Чинька-Чинька - Анатолий Харитонов

— Чинька, Чинька, — позвал я. — Ко мне!

— Там по низине кто-то носится, слышишь?

— Слышу, — ответила Лида, — вот опять…

И вновь мне показалось, что это мелкая дробная рысь Чиньки.

— Это Чиньку кто-то не пускает к нам, — говорит Лида.

— Да, видно, не может прорваться.

Мы обрадовались, что он жив, и закричали:

— Чинька, Чинька!

И вдруг из непроглядных густых зарослей выскочил Чинька. Он подкатился к нам, упал под ноги и завалился в полном бессилии, распластав по земле лапы. Бока его ходили ходуном. Он задыхался, глаза затуманенно расширились, из открытой пасти во всю длину свисал язык и с него стекала алая кровь.

— Загоняла… — сказал я, склонившись над Чинькой.

— Все-таки прорвался! — обрадовалась Лида.

«Она где-то рядом», — подумали мы.

— Ему надо дать отдышаться, иначе он не сможет идти, — кивнул я на Чиньку, а сам подумал, что этой задержкой подвергаю опасности и Лиду и себя. Как поведет себя наш преследователь дальше, неизвестно. У меня на поясе только нож, а тигр — зверь серьезный.

Чинька охнул и смог наконец подняться. Мы пошли вверх. Теперь и я улавливал шаги какого-то зверя, шедшего следом. «Может быть, мне все это мерещится?» — успокаивал я себя.

— Давай сменим направление?..

Мы развернулись и пошли по своим следам обратно. И тотчас же услыхали, как ниже нас, где-то совсем рядом, кто-то прошелестел в обход. Теперь сомнений не было, нас преследовали!

— Жаль, что баночку из-под тушенки не взяли.

— А что?

— Колотили бы в баночку. — Шутка получилась кислой и улыбки не вызвала. Я обозлился.

— Пошли куда шли, все равно он от нас не отстанет.

И мы пошли на сопку. Когда нам слишком явно докучали шаги, Лида говорила: «Стучи!» — и мы били палками по стволам деревьев. На какое-то время преследователь затихал. Мы продвигались шумно, вопреки неписаным правилам таежной жизни, разговаривали громко, и даже иногда я свистел. У гнилого толстого пня мы остановились. Слева колыхнулся кустарник, длинная ветка с шапкой зелени на макушке медленно и плавно распрямилась, словно ее только что прижимали к земле и враз отпустили.

— Стучи! — и мы двинулись дальше. Наконец-то вышли на поляну, сплошь заросшую дикой малиной. Оттуда тяжело ломанулся в заросли тайги белогрудый медведь. Хруст веток извещал нас о его бегстве.

— Нас уже ничем не испугаешь! — сказали мы с Лидой и навалились на ягоды. Они были отборные, ярко-красные и такие сочные, что, позабыв об опасности, мы принялись обирать кусты и наполнять свои полиэтиленовые мешочки. Посреди малинника мы увидели вытоптанную площадку. Это медведь лакомился. Когтями сгребал с веток ягоду вместе с зеленью и ел, а листья выплевывал. Здесь даже пахло зверем. От недавних переживаний у меня обострилось обоняние. Пожалуй, поживи в тайге немного — и станешь чуять зверя лучше охотничьего барбоса!

Чинька вначале настороженно обнюхивал следы, а потом, глядя на нас, осмелел и принялся есть малину.

— Смотри, тоже распробовал, — показала на него Лида.

В зарослях тайги, где-то далеко от нас, раздавалось нечто похожее на «фры-ры-ры!». Это отряхивался медведь.

— И его ест мошка, ишь как вертится.

— Не уходит, ждет… — заметила Лида.

— Зато киса ушла. Она вряд ли пойдет туда, где медведь пасется.

— Чего?

— Ну, знаешь, как раньше было. Открыл землю, воткнул палку, и это мое! Другой не трогай. Так и у зверей.

— А мы, значит, забрались в мишин огород?

Мы наелись малины, набили ягодой мешочки. Пора и честь знать. А то как взбунтуется хозяин.

Потом мы облюбовали клен, оплетенный лианой, и собрали с него ведра два ягод лимонника. Ладонью загребаешь гроздь, срываешь ее и бросаешь в корзину. Радовались как дети: ягоды крупные, налитые, вызревшие, хотя еще тверденькие, не раскисшие. Пока до дому довезешь — и поспеют, и мягкими сделаются.

Возвращаясь в лагерь, Чинька снова заупрямился. И вперед не идет, и сзади не плетется. Лезет под ноги, хоть ты тресни!

— Опять осада! — смекнули мы, насторожившись. Шли, оглядываясь, вслушиваясь в каждый шорох. Но зверь двигался тоже опасливо, поодаль, вперед не забегал, но и не оставлял нас совсем. Тропа пошла в сопку. По правую сторону на откосе пространство сквозь деревья хорошо просматривалось. А вот слева заболоченное место и вроде овражка неглубокого, и там такие непроглядные заросли.

Чинька от нас не отходил ни на шаг. Я для эксперимента останавливался, пропускал его вперед. Он тут же сворачивал с тропы, напускал на себя серьезный вид, разглядывал кузнечика или нюхал ромашку, пропускал меня и шел впереди Лиды.

— Это что же получается!.. Мы его должны защищать, а не он нас?.. Вот тебе и охрана! — возмущался я.

Мы не узнавали Чиньку. Бранились, возмущались, убеждали, что именно он должен по своей собачьей должности оборонять нас. Все было напрасно! По этому вопросу он имел свое собственное мнение.

Но вот потянуло дымком. Скоро должен был показаться лагерь, где нас ждал Александр Иванович. И вдруг Чинька выскочил вперед и понесся с бугра на бугор, да еще вокруг нас…

— Смотри на него! Снята осада, выходит…

— Снята! — обрадованно подтвердила Лида.

Мы побросали палки.

У костра нас ждал сюрприз. Александр Иванович принимал гостей. Три симпатичных паренька оживленно беседовали с ним о тайге, об охотничьих делах.

— Вы знаете, что у нас тут тигра ходит? — спросил паренек с круглыми черными глазами, когда мы тяжело опустились у костра прямо па сырую землю.

— Догадались, — ответил я, — она весь день нам испортила и собаку чуть не схарчила.

— Тигра за собакой и охотилась. Вон там, глянь, следищи какие оставила, с мой сапог.

Мы рассказали о своих приключениях.

— Она! — дружно и обрадованпо подтвердили гости. А черноглазый паренек добавил:

— Она собачатину любит! Эта тигра у поселка шлендрает. Ее у нас не раз видели. Старая такая, облезлая, вся желтая, почти без полос.

И тут я вспомнил… Утром, проснувшись раньше всех, я вышел из машины. Костер еще не совсем потух, чуть дымились две головни. Я присел на корточки и стал раздувать огонь, ломая мелкие сухие веточки и бросая их на угли. Показались язычки пламени. Вдруг полог палатки, где спал Александр Иванович, еле заметно зашевелился и у самой земли образовалась крохотная щель. Из нее, как из амбразуры, блеснул его настороженный глаз. «Чего это он подглядывает?» — удивился я. А сейчас мне все стало ясно… Это он тигра высматривал. Напряжение сегодняшнего дня вылилось у меня в неудержимый смех. Все с молчаливым недоумением ждали, когда я утихомирюсь. Наконец я припал головой к земле и продемонстрировал, как Александр Иванович выглядывал из-под полога палатки. Люди собрались у костра сообразительные. Все поняли. А Александр Иванович попытался внести ясность.

— Я ж вам говорил, что Чинька всю ночь на палатку кидался, а вы и слушать не хотели! Я б вам с утра объяснил, что это значит… Уж я-то на своем веку их повидал!

Разговор снова оживился. Наперебой стали вспоминать случаи про тигров.

— Удивительно, как ваш пес выкрутился, — сказал один из парней, с уважением глядя на Чиньку.

Попутчики

Жейка и Чинька, расположившись на заднем сиденье машиы, опять ссорились. Чинька считал, что левый угол по праву принадлежит ему, и старался отстоять свою территорию всеми способами. Жейке из-за расслабляющей жары хотелось лечь. Чинька высвобождал голову, потом вытягивал из-под нее лапы, Жейка сердилась, уговаривала его «быть человеком», хлопала по ушам, трепала за загривок. Он терпеливо переносил все, но места своего не уступал.

Мы ехали вдоль сопок и лугов по укатанной проселочной дороге. И внизу открывался вид на широкую Раздольненскую долину. Среди яркой зелени контрастно синели озерки и речные заводи, гладкие и спокойные. А там, далеко-далеко на востоке, раскинулся морской залив. Он был совершенно голубым и сливался с безоблачным небом. Поднимавшаяся пыль мгновенно оседала на придорожную высокую траву, и оттого она казалась припудренно-желтой и тяжелой.

На пустынной дороге из-за поворота вдруг показались босоногие мальчишки Жейкиного возраста. Белая рубашка одного из них превратилась в небольшой узелок, с какими ходят сельские жители на работу в поле. Мальчишки подняли руки, останавливая машину. Я затормозил.

— Подвезите, пожалуйста, до села. Тут недалеко будет, километра два, — просительно скорчив плутоватую рожицу, произнес мальчик с узелком.

— Рассаживайтесь! — распахнул я дверцу.

Жейка и Чинька враз примирились и, как сговорившись, потеснились в один угол.

Чиньке наскучили автомобильные запахи, и ему захотелось обнюхать чужих. Вскоре мы познакомились с попутчиками, узнали название села, куда они добирались. Это было километрах в пяти отсюда.