Журнал «Вокруг Света» №05 за 1982 год - Вокруг Света

На другой день, пожалуй, не было еще и восьми утра, как вдруг в гостиницу позвонил Сулейманов и попросил подъехать к нему на работу.

— Видишь ли,— словно оправдываясь, сказал он, едва мы поздоровались,— все эти УКПГ и все, что я показывал тебе,— это сегодняшний день нашего Севера, а вот работа Алтунина — день завтрашний. Но прежде чем ты встретишься с Алтуниным, я хотел бы нарисовать первые ступеньки этого завтра...

Видимо, уловив недоумение на моем лице, он пояснил:

— Дело тут вот в чем. Темпы и объемы эксплуатации газоносных месторождений станут со временем еще выше, и мы уже не сможем обходиться только людьми со всем их опытом и знаниями. Их, грубо говоря, заменят электронно-вычислительные машины. В общем, в ближайшие годы все сферы деятельности служб, которые занимаются разработкой геологических и технологических процессов на освоении наших месторождений, должна охватить автоматизированная система управления. Над созданием ее сейчас и трудятся математики, программисты, электронщики. Понимаешь? — И, помолчав мгновенье, словно обдумывая сказанное, говорит: — Поезжай к Алтунину. Ты когда-нибудь был в Тюмени?..

— Был.

В памяти всплывает Тюмень, старенькая, битком набитая гостиница «Заря». Надым, который существовал еще только в проекте, но посреди палаток и вагончиков уже красовалась плита с надписью: «Здесь будет город Надым», и Уренгой, которого, пожалуй, не было и в проекте, а на месте его были лишь болота, поросшие чахлыми, редкими деревцами, бесчисленные озера. Что-то таинственное звучало в названии этого края — «Уренгой», и переводилось оно на русский как «дремучий», «загадочный»...

Тогда, более десяти лет назад, я попал в эти места в январе; этот месяц аборигены обского Севера называют месяцем, «когда железный топор трескается». В Тюмени, начальной точке командировки, мне повезло: удалось встретиться и поговорить с Юрием Георгиевичем Эрвье — «главным геологом Сибири», как называли его. И я хорошо помню тот трепет, с которым вошел в его кабинет. Волевое, суровое лицо, пронзительный взгляд из-под темных, иссеченных проседью бровей; он в первую минуту показался настолько неприступным и далеким от моих журналистских забот, что я даже растерялся. Но Эрвье неожиданно мягко улыбнулся, крепко пожал мне руку:

— О чем конкретно писать собираетесь?

Я рассказал, добавив при этом, что раньше работал взрывником в Северовосточном геологическом управлении и сейчас хотел бы побывать в сейсморазведке.

— А если снова поработать взрывником? — Он пристально взглянул на меня.

Я пожал плечами, в общем-то в моем распоряжении был целый месяц.

Эрвье удовлетворенно кивнул, затем снял телефонную трубку. А через два дня, облаченный в черный полушубок и тяжелые летные унты, я летел на север Тюменской области. Пассажиры Ан-2 — молодые ребята-геологи — дремали, а я, расцарапав в заледенелом иллюминаторе крошечное «окно», смотрел на бесконечную заснеженную равнину. С высоты она казалась мертвой, уснувшей навек, но я знал, что она дышит... На протяжении многих миллионов лет вся Западно-Сибирская равнина то опускалась, скрываясь под океанской волной, то снова поднималась. Именно на этих необъятных площадях медленных колебаний (академик Александр Евгеньевич Ферсман назвал их геохимическими полями) произошло удивительное скопление углеводородов в виде нефти и газа, выход которому дал знаменитый газовый фонтан, забивший в поселке Березово 21 сентября 1953 года.

Начальник отряда, он же оператор, молодой Володя Якубек, встретил меня подозрительно, однако взрывников катастрофически не хватало, а посему и я пригодился. Работали мы традиционным методом — растягивали «косы», то есть километровые полосы проводов с сейсмоприемниками. Работа далеко не легкая, а если учесть мороз под 50 градусов да ветерок, обжигающий не только лицо, но и легкие... А сейсмограмму Володя должен был дать высококачественную. Но как ее дашь такую, если сейсмоприемник разбалтывает при движении саней, на которых стоит наш вагончик. А раскаленная печурка, что примостилась сбоку от приемника?.. Тут все надо учитывать.

Рабочие растягивают «косы», мы закладываем заряды — теперь все в руках нашего начальника. Осознавая свою значимость, Володя цыкает на втиснувшихся в жаркий вагончик людей, вызывает взрывников, спрашивает о готовности. Мы по очереди отвечаем «тов», что значит «готов», и я представляю, как застыл в изумленном восхищении наш тракторист Ваня Коклюш. «Беломорина» замирает у него в зубах, из вагончика доносится команда Якубека: «Приготовились. Второй, внимание... Огонь!», на глубине в 20 метров рвутся заряды, в контрольной щели полыхнули полосы света, и Ваня Коклюш начинает яростно сосать потухший «бычок» и ошалело-восторженно поглядывает на собравшихся...

Запись готова. Володя вынимает кассету с пленкой, отдает ее проявлять и тут же сосредоточенно рассматривает влажную еще пленку сейсмограммы.

Я на совесть работал вместе со всеми, мерз на студеном ветру, «оттаивал» потом в жарком вагончике, но никогда у меня даже в мыслях не было, что по нашим сейсмограммам потом выявят пласты, которые дадут столько природного газа, что невозможно будет справиться с его добычей по старинке. И что для этого потребуются математики, программисты, операторы электронно-вычислительных машин. А в Тюмени, бывшей «столице деревень», при Всесоюзном промышленном объединении «Тюменьгазпром», будет создан кустовой информационный центр, заместителем начальника которого станет Александр Алтунин — лауреат премии Ленинского комсомола.

В Тюмени столбик термометра замер на отметке минус 31. Часы показывали десять утра, но на улицах города было еще темно, и я с трудом нашел пятиэтажное здание, в котором разместился «Тюменьгазпром».

К моему счастью, Алтунин в тот день никуда не торопился, и, пока он говорил по телефону, я смог его разглядеть. Невысокого роста, худощавый, в прекрасно сшитом кожаном пиджаке, с великолепно завязанным галстуком — он походил на столичного физика или математика с кандидатской степенью в кармане.

Алтунин заканчивает говорить по телефону, садится к столу, сдвигает в сторону какие-то записи, бумаги, кипу широченных «простыней» с графиками и спрашивает:

— С чего начнем?

— С работы, за которую вся ваша группа была удостоена премии комсомола.

Саша улыбается:

— Неужели из-за этого стоило в такую даль лететь?

Я утвердительно киваю и прошу:

— Только, если можно, то более-менее популярно.

— Популярно?..— Алтунин задумывается на минуту, потом говорит: — Видишь ли, перед нашей группой встала поначалу задача, показавшаяся непосильной: предложить методы управления разработками газовых месторождений. А никакой информации по подобным месторождениям не было. Это и сложнейшая структура иерархической системы скважин, и системы разработки месторождений, и условия неопределенности — всего не перечислишь. Но главное в том, что решение всех вопросов стояло на стыке многих наук. Здесь и пригодилась теорема Заде.

Видя, как вытянулось мое лицо от столь «популярного» объяснения, он берет лист бумаги, карандаш и рисует две кривые.

— Скажем, эта кривая — возраст журналиста и его состояние здоровья. Эта — его творческие возможности. Нам надо найти то оптимальное состояние, когда он сможет без ущерба для здоровья ездить по командировкам и очень качественно писать. Понятно?

— Вполне...

— Так же и у нас. Когда производственники столкнулись с современными технологическими схемами добычи, сбора и транспортировки газа, то оказалось, что методов расчета всего этого нет. А тут еще огромнейшая протяженность трасс, разнотипность оборудования — вот они и обратились к науке за помощью. Все закономерно.— Он ненадолго умолкает, затем добавляет уверенно: — Ну а если ты познакомишься с утвержденной уже комплексной целевой программой развития автоматизированного управления Западно-Сибирским территориально-производственным комплексом по добыче и транспорту газа на текущую пятилетку, то увидишь, что здесь старыми и даже десятилетней давности методами не обойтись.

Я слушал Алтунина и вспоминал рассказ Юрия Георгиевича Эрвье о недалеких шестидесятых годах, когда работали в основном на голом энтузиазме, а планы размещения дорогостоящих опорных скважин разрабатывались порой без достаточных геолого-геофизических обоснований. В ту пору среди тюменских геологов ходило насмешливое выражение «дикая кошка». Оказывается, так называли скважину, пробуренную наудачу, на авось. Уже тогда Эрвье говорил и настаивал на региональных геофизических изысканиях, но... Не знаю, был ли в Тюмени хоть один вычислительный центр двадцать лет назад, но сейчас передо мной сидел молодой ученый, прогнозист, влюбленный в АСУ, который вместе с Владимиром Масловым заставил многих и многих поверить в расчеты ЭВМ, в планы, представленные группой. Да и кандидатскую он защитил по теме, которая и не снилась спецам-газовикам Тюменского Севера времен Березовского фонтана: «Применение современных методов анализа, прогнозирования и управления разработкой газоносных месторождений».