Железный Совет - Чайна Мьевиль

Во главе поезда, протянув вперед мощные колючие руки, стоял Толстоног и глядел на милицейские шеренги вдалеке. Он улыбался, приоткрыв рот. Рядом стоял смеющийся человек; струйка слюны, свисавшая из уголка его рта, натянулась так, словно готова была лопнуть. Со всех сторон поезд окружало застывшее облако пыли. Прожектор паровоза был зажжен, луч света неуклонно стремился вперед. Разъяренная Анн-Гари снова попыталась влезть на паровоз к Толстоногу, и снова ничего не вышло.

Каттер наблюдал невозможное. Когда Иуда положил ему на плечо руку, он подпрыгнул.

— Пойдем, — сказал големист не своим голосом. Жалкий сип вырывался из его груди вместе с кровью и мокротой, но улыбка не сходила с Иудина лица. — Пойдем. Я спас их. Пойдем.

— Надолго ли? Сколько это будет продолжаться? — услышал Каттер свой дрожащий голос.

— Не знаю. Может, пока все не будет готово.

— Они умерли.

И Каттер показал на хвост поезда. Иуда отвернулся.

— Так вышло. Я старался, как мог. Боги мои, я спас их. Ты видел.

Иуда встал, схватившись за живот. Шатаясь, он ловил ртом воздух, и капли крови складывались в узор вокруг его ног. Свет солнца, казалось, прибавлял ему сил. Иуда протянул руку, Каттер дал ему свою, и они стали спускаться со скалы по склону, противоположному дороге, причем Иуду шатало ветром, как тряпичную куклу. Доносившийся издалека шум означал, что милиция двинулась к ним. Заподозрив неладное, милиционеры сами пошли поезду навстречу.

Каттер с Иудой закончили спуск и пошли прочь.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ

пАмЯтНиК

ГЛАВА 34

С трудом плетясь по какой-то лисьей тропе, спотыкаясь, то и дело останавливаясь, чтобы поддержать Иуду, который мучился от позывов к рвоте, и откидывая волосы с его стареющего лица, Каттер желал только одного — чтобы эти мгновения не кончались. Водой из неглубокого ручья он смыл с Иуды кровь. Тот даже не замечал его — только тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки. Пока все это длилось, Каттер мог притворяться, мог делать вид, будто верит, что все кончится хорошо.

Очень медленно, обходными тропами, они приближались к Нью-Кробюзону. Каттер специально избрал такой путь, чтобы не попасться на глаза милиционерам, которых они слышали и видели, пока те подходили к застывшему поезду. Каттер думал о сотнях граждан Совета, которые, должно быть, разбегались теперь в поисках укрытия: кто в скалы, а кто назад, в болота. И с ними — беглецы из города. Каменные утесы сейчас похожи на садок, полный перепуганных кроликов.

— Иуда, — произнес Каттер, точнее, выдохнул. Он сам не знал, какие эмоции владели им в тот момент. Мысли его были о тех, кого убил поступок Иуды. — Иуда.

Они не скрывались и не прятались, оставляя то, что и должны были оставить, думал Каттер: отпечатки ног, пятна крови и сломанные ветки говорили сами за себя. Присев перед Иудой на корточки, он помог ему подняться. Остальные члены Совета тоже должны были бы выбраться из расселины, а потом спуститься вниз, но благодаря причудам ландшафта или преимуществу во времени Каттер и Иуда одни продирались сквозь заросли дрока и ломали по-зимнему голые кусты. В полном одиночестве. Как духи. Выйдя на открытую ровную местность, они стали оглядываться и наблюдать за приближением милиции, которая была еще далеко. Однажды Каттеру удалось даже заметить вечный поезд. Он был там, но отчасти — где-то еще: реальность точно прогнулась под поездом, не выдержав его веса, и он оказался на дне какой-то ямы, где и стоял совершенно неподвижно.

Медленно ползущие тени подсказали Каттеру, что короткий зимний день клонится к закату. Он понимал: что-то наверняка изменится теперь, когда время обтекает кусок безвременья. «Вот он я, тащу Иуду. Волоку его в Нью-Кробюзон». Ощущение того, что скоро этому придет конец, засело в Каттере, как заноза.

«Я ни о чем тебя не спрашиваю. Не спрашиваю, почему ты сделал то, что сделал. У нас нет времени». Но Иуда заговорил сам.

— Ничего нельзя было поделать, совсем ничего. Не было способа уберечь их от беды. История шла своим чередом. Наступило неподходящее для них время. — Иуда был очень спокоен и говорил не с Каттером, но со всем окружавшим его миром. Как в бреду. Телом он был еще слаб, но голос звучал очень громко. — История шла своим чередом, и это было… Я и не знал! Я даже не догадывался, что могу сделать такое! Это было очень трудно, столько всего надо было спланировать, рассчитать, прочитать, и это так… — он затряс у себя перед лицом руками, — так меня измотало.

— Ладно, Иуда, ладно. — Каттер потрепал друга по плечу свободной рукой и замер. Теперь он обнимал Иуду. Неожиданно его глаза наполнились слезами, он сомкнул веки и стряхнул капли. «Ну мы и парочка», — подумал он и даже рассмеялся, и Иуда с ним.

«Нью-Кробюзон там». Иуда шел, куда вел его Каттер.

— Куда пойдем, Иуда?

— Отведи меня домой.

Каттер снова почувствовал слезы.

— Хорошо, — ответил он, глотая их. — Я отведу тебя домой.

Оба притворялись, будто это несложно. Надо только сделать большой крюк, выйти к возвышенности за товарной станцией, а оттуда повернуть сначала на север, мимо запасных путей ТЖТ, а потом на восток, к трущобам Нью-Кробюзона. Скажем, в Звонарь или дальше через холмы, к Вару, по которому плавают обитатели барж и мелкие торговцы. Может быть, они не откажутся взять с собой Иуду и Каттера, провезти их через Вороньи ворота, мимо Ручейной стороны и остатков хеприйского гетто, под железнодорожным мостом в Дымной излучине и доставить в самое сердце Нью-Кробюзона. Каттер шел на север, словно таков был их план.

«Что это было, Иуда? Что ты сделал?» Каттеру вспомнился рассказ Иуды о бесплотных големах, о копьеруках и их таинственной големетрии. «Я и не знал, что ты так умеешь, Иуда».

По пути встретились люди.

— Не в ту сторону путь держите, братцы, — сказал им кто-то с телеги.

Каттер с Иудой молча протопали мимо. Колеса повозки скрипели, крутили землю, становясь меньше и меньше. Каттер смотрел на птиц. «Еще. Чуть-чуть. Совсем немного». Он понятия не имел, кому или чему молится. Иуда опирался на плечо Каттера, и тот поддерживал друга.

— Посмотри на себя, — сказал он. — Ты только посмотри на себя. — Стирая грязь с лица Иуды, он смахнул ее на свою одежду. — Посмотри.

Приближалась вторая группка беженцев. В ней смешались различные расы: люди катили тачки, водяные, фыркая, высовывались из воды. Толстенная кактка тащила выдающихся размеров дубину. Она замахнулась ею на Каттера с Иудой, но, разглядев их получше, опустила. Была там и парочка хепри, чьи стройные женские тела скрывало такое количество шалей, что они шли, едва перебирая ногами. Хепри беседовали: на жукообразных головах, увенчивавших их тонкие шеи, двигались лапки и челюсти; в воздухе висели едкие облачка — слова и фразы. За ними, точно восклицательный знак в конце странно составленного предложения, вразвалку плелся конструкт.

Каттер уставился на него. Даже Иуда поглядел, превозмогая усталость. Конструкт поравнялся с ними и проследовал дальше.

Его конечности, тело и голова приблизительно напоминали человеческие, туловищем служила железная труба, головой — оловянная кастрюля с кусками стекла вместо глаз. Одна рука была его собственная, вторую явно приделали позднее: она блестела, отчищенная от налета ржавчины. Из отверстия размером с коробку для сигар выходили клубы дыма. С нечеловеческой точностью конструкт поднимал свои цилиндрические ноги и ставил их на дорогу. На той части тела, которая у человека именовалась бы плечом, он нес палку с привязанным к ней узелком.

Что это было — один из редких легальных конструктов, слуга или игрушка какого-нибудь богача? Или подпольный механизм, в безвестности переживший долгие годы запрета? Что он делал? Добровольно шел за своим владельцем в изгнание или педантично топал вперед, покорный числовым последовательностям, заложенным в его аналитическую машину? Каттер следил за ним с инстинктивным недоверием человека, выросшего после Войны конструктов.

С железным скрежетом конструкт повернул голову, смерил двоих людей взглядом меланхоличных, молочно-белых глаз. И хотя нелепо было даже предполагать, что шестеренками внутри головы движет какой-то самостоятельный разум, Каттеру вдруг показалось, будто после падения Коллектива город стал таким мрачным, что из него бегут даже машины. Конструкт продолжил свой путь, Каттер повел Иуду дальше.

Оставалось пройти еще несколько миль. Внезапно раздался шум. Каттер подумал, что милиция, должно быть, провела у замершего Железного Совета не один час. Шум приближался. Каттер зажмурил глаза и съежился. Время истекало, как он и предвидел.

На небольшой, заваленной камнями прогалине дорогу им преградил Рахул, на звериной спине которого сидела Анн-Гари. Она скалилась, держа в руке многозарядный пистолет.