Птицы - Торин Владимир

«Домой…»

Финч не осознавал, что делает. Он больше не понимал, как идти. Но он снова знал зачем.

«Чтобы она не умерла».

Огонек свечи был там… в буре… он едва заметно колыхался, но упорно не желал гаснуть… достать его… схватиться… сжать его в руке…

Сознание мальчика дрогнуло, а затем навалилась тьма. Он словно выключился. Словно умер. И просто распался на снежинки, окончательно став частью бури…

Следующее, что Финч почувствовал, – это боль… острую боль в груди. Она заставила его широко раскрыть глаза, и он вдруг понял, что стоит у двери под табличкой «Трум. № 17». Он не помнил, как сюда добрался. Не помнил ничего. Как будто тело само донесло их с Арабеллой до дома. Автоматончик смог… он дошагал. Сердце неимоверно болело, горло, казалось, было переломано в нескольких местах, и голова кружилась – завод заканчивался. Но он дошагал.

Финч поднял руку и стукнул кулаком в дверь. Стукнул со всей силы, на какую был способен. Он взмолился, чтобы внутри не решили, будто это буря стучится. Ведь это не буря! Это он!

«Откройте!» – хотел крикнуть Финч, но его губы издали только:

– О-о… ой… те…

Рот тут же наполнился снегом.

Финч вроде бы слышал голоса, но он ни в чем уже не был уверен. А еще он просто боялся на что-то надеяться…

Дверь открылась, и мальчика обдало жаром. Он едва не ослеп от яркого, поедающего глаза света. Свет этот, льющийся из проема, казался багровым, на его фоне темнели какие-то силуэты. Они суетились и мельтешили. Люди что-то кричали, но он не мог разобрать ни слова.

Не сразу Финч пришел в себя. Не сразу он понял, что уже находится в доме.

Человек в темно-синем мундире и шлеме подтащил его к камину. Еще кто-то поднес туда же и Арабеллу и, положив ее на кресло, придвинул к самому огню. Финч забеспокоился, что она сгорит. Он попытался что-то сказать, но губы совсем его не слушались.

Кругом столпились люди.

Какая-то женщина – Финч вдруг понял, что это миссис Чаттни – что-то спрашивала, пыталась встряхивать его за плечи, но он никак не реагировал, словно ее и вовсе здесь не было. Словно он все еще где-то на пустыре или стоит за дверью и стучится из последних сил.

– Вы принесли печенье?! – спрашивала женщина. – Вы принесли печенье?!

– Да пропадите вы пропадом со своим печеньем! – воскликнул мужчина в темно-синем мундире. – Поглядите на них!

– Эй, повежливее с мадам! – хмуро сказал еще один мужчина в мундире, сжимавший в руке трубку.

– Буду говорить, как считаю нужным! – рявкнул первый. – Дети чуть не погибли! Только взгляните на девочку!

От неожиданной отповеди мужчина с трубкой весь надулся, но не нашел что сказать и лишь, оскорбленно затянувшись, выдохнул облако синего дыма.

– Он-но з-закончилось… – заикаясь от холода, произнес какой-то мальчик, и Финч вдруг понял, что это был он сам. – Печенье з-закончилось.

– Но вы поговорили с продавцом? – взволнованно схватила его за руку миссис Чаттни. Казалось, рука сейчас отломается. – Там ведь был кто-то… в лавке?

– Д-да, – выдавил Финч, глядя на белое лицо Арабеллы.

– Расскажи! – потребовала женщина. – Расскажи!

– Так! – гневно ответил констебль Перкинс. – Мадам, уймитесь уже! – Он обернулся. – Мистер Поуп, нужно сообщить родителям девочки. Миссис Поуп, нужна горячая вода или спирт для растирания и еще пледы! Много пледов!

– Вы с ума сошли, констебль! – воскликнул какой-то незнакомый джентльмен. – При обморожении нельзя применять горячую воду или растирать пострадавшего спиртом: первое вызовет коллапс сердца, второе – ожоги! Лишь теплая вода и никакая иная! И пледы…

– Вы слышали, миссис Поуп? – Перкинс глянул на консьержку, которая и не подумала сдвинуться хоть на дюйм.

– Но… у меня нет, – раздалось сконфуженное от стойки.

– Побыстрее, мэм! – Младший констебль был непреклонен.

Мистер Доддж плюнул на все и решил поддержать его:

– Миссис Поуп, вы слышали констебля? Пошевеливайтесь!

Консьержка засуетилась и заворчала, но на нее уже никто не обращал внимания.

– Просто чудо, что вы живы! – со смесью гнева и облегчения сказал мистер Перкинс, снимая пальто с бесчувственной Арабеллы. – Девочка едва дышит. И как вы только догадались отправиться за каким-то печеньем прямо перед бурей?! Глупые дети!

Финч молчал. Он глядел на огонь в одном из каминов, и его голова потихоньку оттаивала. Снег отпадал с него комьями, кожа горела, словно ее сплошь изрезали крошечными лезвиями, сведенное судорогой горло исторгло кашель. Рвущий внутренности хриплый кашель.

– Господин доктор, – сказал мистер Перкинс, обращаясь к джентльмену, который говорил, что нужна теплая вода, а не горячая. – Может, вы уже наконец поможете бедняжке?

«Что еще за доктор? – удивился Финч – даже его мысли постепенно оттаивали. – Откуда здесь взялся доктор?»

У камина стоял высокий мужчина в длинном черном пальто. На голове его был цилиндр, нижняя часть лица до самых глаз скрывалась под черным шарфом, на носу сидели круглые очки с запотевшими стеклами. В руке незнакомец держал черный кожаный саквояж.

Несмотря на одежду этого джентльмена, несмотря на шарф и очки, Финч узнал его. Холод в глазах, прищур и исходящее от него чувство опасности было ни с чем не спутать. Перед ним стоял Кэрри…

…Ярко-красная капля сорвалась с кончика стеклянной пипетки и исчезла в приоткрытом рту Арабеллы. Тут же из него пополз вязкий красноватый пар, послышалось шипение, как будто на язык девочке попала жгучая кислота.

Финч встревоженно огляделся, но никому, судя по всему, не было дела до того, что происходило у каминов. Констебль Перкинс отправился с миссис Поуп искать пледы. Констебль Доддж, убаюканный каминным теплом и собственным трубочным табаком, храпел в кресле неподалеку. Миссис Чаттни, возмущенная тем, что никто не желает с ней разговаривать, гордо удалилась к себе, но Финч был уверен: она сейчас вовсю вслушивается в свой рожок.

У каминов остались лишь сам Финч, Арабелла, все еще бесчувственная, но уже слегка порозовевшая, и мнимый доктор Нокт, все же удосужившийся размотать шарф и снять пальто с цилиндром.

Под шарфом не оказалось ни не-птичьего носа, ни чернильных глаз – это было обычное человеческое лицо, исполненное строгости и легкой надменности. Доктор являлся обладателем черных, с легкой проседью усиков и бородки, а также прямого носа, тонких губ и темно-карих глаз под хмурыми бровями. В том, что это был просто маскарад, Финч не сомневался.

В подтверждение подозрений мальчика выступало еще и то, что этот… гм… человек к тому же был болезненно бледен – откуда бы этой бледности взяться, если он доктор.

Доктор Нокт между тем набрал в пипетку из темно-коричневой склянки, которую извлек из недр своего саквояжа, еще немного алой жидкости, после чего влил в рот Арабелле дополнительную порцию «лекарства».

– Вы не посмеете ее отравить, – зло сказал Финч, глядя на его подозрительные манипуляции. – Потому что все будут знать, что это сделали вы.

Доктор поднял голову и замер, уставившись на мальчика.

– Я и не думал травить бедняжку, – сказал он низким глубоким голосом. – Послушай… Финч, да? Я понимаю, что дети не любят докторов, но…

– Никакой вы не доктор, – прошипел Финч, как та самая алая жидкость. – Вы меня не проведете! Можете даже не прикидываться – у вас это плохо выходит!

Финч не думал о том, как опасно злить этого «доктора». Он сам был невероятно зол и решил, что с него хватит прикидываться вежливым и обходительным. Особенно со всякими коварными убийцами.

Но доктор Нокт не выглядел хоть чуточку оскорбленным словами мальчишки. Скорее, слегка заинтригованным. И тем не менее он вернулся к своим процедурам: выдавил еще пару капель красной жидкости, после чего убрал пипетку и заткнул флакон пробкой. Затем, достав из саквояжа очередную склянку и марлевый тампон, он принялся растирать бесцветной, пахнущей металлом жидкостью щеки девочки, ее шею и ключицы.