Некромантка 2 - Дарья Лакман

он немного пафосно развел руки в стороны. Широкие рукава его светло-зеленого гобона, словно крылья, дрогнули с двух сторон. — Это моя личная симфония… — его глаза горели каким-то странным огнем. Он действительно считал все эти работы чем-то очень значимым для себя, он гордился этими картинами и дорожил ими. Он протянул руку и указал на пустое пространство среди картин.

— Здесь будете вы, — он взглянул на девушку и мягко улыбнулся.

— Я? — значительно удивилась Имельда и даже ткнула в себя пальцем.

— Да. Вы вдохновили меня, Пешет. Я уже подготовил холст, — он махнул на те прямоугольники, что лежали на ванне. Видимо, сохли… Фон был черным. Вообще, почти на всех картинах фон был черным, чтобы подчеркнуть цвета других красок.

— Эм… — она не знала, как реагировать. Удивляться, радоваться или охать от восторга. В общем-то, ей это не приносило никакой отрады. — Но я не умею позировать.

— О, это не понадобится, — он вновь улыбнулся. Пешет это начинало понемногу напрягать. Он все время улыбался. Вспомнился Мару с его спокойным лицом и такими красноречивыми взглядами. Он много молчал, но говорил этим куда больше. Мужчина вдруг встрепенулся.

— Ой, простите, Пешет, я совсем забыл об одном важном деле. Вы не будете против, если я вас покину? Буквально на десять минут. Вы можете пока остаться здесь. Рассмотрите картины. Господи, как я мог забыть об этом… — он заторопился, но весьма уверенно.

— Ладно, — кивнула девушка. Ей, в общем-то, было не трудно.

— Еще раз простите. Я постараюсь быстро.

— Ага.

Он вышел из мастерской, задвинув быстро двери. Имельда осталась одна, и сразу стало как-то не очень комфортно. Пропала атмосфера уютности. Поежившись, она все же приблизилась к одной из стен, пытаясь рассмотреть все же картины получше. Эстрич наверняка спросит, что она думает обо всей этой мазне. Надо было надумать хоть какой-то внятный ответ…

Почти у всех картин был черный фон, на котором художник исполнял какой-то узор. Узоры были все разные, Имельда это проверила. И цвета тоже разные. На каких-то картинах была только палитра со всеми оттенками синего, на каких-то только красная, или только розовая. Где-то встречались разные цвета. Но неизменно ничего определенного он не рисовал. Узоры и только. Некоторые из них напоминали цветы или какие-то смутные образы животных. Абстракции чтоб их…

Вот только чем дольше девушка всматривалась в эти самые абстракции, тем сильнее становилось это гнетущее чувство беспокойства и тревоги. Какая-то всепоглощающая тоска и паника зарождались где-то в районе солнечного сплетения и давили на желудок. Хмуро оглянувшись на входную дверь и прислушавшись, девушка убедилась, что художник еще не возвращается, и нерешительно поднесла руку к одной из картин. К удивлению девушки, она была свежей. Настолько, что пальцы заскользили по краске, смешивая ее и портя узор. Но Имельду это не обеспокоило. Едва коснувшись картины, она вздрогнула, окунувшись в омут страха, боли и смерти.

Сверху донеслись шаги. И не одного человека, а нескольких. Содрогнувшись от нахлынувших чувств и видений, Имельда одернула руку и уставилась в потолок, прислушиваясь к стремительным шагам. Это был третий гостевой этаж, там, где их расположил Эстрич.

— Митриш… — Имельда испуганно рванула на выход.

Сердце металось в груди, словно пойманная канарейка. А в голове была единственная мысль: «Только бы успеть». По пути она скинула мешающий гобон, задавшись вопросом, как она вообще не почувствовала всего этого раньше? Как!?

Оставшись лишь в одном халате на голое тело, девушка неслась по коридорам. Поворот, еще поворот, лестница, ступеньки, дверь… И она чуть не столкнулась с Эстричем, держащим небольшие кандалы. Они замерли друг напротив друга на мгновение. Перед глазами пронеслись все его слова, которые были ложью. Все его вранье. На его ироничном лице больше не было той напускной насмешливости и холености. Только расчет.

Короткая усмешка Эстрича, злой замах женской руки. Не известно, чем бы закончилась их возможная драка у лестницы, но они не успели даже начать. Девушка только и успела что подумать о том, что жаждет остановить его сердце. Оставалось лишь коснуться. Но дом содрогнулся, раздался звук бушующего пламени, мужской крик и следом звук разбитого окна. Из-под двери комнаты Митриша повалил скупой струйкой дым, запахло жаренным мясом. Но все же оттуда все еще были слышны возня и ругань.

Эстрич, воспользовавшийся секундной заминкой, плюнул на свои планы и защелкнул на правом запястье девушки холодный метал с руническими завитушками. Руку свело, пальцы закололо.

Раздался новый хлопо́к, крик и сквозь бумажную дверь в овальную залу вылетел какой-то мужчина неизвестной наружности. Его темно-серый короткий гобон тлел и дымился. Обожженная кожа вздулась волдырями и к ней прилипла оплавленная ткань. Он не шевелился. Митриш стоял в комнате, запыхавшийся, с рассеченной бровью и губой, но целый. В его глазах горел адреналин и злость. Он смотрел прямо на Эстрича и Имельду.

Секунда. И все начало двигаться, как в замедленном действии. Имельда почувствовала, как в груди Эстрича зарождается нечто нестерпимо жаркое и яркое, почти как у Митриша. Пока еще слабое, но стремительное. Энергия живо растекалась по его телу, формируя какое-то заклинание. Мужчина поднял руку и направил ее в сторону брата.

Сердце пропустило удар.

— Беги, — рявкнула Имельда и, схватив вторую сторону кандалов, защелкнула наруч на запястье Эстрича. Его пальцы скрючило, руку свело. Он стиснул челюсти и развернул голову к девушке, гневно сверкнув глазами. Прерванное заклинание — не самая приятная из вещей.

Раздались быстрые шаги, всплеск — Митриш выпрыгнул прямо в разбитое окно. Эстрич метнул взгляд туда, увидел пустую комнату и всецело обернул свое внимание некромантке.

— Весьма опрометчиво, — прошипел он и со всей силы резко шарахнул девушку головой о перила лестницы.

***

Холодная вода здорово сыграла свою роль. Пышущая жаром ярость в душе Митриша мгновенно испарилась, как только он вынырнул из-под толщи широкой реки. Спокойное полотно Илаанта было тягучим и ровным на вид, но быстрое течение стремительно уносило мальчишку от злополучного особняка. В голове только и крутилось, что «черт, черт, черт… Черт!».

Митриш не рискнул переплывать на другой берег. Он знал, что собой представляла одна из полноводных рек, что пересекала столицу. Неместный обыватель решивший по наивности освежиться в водах Илаанта рисковал пойти на