Щит побережья. Книга 2: Блуждающий огонь - Елизавета Дворецкая

– Я… – начал Брендольв и запнулся. Он хотел бы сказать что-нибудь гордое, но ничего умного на ум не шло, и он мельком пожалел, что по дороге не дал себе труда подумать. – Я – Брендольв сын Гудмода с восточного побережья… – отчеканил он и для уверенности опустил ладонь к рукояти меча.

Взгляд конунга скользнул вслед за его рукой, черные брови дрогнули.

– Мой меч! – воскликнул он. – Я подарил его Хельги Птичьему Носу! Почему он у тебя?

– Я обручен с его дочерью, – несколько растерянно ответил Брендольв. К счастью, над этим вопросом долго думать не пришлось. – Он подарил мне меч на обручение и сказал, что меч хорошо мне послужит…

– Да он ясновидящий, этот Хельги Птичий Нос! – воскликнул Стюрмир конунг, и Брендольв с изумлением, почти не веря своим глазам, заметил, что тот улыбается. Настоящей улыбкой это трудно было назвать, но Метельный Великан растягивал губы, намереваясь проявить дружелюбие. – Я вижу, его слова сбылись!

Более того. Стюрмир конунг тяжело спустился по ступенькам сиденья, подошел к окаменевшему Брендольву и похлопал его по плечу.

– Теперь я понимаю, почему ты пришел ко мне, когда все эти крысы разбежались. Ты – мой человек! – уверенно и с явным удовольствием продолжал он. – Ты остался мне верен и знай, что я сумею это оценить! Люди восточного берега узнают, что Стюрмир конунг умеет ценить верность!

Брендольв молчал. Он еще не верил в столь счастливый оборот дела и ощущал себя стоящим на тоненькой корочке льда. И почему-то ему было стыдно, словно он обманывал конунга. Но что делать: сказать сейчас, что он на самом деле шел с этим мечом против него? Да нет, не против него, а просто к Вильмунду. Потому что хотел драться с фьяллями. Это правда, и в этом нет ничего бесчестного.

– Я хочу драться с фьяллями! – хрипло, но от души произнес Брендольв. Это была единственная правда, которая не рассердит Стюрмира. – И надеюсь, что ты, конунг, дашь мне такую возможность.

– Конунг! – В гридницу поспешно вбежал кто-то из Стюрмировых хирдманов. – Сюда едет… большой отряд. Не возьмусь сказать, есть ли там твой сын, но кюну Даллу я видел.

– Ах, вот как! – Стюрмир снова нахмурился и отошел от Брендольва. – Хорошо-о! – с неясным, но тяжелым чувством протянул он. – Сейчас я узнаю, у кого еще хватит смелости взглянуть мне в глаза!

Стюрмир конунг вернулся на свое место и сел, опустив обе руки на подлокотники сиденья. Молчаливым кивком он указал Брендольву место рядом с собой, с другой стороны от Вальгарда. Брендольв встал возле резного столба. Ощущение тонкого льда под ногами не проходило. Почему Вильмунд конунг и кюна Далла так быстро решили ехать сюда вслед за ним? Когда он уезжал с озера Фрейра, об этом и речи не шло. Что их подтолкнуло? Знают ли они о возвращении Стюрмира? И как себя поведут? Что скажет Вильмунд о своих бывших сторонниках? И что скажет о нем, о Брендольве? Одно слово – и неожиданная милость Метельного Великана сменится ураганным гневом.

В гридницу вбегали какие-то люди, толпились у стен, но Брендольв смотрел только на двери. Шум множества шагов и голосов приближался. Вошла кюна Далла с маленьким Бергвидом на руках, держа ребенка, как щит, с ней кто-то из ее приближенных. Лицо кюны побледнело от страха, рот уже приоткрылся, чтобы выпустить наружу поток оправданий, отговорок, обвинений, упреков… Каждую новую фигуру в дверях Брендольв встречал с замиранием сердца, но Вильмунд конунг все не появлялся. Казалось, он растворился, потерялся по дороге, а может, его и не было никогда. На Квиттинге один конунг, и зовут его Стюрмир Метельный Великан.

И только одно лицо из тех, кто прибыл с кюной Даллой, сейчас не выражало ни растерянности, ни удивления, ни страха. Ингвильда дочь Фрейвида стояла позади кюны и смотрела на быстро багровеющего Стюрмира с гордым спокойствием норны*, чье предсказание сбылось.

* * *

Сторвальд по прозвищу Скальд сидел на ступеньке крыльца и сочинял песнь к вечернему пиру. Перед его глазами кипела обычная суета усадьбы Эльвенэс, усиленная приготовлениями к важному и значительному событию. Волнение, вызванное квиттами, улеглось, а Рагневальд Наковальня, напротив, поднялся с одра болезни. Проще говоря, выздоровел. А как только он стал ходить, его тут же со всеми почестями пригласили к конунгу, и сам Хильмир предложил ему в знак примирения взять в жены йомфру Альвборг. Нечего и говорить, какой ответ он получил. Польщенный и осчастливленный Рагневальд немедленно начал готовиться к свадьбе, и сегодня вечером он станет родичем конунга. Вот только стихи к этому радостному событию он снова заказал Сторвальду. Ну что ж, как говорится, никто не спасет обреченного. Только дурак не учится на своих ошибках, а если человек дурак, то это обычно надолго.

Во двор загоняли стадо блеющих овец, которым уже сегодня вечером предстояло стать угощением для многочисленных гостей конунга. Бегали туда-сюда служанки, над усадьбой висел шум, но Сторвальду это не мешало. Складывая строчки, он всегда и везде видел перед собой Эльденланд – удивительную страну, где так много бурого острого камня и так мало земли, где прямо из расселин причудливых, будто изгрызенных драконьими зубами скал поднимается густой горячий пар, а в каменистых ручьях струится горячая вода – хоть мясо вари. Дрова там собирают не в лесу, которого почти нет, а на берегу моря, где прибой порой выносит самые разные вещи: от старого дырявого башмака до золоченого щита с маленькой девочкой внутри (разные ведь бывают колыбели). На памяти Сторвальда такое однажды случилось, притом девочка была жива, здорова и весело гулькала, когда сбежавшиеся женщины рассматривали ее и охали. А в глубинных областях полуострова живут тролли и, бывает, запросто приходят к людям попросить молока для своих троллят. И в обмен на горшочек сметаны оставляют такие подарки, за которые конунги насыпают тот же горшочек доверху золотыми кольцами… Сторвальд очень любил свою родину. Вот только всех эльденландцев от рождения тянет странствовать, и он охотнее других поддавался этой страсти.

Так, значит, Рагневальд желает прославлений своей доблести и своей невесты… «Только ты непременно там расскажи, как этот квиттинский гриб хотел взять себе мою Альвборг, а я ему объяснил, что этот орешек не по его гнилым зубам!» – требовал Рагневальд, такой же гордый и шумный, как раньше. Пожалуйста! Сторвальд слегка пожал плечами, вспомнив разговор. Я расскажу… Рагневальд несколько своеобразно в тот раз проявил доблесть, но в итоге все сложилось так, как он хотел. А это уже много. Можно сказать, та самая удача, о которой все так мечтают. И которой обычно надо помогать. Так вернее.

Значит, кто смел, тот не медлит… Хорошая пословица и хорошо укладывается в строчку. И хендинг* в ней так и просится: не медлит смелый. Но это уже было, и не так давно, а Сторвальд не любил повторяться. Это плохой скальд однажды нападет на удачный образец и потом строгает одинаковые висы*, только имена меняет. А Сторвальд считал себя хорошим скальдом. Он охотно брал деньги за свои стихи, но складывал их для собственного удовольствия. А что за удовольствие вечно жевать одно и то же?

Короче, пословица нужна другая. Что-нибудь о доблести и преимуществе одного перед другим. Не поет кукушка, коршуна завидя… Крик кукушки смолкнет жалкий, Коль заклекчет грозно коршун… Слишком много «к». Да и «клекчет» – пусть Рагневальд сам такое сочиняет. Простирает руки ворог… Руки ворог жадно тянет… Тьфу! Дева дивная досталась… Деву в дар кормильцу вранов… Какой тут дар, тролли и альвы*! Жаден враг, и ждать не время… Самому непонятно, какое созвучие ставить в начало следующей строчки – на «ж-д» или на «в-р». Тролли и альвы!

Стараясь отвлечься, Сторвальд принялся разглядывать молодых служанок. Пусть пока дрянные строчки утонут, а подходящие всплывут. Тогда их можно будет еще покрутить. Что там говорил соплеменник и друг (эльденландцы все друзья) Эгиль Угрюмый? Что он так и сыплет стихами, как обычной речью? Как бы не так! Так не бывает, и лучший скальд Морского Пути знал это лучше всех. Ничто хорошее не дается без труда, и хороший стих тоже. Лучший скальд мучается так же, как и самый захудалый. Различны бывают лишь плоды их трудов. Не всякий усердный подбиратель строчек станет хорошим скальдом, но лентяй не станет хорошим скальдом никогда. Закон такой есть. Чтобы вещь казалась легкой, в нее должно быть вложено много тяжелого труда. И сила хорошего скальда в том, чтобы не обнаружить своего усилия.

В раскрытых воротах показалось светлое пятно – знаменитая накидка из меха белого медведя. Наследник шел не спеша, помахивая подхваченным где-то прутиком. С такой же легкостью и с таким же спокойным лицом он мог бы помахивать и двуручным мечом. Но это не значит, что боги от рождения дали сыну конунга, как в сагах о древних героях, силу и умение. Просто он не любит, чтобы люди видели, как он упражняется. И стихи он тоже сочиняет не на ходу, что бы там ни болтали. Правда, основания для болтовни Хеймир поставляет сам. Даже умный человек бывает несвободен от мелкого тщеславия. Особенно когда рожден сыном конунга.