носочках отлично пошитых сверкающих сапог.

– Полагаю, что следует дождаться выхода группы на радиосвязь, – негромко предложил один из генералов, в ведении которого были лучшие специалисты по связи и спецподразделения НКВД, служащие которых ни на минуту не отходили от радиостанций и передатчиков, в руки которого в первую очередь попадали все донесения агентуры и разведгрупп «с той стороны». До этой минуты генерал благоразумно молчал, деликатно вытирал потеющую лысину и лишь теперь счел нужным хотя бы немножечко помочь Горобцу. – Не исключается возможность того, что, хотя явка и провалена, и даже вроде бы было боевое столкновение, им все-таки удалось уйти…

– Я согласен с мнением товарища генерала, – продолжил старший майор, – тем более что ни о погибших, ни о захваченных в плен в шифровке нашего человека в абвере не сообщается…

– Хорошо, – неожиданно легко согласился комиссар. – Даю вам сутки. Но не забывайте, что хотя в сутках и целая уйма минут – тысяча четыреста сорок, но всего лишь двадцать четыре часа… Все свободны! О малейших изменениях докладывать мне немедленно. В любое время суток! И помните про двадцать четыре часа…

11

Советских разведчиков и диверсантов, забрасываемых во время войны на территорию Германии, ожидала масса неприятных сюрпризов… Прекрасно обученные подразделения по поимке вражеских парашютистов, с настойчивостью и неутомимостью голодных волков идущие по едва уловимым лучшими розыскными собаками следам. С немецкой четкостью работающие подразделения гестапо, полиции и фельджандармерии. Население – законопослушные, четко следующие всем приказам и инструкциям военного времени граждане «великого рейха», большинство из которых чуть ли не до последних дней войны верили в «гений великого фюрера», в великую Германию и непобедимость немецкого оружия. Еще бы и не верить – ведь фюрер, в отличие от великого множества других политиков, сделал все, что обещал нации! Каждому немцу дал работу, верный кусок хлеба с маслом – то бишь кружку пива и блюдо тушеной капусты с великолепными сосисками, возродил армию, сбросил с плеч великой Германии унизительные условия Версальского мира! Великий фюрер нового тысячелетнего рейха подарил немцам возможность гордиться своей страной, своей нацией, своей армией – в считанные дни почти вся Европа легла под сапог немецкого солдата! А какие перспективы ждали избранный самим провидением народ на Востоке, в стране русских варваров, – бескрайние земли, леса, горы зерна, мяса, масла и… тысячи, миллионы бесплатных рабов! Было отчего закружиться бедным головам мелких лавочников, жадных бауэров, скупых финансистов и честолюбивых военных, воочию убедившихся в гениальности их фюрера и величии идей национал-социализма! Концлагеря? А что в них, собственно, плохого? Фюрер упрятал туда уголовников, извращенцев, смутьянов и болтунов – и правильно сделал, разве нет?! О том, что фюрер приказал для «очищения арийской нации» заодно физически уничтожить калек и душевнобольных, сентиментальные немцы предпочитали стыдливо умалчивать… Так вот, население терпеть не могло чужаков и обожало всякого рода «бдительность» и доносительство. Граждане «великого рейха», каждый третий из которых был осведомителем гестапо, каждый второй искренне считал своим долгом ставить в известность полицию обо всем, что выбивалось из раз и навсегда очерченных рамок повседневного бытия, а каждый первый стучал на третьего и второго, были гражданами сознательными… Даже чересчур. Тем более что телефонная сеть Германии была развита ничуть не хуже дорожной и дребезжащие нервными колокольчиками аппараты находились не только практически в каждом доме, но даже вдоль лесных дорог торчали аккуратные телефонные будки…

Одним из такого же рода сюрпризов были и немецкие леса. Ничего общего ни с прославленными брянскими лесами, где находили надежное убежище целые партизанские соединения, ни с лесами и болотами Белорусского Полесья, также ставшими на время войны родным домом для тысяч и тысяч «лесных призраков» – борцов с немецкими оккупантами. Ничего общего с заросшими непролазной елово-березово-ольховой смесью болотистыми просторами Псковщины, на территории которой почти всю войну открыто жил и боролся целый партизанский край и никакие карательные экспедиции и целые войсковые операции не смогли дать немцам ощущения победы над страшным злом по имени Partisanen и ощущения безопасности пребывания на «землях проклятых славянских варваров»…

Разница между русскими и немецкими лесами примерно такая же, как между заросшим некошеным разнотравьем и дурным бурьяном брошенным русским полем и аристократически аккуратным английским газоном. Никаких завалов и буреломов – каждую весну лесники проводят чистку своих участков, обрезая сухие ветки и вырубая старые, мертвые деревья. Лес тих, чист и порой кажется даже выметенным каким-то добросовестным метельщиком. Ни бумажек, ни консервных банок, ни прочего хлама – все это дисциплинированные жители бросают в урны для мусора, которые в этом лесу смотрятся настолько же естественно, как и в парках Берлина или Кенигсберга.

…Солдаты, растянувшись длинной ломаной цепью, неторопливо прочесывали район, в котором скрылись русские парашютисты. Торопиться некуда – максимум через час-другой цепь сомкнется с другими такими же поисковыми подразделениями и русские окажутся в прочном кольце. Собаки рвутся с поводков, нетерпеливо повизгивая и коротко взлаивая, иногда недоуменно посматривая на своих хозяев: неужели они не видят и не понимают, что вот же они, следы, – совершенно отчетливые отпечатки лошадиных копыт, да и запах стойкий! Ясное дело, что беглецов можно настигнуть в считанные минуты, и тогда можно будет с удовольствием продемонстрировать этим неуклюжим и неповоротливым хозяевам, что такое настоящая охота, настоящая схватка и настоящая жизнь! Без этих дурацких железок, так мерзко и раздражающе пахнущих машинным маслом и кислой тухлостью пороха! Когда ты стремительным черно-коричневым комом несешься, стелешься над землей, настигаешь врага, и вот он – мощный, неудержимый, такой упоительный прыжок! И ты вонзаешь ослепительно-белые клыки и смыкаешь челюсти, хватке которых мог бы позавидовать не только серый лесной брат-волк, но и безжалостный стальной капкан! И ты… Ошейник больно врезался в шею – хозяин слишком сильно дернул поводок, сдерживая благородный охотничий порыв… Овчарка негодующе фыркнула и обиженно заскулила, но тут же вспомнила, что она на работе, а работа – это порядок, вздохнула и вновь привычно рванулась вперед – туда, откуда легкий ветерок доносил такой домашний, мирный запах лошадей, который сейчас был запахом врага и предвещал… аромат схватки.

Как среди собак встречаются неутомимые гончие-борзые, свирепые кавказцы – охранники и помощники чабанов, пасущих овечьи отары, а также не имеющие никакой практической ценности комнатные разнеженные бездельем и теплом болонки всех сортов, так и среди лошадей существует своя особая табель о рангах. Могучие першероны с успехом могут тянуть тяжеленные фуры с грузом, но абсолютно бессмысленны и бесполезны на ипподроме, где проводятся рысистые бега, или в кавалерийской атаке, где более уместны легконогие арабские скакуны – птицы аравийских пустынь – или неутомимые донские красавцы. Добрая крестьянская лошадка хороша в поле и в упряжке, но в иных случаях имеет несколько недостатков, главными из которых становятся быстрая утомляемость и невысокая скорость бега. Есть еще один небольшой, но весьма существенный для беглецов, уходящих от погони, нюанс – любая лошадь оставляет хорошо заметные отпечатки копыт…

– Все, лошадей надо бросать… Еще чуть-чуть – и конец им, – Пахомов легко спрыгнул на землю и какое-то время бежал рядом с трусившим тяжелой рысью коньком. Бока усталого животного потемнели, остро пахло лошадиным потом, да и дыхание непривычного к таким длительным пробежкам коня становилось все более хриплым и тяжелым. Поп на несколько секунд притормозил, раскрыл планшетку, скользнул взглядом по карте и махнул рукой в сторону заросшей молодым подлеском опушки. – Давай туда… Если верить карте, то где-то тут ручей должен быть…

Ручей – неглубокий, да и шириной всего метра три – действительно оказался на месте – не соврала карта. Пахомов завел лошадей в ручей, помог спешиться Белогорцевой и сердито зашипел на Титаренко: «Не давай им пить! Пусть остынут чуток, а то угробим коней… Хоть и немецкие, а жалко скотину…» Еще с километр прошли по ручью: дополнительная гарантия, что поисковые собаки не сразу отыщут след, да и на месте спешивания Пахомов щедрой рукой потрусил по траве «кайенской смесью» из перца и табачной пыли – подарком, для собачьего нежного нюха убийственным….