Мастиф (СИ) - Огнелис Елизавета

— Нападай!

И Александр напал, словно очнулся, пришел в себя — и увидел врага. Противник отбросил оружие — это уже неплохо! Но что это? Все удары приходятся на воздух. Громадина с горящими сапфирами вместо глаз не оборонялась — она наступала, шла вперед, словно танк на заросли кустарника. И Саша, вооруженный, вдруг оказался в позиции обороняющегося, отступал шаг за шагом, следил, чтобы похожая на лопату ладонь не ударила по уху, а кулак не въехал в скулу. Петля, выпад, Сашу со страшной силой бросило вперед, но он успел отмахнуться, а через мгновенье понял, что попал. Бешеная радость всколыхнулась в груди. Попал, ранил! Добить! Противник стоял напротив в двух шагах, зажимал кровоточащую рану на груди. Саша не колебался. Он ударил, а потом провернул оружие, с ужасом осознавая, что убил своего первого…

Противник Александра продолжал стоять на ногах, только глаза остекленели, в движениях появилась неуверенность. Но, несмотря на это, он смог вырвать лезвие из своего тела, легким толчком отшвырнул Сашу на пару десятков шагов. Александр врезался в толпу, его поддержали, не дали упасть, засмеялись. Его противник стоял, зажимая раны руками, сквозь пальцы текла кровь, пропитывая майку, капая на пол.

— Беги! — вдруг закричала Полина. — Беги быстрей! Беги, Саша!

И он побежал, не выпуская меча из рук, боясь оглянутся, с каждой секундой росла уверенность, что он успеет, что сможет. Должен успеть, обязан. Сейчас лев придет в себя — и тогда ничто не поможет. Он не смог нанести смертельную рану, не сумел добить. И поплатился бы за это, отдал бы собственную жизнь в подтверждение того, что они — сильней. Полина бежала рядом, длинные волосы растрепались, и даже мимолетного взгляда было достаточно, чтобы увидеть боль и растерянность на ее лице. Она прикрывала Сашу, эту бестолочь, этого слабосильного человека, который был ей нужен.

— Ты правильно сделал, — Юра неведомо как оказался перед Сашей. Молодой человек остановился, с трудом дыша, с еще большим трудом подавляя цунами страха внутри.

— Страх не развивает, — Юра смотрел с интересом, снисходительно, сверху вниз. — Страх — это болезнь. Лишь злоба делает наш ум острее. Сначала Полеслав стал для тебя учителем, потом — противником, потом — врагом. Злоба подсказала тебе выход — бежать. Это было правильное решение. Ты хорошо развит.

— Меня Полина предупредила, — огрызнулся Александр.

— Полина тут ни при чем, — сказал Юра. — Решение принимал ты.

— Вы убиваете друг друга на простой тренировке, — Саша твердо решил не задавать вопросов, а говорить, как будто утверждая очевидное, будто делая выводы из увиденного.

— Мы никого не убиваем просто так. Если противник может продолжать — он продолжает бой. Ранение — лишь повод прекратить схватку. Мы можем. Ты бы не смог.

Саша кивнул в ответ, протянул Юре меч, который вынес из зала.

— Не надо, — поморщился Юра.

Саша постарался, чтобы его лицо ничего не выражало. Ему понравилось оружие, понравилось ощущение чувствовать себя свободным. Он с удовольствием чувствовал жизнь, желание тела прожить еще чуть-чуть, готовность каждой мышцы сражаться за самое короткое мгновение этой самой жизни. Оружие делало его пусть немного, но опасней, давало шанс, и его надо использовать.

— Мы пленники, — проворчал Саша, пытаясь пристроить клинок за кожаный ремень на штанах. Ответ Юры оказался неожиданным.

— Вы можете идти куда захотите. Делать что захотите. Это ваше право.

— Тогда мы уходим. И не хотим, чтобы ты нас сопровождал, — вмешалась Полина.

Тогда Юра пожал плечами, развернулся и пошел прочь. Но Александр не сдержался, он не мог уйти хотя бы без единственного вопроса.

— Почему ты? — спросил он, стараясь не глядеть в спину, чувствуя, как рука непроизвольно сжимает рукоять меча.

— Я работаю с животными, — пришел невозмутимый ответ.

— Ты что сделала? — прошипел Саша, когда Юра исчез за поворотом. — Он бы нас вывел. Теперь как мыши в мышеловке.

— Пусть уж лучше так! — чуть не завопила Полина. — Ты что думаешь, тебя случайно выбрали? Ты же сам ненормальный! Ты же дорожник! Ты же должен был…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Погоди, — он схватил женщину за плечи и вдруг почувствовал, что возбужден. Что неплохо бы повалить Полину на пол, прямо здесь, сейчас, наплевать на опасность, она только придает сил…

— Какой я дорожник, — проворчал он, нервным усилием убирая руки, только сейчас начиная соображать. А ведь он знал, подозревал, чувствовал. Эта необычная способность, хорошо развитая у любого мужчины, у него была развита (и не раз приходилось убеждаться!) лучше, чем у многих. Саша мог запомнить любую дорогу, вспомнить любое место, выйти из лесной чащи, из хаоса многоэтажных застроек — но только по своим следам. Даже когда бывал пьяным, ночью, зимой, летом — он мог шаг в шаг пройти путь, который проходил когда-то. Помнится, еще смеялся, повел Наташу к подруге какими-то дворами, закоулками, точно помня, что проходил здесь — а ведь и вправду проходил, когда искал в первый раз! — а потом оказалось что нужный дом стоял чуть ли не у остановки, и стоило пройти только несколько десятков метров — вместо двух километров. Бешеной собаке семь верст не крюк…

— Я обратно не пойду. Я жить хочу. Попробуем найти выход. Нам на зеленый уровень, дыра наша — на переходе с зеленого на синий. Мы уже на зеленом, не дрейфь, старушка, — ободрял Саша Полину, увлекая ее за собой, сквозь переходы.

Один раз им попались дети. На первый взгляд — трех-четырехлетние малыши. Они весело шушукались и смеялись, и Саша уже приготовился обороняться, не понимая — какого рода опасение вызывают в нем, зрелом и взрослом мужчине, эти дети.

— Они уже взрослые. Большие. Только ростом маленькие, — шептала позади Полина. Потом, после малышей, они оказались на желтом уровне и забрели в заросли яблонь, по веткам которых была протянута проволока. Вился виноград, а под ногами колыхалась пшеница, низкорослая, с толстыми, чуть ли не двенадцатирядными колосьями. Отовсюду лился свет — снизу, сверху, с веток, со стен, это было просто море света, и море зелени, которое жадно впитывало этот свет, отдавая кислород и плоды…

— Не ступай, ничего не бери, — предупредила Полина. — Если что-то возьмешь — отрубят руку. Но им это не страшно. Боятся надо только нам.

— Они регенерируют? — спросил Саша.

— Я не знаю, но им это не страшно, — повторила Полина. — Только больно, — добавила она.

Глава 7

Они шли так уже довольно долго, а коридоры не кончались, и было довольно страшно заглядывать в редкие двери. Саша никак не хотел попадать в ситуацию, подобную той, в «спортивном зале». Мимо проходили люди, или «не-люди», они почти не обращали внимания на парочку, крадущуюся вдоль стен. Саша ничего не мог с собой поделать. Хотелось идти широким шагом, посреди коридора, но тело само прижималось к стене, сгибалось в пояснице.

— Это жилой корпус, — сказал, наконец, Александр. — Есть только один путь.

— Обратно, — мрачно произнесла Полина.

Позади них послышался шорох, звук осыпающейся земли, мокрый треск разрываемого песка. Из стены вышел человек — полностью обнаженный, юноша, без впечатляющих мускулов, воплощенный в плоть и кровь Давид. Он с мягкой, почти виноватой улыбкой посмотрел на Сашу и Полину и шагнул — в противоположную стену, словно вошел в воду — в стороны взвилась пыль и каменная крошка.

— Симпатично, — пробурчал Саша, но не стал подходить к тому месту, где, как можно предположить, был потайной проход. Не было там ни проходов, ни ходов — это он знал точно, как пять пальцев на руке — монолитная каменная стена — ничего более.

К «спортзалу» они вышли быстро. Когда идешь вперед, в неизвестность, то кажется, что время едва тянется, и расстояния огромны. Если возвращаешься — то часы превращаются в минуты, а километры оборачиваются сотней шагов до ближайшего поворота.

— Никого нет, — сказала Полина.

Сейчас громадина зала была не освещена, в воздухе стоял приятный запах пота и металла. Оставалось совсем немного. Они почти бежали, и с трудом заставили себя успокоиться.