Лавка забытых иллюзий (сборник) - Сергей Литвинов

В Новороссийске мы играли в футбол за домом на поляне в одни ворота – ими служили два толстых тополя, а противоположных просто не было.

В Ростове, куда я позже переехал к родителям, мы гоняли резиновый мяч по асфальтовой площадке возле нашего подъезда, а воротами служили два кирпича. Позже, уже в Москве, при нашей современной школе, наконец появился пыльный стадион с настоящими воротами, а также хоккейная коробка. И всюду я лелеял мечту (временами она подступала очень явственно), что однажды остановится рядом с нами, игроками, детский тренер, понаблюдает и скажет мне и, допустим, другу Диме Р-ву: «Ты и ты, приходите, пожалуйста, на тренировку». А потом победа в «Кожаном мяче», юниорская команда, после молодежная, затем команда мастеров, и, как венец, сборная СССР.

Притом надо признаться, что футбольными талантами я не обладал: в нападении не показывал супердриблинга или обводки, мячом не умел чеканить (жонглировать), в то время как некоторые мальчишки влегкую набивали по двадцать – двадцать пять раз, я подкидывал мяч, не роняя, от силы раза четыре. Если в игре требовалось защищаться – я был сноровист и безогляден, но не непроходим. Ставили в ворота – играл самоотверженно, но ни ростом, ни прыгучестью не выделялся.

Однако, несмотря на то что футбольные таланты у меня отсутствовали и умом я понимал, что великий игрок из меня не выйдет, мечта о тренере, который найдет меня, самородка, жила во мне очень долго, аж до старших курсов института. Мы гоняли мяч, здоровенные дылды, во дворе общаги – а мне временами казалось, тогда уже совершенно беспочвенно, что вот-вот подойдет дядя и пригласит играть в команде мастеров. Да что там институт! Уже когда я стал учить футболу своего сына и мы с ним и его сверстниками возились на импровизированном футбольном поле, мне однажды привиделось, как подходит ко мне (именно ко мне, а не к сыну!) дяденька и говорит: «Мальчик, мне понравилось, как ты играешь, не согласишься ли тренироваться в команде мастеров?» Короче, бред!

Впрочем, я все чаще убеждаюсь, что если чего-то сильно хотеть, то в принципе мечта осуществляется – однако как-то кривовато, странно, с изгибом: не тогда, когда ты хочешь и не так, как хочешь. Однажды (я уже учился в Москве, в седьмом классе) к нам и впрямь пришел дяденька тренер – но не на игровую площадку, а прямо на урок. Рассказал, что приглашает всех парней в секцию классической борьбы. Дяденька очень ярко живописал, какими мы, мальчишки, скоро станем сильными, закаленными и бодрыми духом, если будем заниматься «классикой». Классическая борьба (сейчас она называется греко-римской), говорил он, это древнейший вид единоборств, еще греки ею занимались, а потом сам Поддубный, и тот, кто ею овладеет, тому никакой противник будет не страшен, ни на улице, ни в подворотне, нигде. Записываться можно прямо сейчас, без каких-либо ограничений.

В итоге записались все шестнадцать мальчишек, за исключением двух Андреев: толстого и раскоординированного С-на по кличке Слон и рафинированного К-ва, которого из всех спортплощадок можно было представить себе только на теннисной. Однако затем, довольно быстро, энтузиазм стал угасать. На первую тренировку мы, одноклассники, отправились уже вдесятером, на втором занятии нас осталось пятеро, а постоянно посещать стали только двое: я и мой друг Дима Р-ов.

Впрочем, это было гораздо позже, и уже не про футбол.

Случилась со мной и другая, очень советская история из той же серии: шел мимо дяденька и заметил мой талант. Произошла она, когда я в Ростове учился в четвертом классе. Но она тоже не про футбол.

Как и во всех своих местах жительства, в городе на Дону я записался в детскую библиотеку и был там, видимо, на неплохом счету, несмотря на все мои попытки увильнуть от книг из серии «Рассказы о Ленине» и «Пионеры-герои» и выбрать Жюля Верна или Стругацких. И вот в один прекрасный день библиотекарша предложила мне прийти на местное телевидение, где планировалась встреча известного детского писателя Аматуни, автора фантастической саги «Гаяна», с читателями, пионерами и школьниками.

– На телевидение?! – переспросил я.

– Ну да. Ты, Сережа, так много читаешь, так умно о книгах рассуждаешь, что мы решили выдвинуть тебя. Я считаю, что ты просто обязан поучаствовать во встрече пионеров с детским писателем, нашим земляком, и выступить там.

Так судьба послала мне уже второй знак о будущей стезе (первый – когда я блистал в роли дворового рассказчика). «Книги, книги, – словно бы вопило Провидение мне в самое ухо, – ты должен быть связан с книгами, с разными историями!» Однако в тот момент от одной только мысли о том, что мне придется прийти на телевидение и даже, может быть, там выступать, меня бросило одновременно в жар и холод, а потом охватил панический ужас, почти началась медвежья болезнь, и я пролепетал:

– Ой, а я уезжаю. К бабушке и дедушке, в Новороссийск. Сейчас ведь каникулы.

И я сбежал. Я малодушно смылся! И потом до самого конца каникул обходил библиотеку стороной: только бы меня не приметили, не схватили, не потащили выступать на телевидение!

Я все больше убеждаюсь: судьба и впрямь, похоже, человека сама выбирает и посылает ему сигналы. Надо только иметь смелость этому выбору фортуны хотя бы не противиться (не говоря уже о том, чтобы самому себя подпихивать в нужном направлении).

Моя мама Екатерина Игоревна, кстати, была и остается сторонницей активной жизненной позиции. Она всю жизнь любила говаривать, что под лежачий камень вода не течет (и жизнь свою строила согласно этой поговорке). Поэтому я сам, как достойный сын своей матери, однажды, когда учился в Новороссийске, перестал ждать милости от мифического и баснословного тренера – и записался на городском стадионе «Черноморец» в секцию футбола. Брали всех желающих, а потом кинули в толпу один мячик (тот самый, вожделенный, кожаный, «олимпийский»): гоняйте, мол. Мы разделились на две команды, чуть не по тридцать человек в каждой, и стали играть на огромном взрослом поле с гигантскими воротами. Пробегали в пыли минут сорок – по мячику я даже раза не ударил.

А когда пришли на следующее занятие – из нас выделили человек пятнадцать и отправили играть. Остальные, сказали, будут запасными. Я вместе с другими просидел на скамейке без движения часа полтора. То же самое повторилось и во второй раз, а на третий я на стадион «Черноморец» не поехал.

И окончательно накрылась моя карьера футболиста уже в Москве. Одно спортивное общество (мне почему-то кажется, что называлось оно «Трудовые резервы») объявило набор в секцию футбола. Меня привел отец – в столицу мы только что переехали, и мне пока запрещалось передвигаться по городу самостоятельно. Нас опять разделили на две команды – только дело было не на поле, а в крытом спортзале. Меня поставили в защиту, и за пятнадцать минут я совершил всего два осмысленных игровых действия, а именно: дважды снес крайнего нападающего противника, который раз за разом прорывался к нашим воротам. В секцию меня не взяли, а по расстроенному лицу папы я понял, что моя игра ему не понравилась: впрочем, а что там могло понравиться?!

Так что моя любовь к футболу оказалась в итоге неразделенной: я его любил, а он меня – нет. И, как всем спортсменам-неудачникам, мне за кожаный мяч оставалось только болеть. Спортсмен-заочник, как подтрунивал надо мной отец.

Болеть за футбол я начал, шутка ли сказать, в тысяча девятьсот семидесятом году. Я до сих пор помню едва ли не весь состав бразильской сборной, выигравшей тогда чемпионат мира в Мексике: Пеле, Тостао, Ривелино, Жаирзиньо… (Цитирую, можете поверить, по памяти.) Наших игроков, в смысле сборную СССР, тоже помню, но хуже.

Однако все матчи советской команды я на том чемпионате смотрел. Обстоятельства оказались тогда, как утверждали наши комментаторы (то же самое они, впрочем, доказывали на всех последующих чемпионатах), против наших ребят: и разница во времени, и высокогорье, и жара. Организаторы чемпионата в угоду телевизионным компаниям, транслирующим первенство на Европу, а также рекламодателям, начинали матчи в двенадцать дня по местному времени, в самый солнцепек. Не щадили нас и судьи, а противники прибегали к самым подлым уловкам, вроде ударов шипами по ногам. Тогда все эти обстоятельства были мне внове, я всё принимал за чистую монету и искренне негодовал.

Но, несмотря на происки судей и противников, советская команда вышла в четвертьфинал. Я в ту пору, разумеется, не знал, что это достижение для нашей команды окажется вершинным, потом мы только дважды за сорок с лишним лет сможем повторить его (в восемьдесят втором и восемьдесят шестом). Однако в семидесятом мне даже полуфинала оказалось бы мало. Я мечтал о финале, где, допускал, наша сборная может уступить великой бразильской команде. Но только им, и больше никому.

И вот в четвертьфинале наша сборная должна была встретиться с командой Уругвая. Матч этот транслировался поздно. И мне следовало сперва договориться с бабушкой и дедушкой, что меня допустят к просмотру. Хоть и были каникулы, но старички строго следили за моим режимом, краеугольными камнями которого было: правильное питание и достаточный сон.