Врачебные связи - Ирина Градова

– Ой, дочь, долго рассказывать! – отмахнулась я. – Мне срочно нужно…

На этот раз зазвонил мой телефон.

– Мама, ты слышала?! – завопила Дашка прямо мне в ухо. – Митрохин убит!

– Слышала, слышала, – отстраняя сотовый подальше из боязни оглохнуть, ответила я. – Только что по телику передали.

– Где Толя? Надо ему сообщить. Дело в том, что я вчера встречалась с Митрохиным…

– Как тебе, интересно, это удалось? – перебила я изумленно.

– Ходы надо знать, – нетерпеливо ответила она. – Я побывала на телевидении… В общем, Митрохин отрицал, что звонил им с требованием не пускать сюжет о митинге в эфир, но там подтвердили, что звонок был, причем звонивший в выражениях не стеснялся и угрожал судом и другими инстанциями, включая те, что «разбираются» с обидчиками без участия правоохранительных органов. А еще Митрохин сказал, что уладить дело с «Голудролом» миром, скорее всего, не получится.

– Почему?

– Митрохин утверждал, что вынес вопрос на совет директоров, и почти все проголосовали за то, чтобы не снимать препарат с производства до тех пор, пока не получат официальный запрет на его выпуск.

– А они понимают, что обрекают на мучительную смерть сотни людей?

– Думаю, всё они понимают, мам, но погоня за длинным рублем, или долларом, или евро сгубила не сотни, а миллионы людей по всему миру! По словам Митрохина, совет директоров решил, что доказательств со слов пострадавших недостаточно, а значит, «Голудрол» еще может принести огромную прибыль.

– Даш, ты все время говоришь «Митрохин утверждал», «по словам Митрохина» – ты, что, ему не веришь?

– Да как тебе сказать… Дельцы, они похожи на айсберги – на поверхности только верхушка, а все существо находится глубоко под водой. По-моему, Илья Митрохин не слишком отличался от остальных. Правда, он выразил согласие встретиться с пострадавшими и, главное, с Анатолием и просил меня договориться о встрече.

– Договорилась?

– Толик пришел в бешенство, когда узнал об отказе совета директоров и бросил трубку. Мне так и не удалось назначить встречу, он отключил телефон – видимо, хотел побыть один. Я подумала, что ему просто нужно прийти в себя, но что мне удастся убедить его встретиться с Митрохиным в неформальной обстановке и все обсудить… А тем временем кто-то его грохнул!

* * *

Весь вечер я просидела дома, переключая каналы: убийство Ильи Митрохина было новостью номер один, и каждые полчаса поступали все новые подробности. Среди причин трагедии называлось несколько, в том числе и ревность – оказывается, Митрохин недавно порвал с женщиной, с которой встречался последние три года, и считалось, что все идет к свадьбе. Кроме того, у председателя совета директоров «Фармаконии» было немало врагов среди конкурентов. Называлось также имя преступного авторитета, которого в свое время связывали с самоубийством Митрохина-старшего: вроде бы именно он подвел последнего, уговорив принять участие в сомнительных сделках, которые в результате оказались катастрофически убыточными, и бизнесмен, не справившись с ситуацией, шагнул из окна собственного офиса.

Даша не появлялась до половины первого ночи, а ее телефон не отвечал. Я уже намеревалась сесть в машину и отправиться к ней в контору, когда Бони навострил уши и вскочил: в замке поворачивался ключ. Мы с псом одновременно кинулись в прихожую. Ввалившаяся в квартиру Дашка выглядела так, словно выдержала бой с профессиональным боксером, причем никак не меньше пяти раундов: прическа растрепалась, помада размазана, как будто она утирала рот рукавом.

– На тебя напали?! – в ужасе бросилась я к дочери.

– Мам, успокойся, – устало отмахнулась она. – Никто на меня не нападал, это я в КПЗ пыталась прорваться.

– Кто-то из твоих клиентов?

– Нет, мам, из твоих!

– То есть?

– Толика задержали.

– Како… Погоди, Толика Кречета? За что?!

– По подозрению в убийстве Ильи Митрохина.

Пока я, широко открыв глаза, пялилась на нее, Даша разделась и направилась в ванную. Бони, не понимающий, почему в этот раз ему не досталось даже дружеского почесывания за ухом, озадаченно поднял на меня морду. Но тут я ему помочь не могла – сама чувствовала себя потрясенной.

Дочь плескалась под душем минут десять, и все это время я изнывала от ожидания. Наконец она выбралась наружу, в облаке пара, закутанная в огромное махровое полотенце, волочащееся по полу. Выглядела Дашутка лучше, и я решила, что настало время для объяснений. Она и сама буквально пузырилась от переполнявшей ее информации. Подвинув пуфик к дивану, на котором я сидела, она вручила мне щетку для волос и сказала:

– Чеши, пока рассказываю!

С самого Дашкиного детства ритуал с расчесыванием повторялся по два раза в неделю: будучи обладательницами длинных и густых волос, мы не могли справляться с ними самостоятельно, а потому помогали друг другу по мере сил. Механическая работа и плавные движения успокаивали.

– Его взяли прямо у выхода из операционной, – начала дочь. – Представляешь – четырехчасовая операция у трехлетнего пацаненка, а по ее окончании тебя ласково «принимают» менты!

– С чего они взяли, что Толя причастен к убийству? – удивленно спросила я. – Да он мухи не обидит!

– А кому это интересно? – мотнула головой Даша и взвизгнула, так как длинная прядь запуталась, и я едва не вырвала ее из-за неожиданного движения дочери. – Его физиономия на «Ю-тюбе» во время митинга в полный рост – думаешь, им нужны другие доказательства?

– Так ведь это же Толика избили охранники, а не наоборот!

– Вот именно, и он решил отомстить.

– Митрохину, а не тем, кто бил?

– Логика, конечно, хромает, – согласилась Дарья. – Но следак накопал, что Митрохин приходил к Толяну в больницу и что там был скандал.

– Учиненный, насколько я понимаю, мамашей покойного?

– Это неважно: все, что не вписывается в простейшую схему следствия, отметается за ненадобностью – не впервой! И как в таких условиях, спрашивается, работать? Меня к нему даже не пустили, как я ни трясла адвокатским удостоверением! К счастью, хоть со следователем поговорить удалось, но он не много сказал – только то, что знает о конфликте митрохинской компании с пациентами, а также о том, что совет директоров не принял его предложение по замораживанию выпуска «Голудрола».

– А почему именно Толик? – задала я вопрос. – Пострадавших ведь много!

– Но только он лично общался с Митрохиным, только ему Илья давал обещание разобраться, охранники били именно его… И именно ему звонил убитый перед смертью.

– Митрохин… звонил Толику?!

– Я видела распечатку с его мобильного. Разговор длился не больше минуты. Следователь предполагает, что после этого звонка Толя поехал к Митрохину и грохнул его.

– В «Фармаконии» ведь есть дежурный охранник: он, что, ничего не слышал? Выстрел должен был наделать много шума!

– Охранник смотрел повтор футбольного матча, «ящик» включил на полную громкость, поэтому и тело обнаружили только рано утром. Кроме того, в кабинете Митрохина отличная звукоизоляция.

– Но в Илью же стреляли, так? Откуда у Толика оружие?

– Оружия на квартире не нашли, но следователь считает, что Толик от него избавился, как от улики.

– А сам-то Толик что говорит?

– Понятия не имею – меня к нему не пустили! – злобно фыркнула Дарья. – Но следак говорит, что «и не таких раскалывал», так что не сомневайся: через пару суток в КПЗ Толя подпишет любое признание. Ты же понимаешь, что убита важная «шишка», и ее смерть просто так не оставят – нужно побыстрее рапортовать о «раскрытии» преступления!

– Значит, надо срочно что-то предпринять! – воскликнула я испуганно. – Господи, Марина ведь ничего не знает…

– И хорошо, – перебила дочь. – Пусть не знает как можно дольше. Я обо всем позабочусь, мам, ты же мне доверяешь?

Она повернулась ко мне лицом, и я увидела, что Даше прямо-таки необходим утвердительный ответ. Поэтому я, хоть и терзаемая сомнением, кивнула и сказала:

– Давай-ка я тебя покормлю – силы тебе понадобятся!

* * *

Я надеялась уйти пораньше, но, как назло, народу на приеме в больнице Академии наук оказалось видимо-невидимо. С тех пор, как я начала проводить там консультации раз в неделю, мне пришлось заново научиться разговаривать. Как космонавты после невесомости забывают, как ходить, хирурги теряют навыки беседы с пациентами, гораздо лучше управляясь с ними под наркозом. Слава богу, совсем уж с нуля осваивать эту науку мне не пришлось – в наше время в меде учили таким премудростям. Теперь дело другое: «необстрелянная» молодежь, только-только со студенческой скамьи, уже мнит себя корифеем и привыкла полностью полагаться на достижения современной техники. А я до сих пор помню лекции профессора Деревянко. «Правильный опрос пациента, – говаривал он, – дает для составления анамнеза больше информации, нежели анализы, рентген и УЗИ вместе взятые!» К сожалению, эти святые слова осели в головах только моего поколения.