Айвангу - Юрий Рытхеу

– Где же новый закон? – в упор спросил его Айвангу. – Разве то, чего я добиваюсь, несправедливо?

– Понимаешь, брат, какое дело… Закон – это такая штука. Словом, он сегодня против тебя. Не зарегистрирован брак – значит, Раулена тебе не жена.

– Почему не жена – я спал с ней, как с женой. – Айвангу пожал плечами. – Отработал ее как полагается… Кто же мне поможет? Или по новому закону выходит, еоли человек без ног, то и закон не для него?

– Постой, не горячись, – сказал Белов. – Скажи мне честно и прямо – любит тебя Раулена, готова она уйти от отца и переселиться к тебе? Если да, то все в порядке, бери ее, и никто тебе не помешает жить с ней… Любит?

– Говорила – любит, – неуверенно произнес Айвангу, – но боится отца. Что отец скажет, то она и делает.

– Вот что тебе обещаю, Айвангу, – твердо сказал Белов. – Я еще раз поговорю с Кавье, с самой Рауленой побеседую. А ты пока не горячись. Иди домой, не спеши. Тут дело тонкое, я тебе еще раз обещаю: помогу.

Айвангу не очень поверил Белову, но в знак согласия наклонил голову и поплелся к двери. Из соседней комнаты выходили распаренные, отдувающиеся люди. Мынор едва не сбил Айвангу.

– А, ты! – с удивлением воскликнул он. – Мы сейчас такой тяжелый железный ящик тащили! Устали! Едва втащили и поставили. Для хранения законов. Крепкий. Дверь толстая, пушкой, наверное, не прострелить. Пряжкин записку в магазин дал – по двести граммов спирта нам отпустят. Пойдем с нами.

Айвангу вспомнил, как угощался он у пекаря, и явственно ощутил желание забыться в винном веселье, в легкой и зыбкой радости.

Мынор норовил идти шаг в шаг рядом с Айвангу, старался не обгонять его, разговаривал, наклоняясь к нему, как к малому ребенку. А безногий опирался на тивичгын, слушал друга, а мыслями уже был в магазине.

Магазин в Тэпкэне был новый, выстроенный в прошлом году рядом с лавкой американской «Гудзон бэй компани», которая была превращена в склад. С помощью Мынора Айвангу одолел три ступеньки на крыльце и вошел в просторный торговый зал, опоясанный прилавками. В одном углу продавались продовольственные товары, в другом – ткани, охотничье снаряжение, одежда, примусы, ламповые стекла, нанизанные на шпагат, патефоны и большой дождевой зонт, завезенный в Тэпкэн в единственном экземпляре и пока еще никем не купленный.

У продовольственного прилавка выстроились в очередь счастливчики, которым удалось втащить в райисполком сейф. Каждый из них держал в руке клочок бумажки – разрешение на покупку волшебного напитка.

– Скорее там! – крикнул кто-то в нетерпении.

– А кто мне цедить будет? – недовольным голосом спросила продавщица.

В Тэпкэн, как и на всю Чукотку, спирт привозили в больших двухсотлитровых бочках. Перед продажей его отливали из бочки в меньшую посудину, скажем, в чайник. Делалось это с помощью шланга. В дни спиртной распродажи возле бочки всегда толпились желающие отсосать спирт шлангом. Если бы продавщица каждый раз делала это сама, давно бы сожгла себе рот.

– Давайте мне, – протянул руку Айвангу.

«Сосатели» – так называли в Тэпкэне людей, трущихся возле бочки со спиртом, – прямо скажем, не пользовались в селении большим уважением, и некоторое время тому назад Айвангу ни за что не позволил бы себе такое.

Продавщица подала ему шланг и чайник. Айвангу отвернул металлическую пробку на бочке, погрузил один конец резиновой трубки в бочку, а другой сунул в рот. «Сосателю» полагался один законный глоток, который он делал, сообразуясь со своими силами. В Тэпкэне были такие способные люди, которые с одного глотка напивались до песен. Айвангу сделал полагающийся глоток, сунул конец шланга в чайник. Рот горел, будто в нем развели огонь. То ли дело зимой: выбежал на улицу, бросил горсть снега в рот – и запил и закусил. А летом только дыши, как вытащенная на берег рыба.

Чайник наполнился. Айвангу подал его продавщице.

Отмерив и налив последнему покупателю спирт, она спросила Айвангу:

– А где же твоя посуда?

– У меня записки нет, – ответил Айвангу.

– Ничего, я так отпущу тебе, как инвалиду, – простодушно сказала продавщица.

– Лейте в мою, – Мынор подставил свою бутылку. Еще не выпив ничего, охотники, однако, почувствовали себя навеселе и пошли по улице селения, громко разговаривая. Мынор семенил рядом с Айвангу.

– А почему тебе не вернуться на вельбот? По морю бегать не надо – знай сиди и стреляй либо кидай гарпун. Напрасно ты считаешь себя негодным для охотничьего дела человеком! Давай приходи на наш вельбот! Мы тебе поможем.

– Отец не захочет взять меня, – грустно сказал Айвангу.

– Ерунда! Ты комсомолец, и я комсомолец! И другие ребята комсомольцы. Сейчас не старое время, а новые, советские законы, – горячился Мынор.

– Законы, они такие, как айсберги, – сказал Айвангу. – Холодные, высокие. Влезть верхом можно, можно обойти, а сдвинуть нельзя. Вся сила закона в бумажке, Что бумажка? Ее можно порвать. Оттого и хранят ее в больших железных ящиках. Один из таких ящиков вы втаскивали сегодня в исполком. Запрут в такой ящик закон – и никто ничего не сможет с ним поделать. Даже Белов.

Мынор ничего не понимал. Он пытливо всмотрелся в лицо Айвангу: должно быть, друг сделал большущий глоток, раз стал уже заговариваться.

Из яранг выглядывали люди и с завистью смотрели на несущих в бутылках спирт. А те, кто не имел стыда, собирались отправиться погостить в соседние яранги, где их непременно угостят глотком – по обычаю делиться всем, что у тебя есть в яранге, даже такой драгоценностью, как дурная веселящая вода.

В яранге Мынора клокотал над очагом большой котел, наполненный свежим моржовым мясом. Женщины ползали у огня, где было поменьше дыма, подкладывали дрова. Они быстро приготовили низкий столик, поставили его у изголовья и стали потчевать гостя свежим вареным мясом. Отец Мынора развел спирт, пробуя его крепость по цвету пламени. Для этого он совал мизинец в горлышко бутылки, обмакивал его и подносил к огню. Надо, чтобы синее пламя было чуть с желтизной – тогда напиток в самый раз.

Дали попробовать всем – и женщинам, и старикам, и гостям. Старая Мильгынэ сразу опьянела и принялась оплакивать сына, погибшего в прошлом году в море. Его унесло на льдине. Сквозь пьяный разговор Айвангу слушал пение-плач старухи.

– Не оплакивай его! – сказал Айвангу. – Он в радости живет в другом мире с руками и ногами, а не ползает по земле, как я.

– Пусть лучше бы ползал по земле, но жил бы с живыми глазами и смотрел на меня! – продолжала причитать старуха. – Мой еынок, ты замерз в холодном океане, на льдине, и сам стал льдышкой. Бедный, маленький сынок!..

Мынор прислушался к разговору Айвангу со старухой и заметил:

– Друг, ты говоришь неразумное, недостойное комсомольца. Разве может человек новой жизни рассуждать о потустороннем мире? Белов сказал – вера в бога все равно что дурман от волшебного мухомора.

– Я человек уже прошлой жизни, а не новой! – отрезал Айвангу. – Новая жизнь отняла у меня жену, которую я отработал по старинному обычаю. Бумажки нет! Бумажку спрятали в тяжелый железный ящик и заперли там!

– Как ты такое произносишь! – ужаснулся Мынор.

– Почему я не могу разговаривать и произносить то, что захочу? Мой язык еще цел, на, смотри! – Айвангу высунул язык и показал Мынору.

Спирт был выпит, мясо съедено, но Айвангу только разошелся.

– Если ты не хочешь меня слушать, пойду к своему другу, пекарю Пашкову, – сказал он. – Он меня понимает.

Айвангу вышел из яранги Мынора и заковылял к пекарне. Собаки, любопытствуя, подходили к нему и с громким визгом отскакивали, получая по морде тивичгыном.

– Зачем зря собак обижаешь? – упрекнул его проходящий сторож Рыпэль.

– Подойди ко мне – и тебе достанется, – сердито ответил Айвангу.

Возле школы он остановился. С северной стороны школьные окна располагались низко, и даже стоящий на коленях человек мог заглянуть внутрь. Сейчас занятий в школе нет – каникулы. За стеклом сидел учитель и читал книгу.

Айвангу вдруг вспомнил о книге, которую дал на Культбазе доктор Моховцев. «Как закалялась сталь». О жизни человека, который потерял зрение, перестал ходить и только лежал. Он тоже комсомолец, Павка Корчагин. Он стал писать книги, учить людей жить.

Айвангу заметил, что свернул с дороги и спускается к берегу моря. Тихо шумел прибой, набегая на гальку, слизывая моржовую требуху. Водная гладь убегала далеко, приподнимаясь у самого горизонта.

Все большие дороги начинаются у моря. Люди побережья поклонялись ему, как живому существу, приносили жертвы, уважали зверей, обитающих в его глубинах, воздавали им почести.

Отсюда охотники уходили за добычей. Из-за морской дали приходили большие корабли. Сначала это были парусники, а нынче уже огромные железные пароходы, пожирающие горы угля и стелющие над водой жирный угольный дым. Их водили по морям капитаны – обыкновенные, как говорил Белов, такие же, как Айвангу, люди. Конечно, чтобы стать капитаном, надо много учиться, надо сделаться совсем другим человеком. И если очень велико желание, наверное, можно было бы…