Киммерийская крепость - Вадим Давыдов

– Здравствуй. Спасибо, – Ирина взяла розы и поднесла близко-близко к лицу, – их лепестки на мгновение отразились в её глазах. – Это же уйму денег стоит, наверное?

Гурьев, по-прежнему улыбаясь, пожал плечами и промолчал. Конечно, для Ирины, с её зарплатой в пятьдесят шесть рублей на ставку трёшка была целым состоянием, и он прекрасно это понимал. Но для него-то, при месячном куше в несколько тысяч?! Слава Богу, подумал Гурьев, что Ире всё это и в страшном сне не приснится. А ведь придётся ей и рассказать когда-нибудь. Хоть немного, но придётся.

– Куда мы сейчас?

– Смотреть Москву. Идём.

* * *

Они шагали по Спартаковской – Ирина уже привыкла к новым названиям, и на пересечении с Бакунинской Гурьев вдруг резко остановился, показал рукой на противоположную сторону улицы:

– Знаешь, как называется?

– Что?!

– Вон тот дом.

– А разве у него есть какое-то название?!

– Раньше здесь была Вторая мужская гимназия. А ещё раньше он назывался «Дом с гробовой крышкой».

– Глупости какие. Суеверия дурацкие.

– Совершенно точно. Это была никакая не гробовая крышка, а солнечные часы. Народ же был уверен, что это торчит крышка гроба, в котором лежит колдун. Правда, у этого дома и в самом деле необычная судьба: именно здесь в пожаре Двенадцатого года сгорела рукопись «Слова о полку Игореве». И не только она, кстати: чуть ли не вся библиотека Мусина-Пушкина, а домовладелицей была внучатная племянница того самого колдуна.

– Откуда ты знаешь?!

Он, кажется, пропустил вопрос Ирины мимо ушей:

– Идём к Сухаревке, ещё что-то покажу.

– Яша…

– Идём, идём! Скоро стемнеет, будет совсем весело. О, трамвай. Успеем?

Проехав несколько остановок, они спрыгнули с подножки – вернее, спрыгнул Гурьев, а Ирина свалилась ему прямо в руки. Он поставил девушку на землю и взял за руку, как первоклашку:

– Это, между прочим, заколдованное место. Без всяких шуток.

– Ну, перестань, – Ирина нахмурилась, но, глядя в серьёзное, торжественное лицо Гура, не выдержала и прыснула.

– Вы напрасно веселитесь, барышня, – грозно произнёс Гурьев, и у Ирины даже слегка засосало под ложечкой. – Вон там, наверху, – он указал подбородком на Сухаревку, чей шпиль возвышался прямо над ними, – располагалась обсерватория моего тёзки Якова Брюса[99]. И фокусы, которые он там выделывал, до сих пор аукаются. Тут по вечерам небезопасно, то и дело какая-нибудь чертовщина случается.

– Кто такой этот Брюс?

– О! – Гурьев назидательно поднял вверх указательный палец. Ирина снова рассмеялась. – Стыдно, барышня. Величайший учёный колдун петровской эпохи Яков Вилимович Брюс, поэт, полководец, дипломат, алхимик, астролог и прочая, и прочая, – что же, вам, выходит, неизвестен? Ага. Так вот, барышня, имейте ввиду: в выходные мы отправимся с вами в Глинки, в имение графа, и я покажу вам тот самый пруд, на котором Яков Вилимович, заморозив воду в середине июня, устроил каток для гостей. А ещё я покажу вам розовый куст, который никогда не цветёт – не потому, что климат ему не нравится, а потому, что это никакой не куст, а заколдованный юноша, имевший несчастье приударить за дочкой графа-чародея. Готовьтесь.

– Боже ты мой, да откуда же ты всего этого набрался?!

– Слушал и смотрел. Это познавательно. Брюс, между прочим, был каким-то образом связан с Мальтийским орденом. Впрочем, это не удивительно: он ведь шотландец.

– А при чём тут шотландцы?!

– Понятно, – вздохнул Гурьев. – Начинать ликвидацию исторической безграмотности следует со времён царя Гороха. Но это позже. А знаете ли вы, барышня, какой девиз красовался на гербе Брюса? Вижу, вижу, что не знаете. Fuimus. По-латыни – «Мы были». Как ты думаешь – что бы это могло значить?

– Что?! Кто – мы?! Почему – были?!

– Вот это нам и предстоит разгадать. Как и другую, куда более важную загадку: какое отношение имеет Брюс к моей семье. Я давно собирался в бывшее имение съездить, теперь и повод нашёлся. Кстати говоря, это единственная усадьба в округе, которую не разграбили в гражданскую. Говорят, Брюс туда регулярно наведывается.

– Надеюсь, это чепуха.

– А я надеюсь, что вовсе даже наоборот. Занятно будет поболтать со стариком и узнать, как он сумел научиться сохранять своё тонкое тело, то бишь, как это называют дилетанты, «душу». Что скажешь?

– Ты серьёзно?!

– Вполне, – Гурьев заговорщически усмехнулся. – Это всё глупости, что Брюс знался с чертями. Насколько я понимаю, он их гонял, то есть был экзорцистом, а не чернокнижником, что для стародавней публики не составляло ровным счётом никакой разницы.

– Но тебя-то почему вся эта мистика интересует?!

– Потому что в этом что-то есть, – неожиданно задумчиво произнёс Гурьев. И снова взял Ирину за руку: – Вперёд?

Ирина, в отчаянии замотав головой, взмолилась:

– Всё, я больше не могу… У меня сейчас расплавятся мозги и отвалятся ноги! Ты совсем не устал?!

– Нет, в общем. Но раз ты устала – давай присядем, – и Гурьев увлёк Ирину в сторону, туда, где под деревьями расположились несколько скамеек. Усевшись, Ирина в откинулась на спинку:

– Ужасно устала. Правда. Не сердись… Оставь что-нибудь на следующий раз, ладно?

– Ну, что ты. Я ещё ничего не рассказал.

– Да?! Ну, знаешь! По-моему, ты вполне в состоянии преподавать историю. В университете.

– Я подумаю об этом, – серьёзно кивнул Гурьев, пряча улыбку. – Немного опасно преподавать историю. Она ведь ничему не учит. Литература – куда изящнее. Не так ли?

– Ужас, – Ирина вздохнула. – Тебе, должно быть, очень скучно в школе, нет?

– Нет. Мне любопытно. Я, в общем-то, неплохо отношусь к людям. К ребятам, к учителям. Ну, в общем. Есть, конечно, отдельные персонажи, которые мне не слишком приятны. Но это эпизоды. И потом, в школе есть ты.

– Яшенька…

– Тебе трудно называть меня, как я прошу?

– Нет. Но… Тебе не нравится твоё имя?

– Просто все, кто мне дороги, зовут меня – Гур. И мне это нравится.

– Ладно. Хорошо. И я буду. А кто научил тебя… так целоваться?

– Как?

– Вот… так.

– Долгая история.

– Ну и ладно. Не говори, если не хочешь, – Ирина вздохнула. Ей очень хотелось его спросить, но, конечно же, не решилась.

Зато он сделал это сам:

– Были, Ириша. В ответ на твой невысказанный вопрос.

Это было сказано так… Без бахвальства, понятного и извинительного в его возрасте. Во всяком случае, Ирина была готова извинить ему это. И не только это. Но – так?! Она онемела.

– И? – ревниво спросила, стараясь, чтобы прозвучало кокетливо. Она догадывалась уже, пусть и не очень твёрдо, что Гурьев понимает гораздо больше, чем следует понимать мальчику… юноше шестнадцати лет. Гораздо, гораздо больше. Просто не собиралась так уж легко сдаваться. – Много?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});