Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров

— А я полагаю, что мое предложение теперь потеряло всяким смысл, — спокойно ответил Курганов. — Никому эти плотики не нужны.

— Позвольте, я вас отказываюсь понимать! — начал горячиться Девис.

— Вы с самого начала всё прекрасно понимали, сэр. Лучше нам сейчас поговорить начистоту. В трюмах «Морского цветка» много воды, но держит корабль на воде не воздух под палубой, а пловучий груз. Каждый моряк знает манильские канаты из пальмовых волокон. В воде они не тонут, бухта такого каната выдерживает тяжесть человека. Почти весь груз «Морского цветка» — веревки, очевидно, тоже из пальмовых волокон. Кораблю грозила опасность разбиться о скалы, и это было действительно опасно. Тогда вы приказали послать в эфир сигнал бедствия. Но когда вас от скал отвели и ураган пролетел, тогда, сэр, вы, сговорившись с вашим помощником, повидимому, собственноручно перерубили буксирный трос. Он лежит опечатанный в кладовой на «Кузнеце Захарове», и составлен официальный акт, что на нем видны следы от зубила.

— Ложь!. Ложь!. Я привлеку вас к ответственности за клевету!.. — бесновался шкипер.

— Этого я не боюсь, — спокойно парировал Курганов. — Специалисты инженеры осмотрят мачты корабля и дадут заключение, что это своего рода вентиляционные каналы. Во время войны корабль, вероятно, перевозил военные грузы; некоторые взрывчатые вещества выделяют ядовитые, легко воспламеняющиеся испарения. Вот почему устроена такая вентиляция, — чтобы пары не распространялись под палубой, а уходили в атмосферу. Значит, и воздух в трюме не мог образовать воздушную подушку, а вылетел бы через мачту, как газ из раскупоренной бутылки с лимонадом.

С минуту Девис и Бельчер сидели подавленные. Наконец шкипер пришел в себя.

— Что ж, предположим, всё так… Вы хотите упрятать меня в тюрьму? Ничего не выйдет. Меня нельзя обвинить в попытке обмануть страховое общество, вы сами пришли к выводу, что судно держит наплаву груз.

Курганов пожал плечами.

— В этом вас никто не обвиняет. Вы решили смошенничать в другом, обмануть нас, советских моряков. Рассчитывали как-нибудь продержаться до утра, потому что заранее знали о присутствии в этом районе канонерской лодки «Пампа». За спасение парохода полагается денежная премия, и не малая. Но военное судно обязано оказывать помощь потерпевшим кораблекрушение, не беря за это вознаграждение. Однако вы жестоко просчитались, мистер Девис. Нас не интересовали ваши доллары, из-за них мы не стали бы рисковать. Но теперь с вас взыщут всё до последнего цента. Нам эти деньги стали нужны. Я знаю, экипаж «Кузнеца Захарова» пожертвует свою часть премии в пользу пострадавших американских моряков с «Морского цветка» на лечение и чтобы они могли просуществовать, пока опять найдут работу. Хорошо бы не на таком паршивом судне и не у такого капитана, сэр…

В. А. Шумилин

ОПОЗДАЛ

Он вышел в школу поутруИ, как хороший брат,Он заодно свою сеструОтправил в детский сад.Потом немного постоялЗачем-то у ворот.Как дворник снег в сугроб сгребал,Глядел, разинув рот.Он взял у дворника метлуИ снег убрать помог.Читал газету на углу,Покуда не продрог.Тут только вспомнил он о том,Что начался урок.Он в школу бросился бегом,Сбивая встречных с ног.Смеялись все ученики,Когда он в класс вбежал,А в это время у доскиПриятель отвечал.— Ну, что ж ты, Виктор, опоздал? —Степан Кузьмич спросил.— Меня наш дворник задержал,Я очень занят был.

ПРИЯТЕЛИ

Школьные занятияНачались давно,Но сидят приятелиС сумками в кино.Им не до учения,Не до школы им:Смотрят с увлечениемИнтересный фильм.

КОСИЧКИ

Хороши косичкиУ моей сестрички.И вам таких косичекНигде не отыскать.Хорошие косички,Да скверные привычки:Люблю я за косичкиСестричку потаскать.

ХИТРЫЙ УЧЕНИК

Володя — хитрый ученик:О нем идет молва,Что не один завел дневник,А сразу даже два.Когда ему поставят пять, —Один дневник решит подать,Когда же — два, тогда — другой.Изобретательный какой!

Э. Шим

Весенняя осень

Хожу я в лес, смотрю, — какие происходят в нем весенние перемены.

На сухих местах зазеленела трава. На ветвях почки стали тугие и блестят, словно водой намочены. Скоро лопнут они, и в зеленую дымку окутается лес…

А тут что такое?

Вышел я на полянку, а на ней самая настоящая осень хозяйничает!

Стоят вокруг молоденькие дубки, с головы до ног в желтых осенних листьях. И на земле лежит желтый шуршащий ковер. И стоит возле пенька на толстой ноге гриб — сыроежка, в красной шляпе набекрень.

Да уж не снится ли мне всё это?.

Поморгал я глазами… Нет, всё настоящее. А поверить не могу. Не могу я поверить, что б такое было!

Сел я на пенек над сыроежкой, охаю тихонько, головой качаю. А перед самым носом у меня — червонные листья на дубовых ветках…

Стала мне закрадываться в голову мысль: а что, если эта полянка волшебная! Как в сказке. Не бывает тут зимы, не бывает лета. Вечная осень стоит. И можно сюда в феврале ходить по грибы. А в июне — собирать багряные листья…

Тишина разлита над полянкой. Ни шороха, ни хруста, ни птичьего голоса.

«Чок!»

Сорвался с ветки перед моими глазами сухой лист, закачался в воздухе, упал.

И открылась на месте листа тугая коричневая почка.

«Чок!» Сорвался второй лист. Еще почка открылась.

Ах, вот в чем дело-то!

Нагнул я ветку и увидел, что в пазухе каждого листа сидят спрятавшиеся почки. Наверное, укрылись от зимних холодов. А теперь разбухли и выталкивают старую листву. Оттого и на земле — сухой ковер…

Я его ногой разгреб, а под ним — зеленая трава…

Сорвал я сыроежку. Она свеженькая, крепенькая. И тут вспомнил я, что сыроежки у нас осенью до самого снега держатся. Не боятся заморозков, стойкие.

Так почему бы им и весною не появиться? Конечно, эта вот — самая первая, весенняя!

Ясно. Значит, и на этой полянке — весна. Только ее не сразу узнаешь. Она осенью прикинулась.

Э. Шим

Страх-дерево

Шел я весенним вечером домой из соседнего колхоза. Чтобы сократить путь, свернул с большака в лесок. Пробрался сквозь ольшаник, через ручей перескочил — и вот опять впереди дорога показалась.

В этом месте проложена она по самому краю обрыва. Стенки у него крутые, песчаные. Не так-то легко наверх влезть.

«Ну, — думаю, — ничего! Взберусь. Зато сразу на два километра ближе к дому буду». И полез.

Р-раз! — схватился рукой за хиленькую березку.

Два! — за пенек уцепился.

Три! — на ветке повис. Так и лезу.

Песок подо мною осыпается, сучья трещат, камни сыплются. Медвежий шум стоит в овраге.

Вот, наконец, и вершина. Осталось теперь только сквозь кустарник пробраться — и буду я на дороге.

Нырнул я в темные кусты, руками ветки раздвинул и вдруг…

Вдруг такое увидел, что и вспоминать страшно.

Из чащи голых весенних кустов просунулись ко мне не то клешни, не то огромные паучьи лапы. Мелькнули над головой. Щелкнули. Усики-щупальца пробежали у меня по лицу. Охнул я. Отшатнулся назад, руками закрылся. И, конечно, не устоял на крутизне.

Опомниться не успел — фи-и-у-уть! — ветка, пенек, березка промелькнули, — трах!!. — и лежу я на дне оврага, в куче прошлогодних листьев.

Лежал долго. Потом приподнял голову.

Тихо в овраге. Никто не шевелится. Кусты недвижны.

А может, только притаился тот зверь? Кинется сверху.

Бочком, бочком выбрался я из листьев, пригнувшись, отбежал назад, за елку, за осинку… Далеко стороной обошел страшное место и уж там выбрался на дорогу.

На дороге — повеселее. Трехтонка с бидонами проехала. Прошагали трактористы из МТС. Мальчишка на лошади проскакал. На людях-то и страх — не страх…

Ободрился я, двинулся прямо к зарослям у обрыва. Нарочно сапогами стучу, для храбрости.

Раздвинул ветки.

Тут клешни! На месте.

Только это не паук. И не рак. И вообще не животное.

Растет полукуст, полудерево. Кора у него на сучьях складками, наростами, буграми. И впрямь — очень похоже на клешни. А веточки из этой коры торчат тонюсенькие, жиденькие, прямо как усики.

Вздохнул я посвободнее. Сразу весело стало.

— Эх ты, братец, — говорю, — каким страшилищем уродился! Для чего, — говорю, — тебе это понадобилось?!