Северная война и шведское нашествие на Россию - Евгений Тарле

Было начало девятого часа утра, когда загремела русская артиллерия. Шведы были, по некоторым показаниям,[557] всего в 25 саженях от русской линии, и первые же залпы вырвали много жертв из их рядов. Четыре шведские пушки отвечали слабо, но первый шведский натиск был необычайно силен и направлен больше всего (это запомнили все участники боя) в одну точку: на первый батальон Новгородского полка. В русской армии в этот момент еще не все знали, чем объяснялась энергия и целеустремленность шведов в данном случае. Изменник, унтер-офицер Семеновского полка, находился в рядах близ Карла и указал королю на полк, одетый в мундиры серого сукна, который он считал полком новобранцев, т. е. слабым полком. Изменник ошибся, он не знал, что Петр предвидел последствия его действий, и, как сказано, велел 26 июня переодеть в серые мундиры один из лучших своих полков — Новгородский. И все-таки круто пришлось Новгородскому полку. Карл решил именно тут прорвать линию русского войска. На стоявший впереди первый батальон новгородцев были направлены сомкнутые строем два шведских батальона разом. Шведы вломились, штыковым боем прокладывая себе дорогу в глубь первого батальона.

Все источники отмечают, что генеральная баталия началась одновременным наступлением шведов и русских друг на друга. От пленных после битвы было узнано, что именно русская артиллерия с первых же залпов "устрашаемым и ужасным огнем" расстроила неприятельские ряды и привела Карла в гнев и отчаяние: "…едва не от перваго залпа (неприятель. — Е. Т.) пришел в отчаяние, и великой урон неприятелю учинился и в великую конфузию пришел, хотя король швецкой с превеликим гневом на своей колышке, ездя всюду, и всюду скрыжал зубами и топтал ногами, стучал головою от великого дешператства (отчаяния. — Е. Т.), но ничем в порядок своей армии привести не мог".[558]

За эти два часа "генеральной баталии" (от 9 до 11 часов утра), как можно установить, судя по воспоминаниям некоторых участников и наблюдателей, битва прошла через две стадии. В первые примерно полчаса наступательный порыв шведов продолжался со всей силой, и тут-то они натолкнулись на непоколебимое, истинно героическое сопротивление шедшей навстречу им русской армии. Губительному огню подверглись лучшие полки Карла XII: Упландский, Кальмарский, Иончепингский, Ниландский, и все, что оставалось от королевской гвардии вообще. По утверждению шведских участников боя, больше половины боевого состава этих полжов было истреблено русским орудийным и ружейным огнем, а затем в штыковом бою. Пали прежде всего почти все офицеры перечисленных отборных полков. Ядро ударило в носилки короля, он упал на землю и на миг лишился чувств, был поднят солдатами и положен на новые, импровизированные носилки из скрещенных пик; мгновенно распространившийся между шведами слух о смерти Карла подорвал дух армии, хотя близко к носилкам находившиеся и знали, что слух неверен.

Началась вторая стадия кровавой битвы, продолжавшаяся остальные полтора часа, когда еще можно говорить о сражении, о борьбе, а не о паническом бегстве шведов врассыпную. Теперь речь шла о том, чтобы по возможности сохранить некоторый порядок при отступлении и не поддаться постепенно овладевавшей солдатами панике. Фельдмаршал Реншильд, по-видимому, сам поддался панике, наблюдая бывшую перед его глазами страшную картину. Мчась к тому месту, откуда солдаты на скрещенных пиках уносили короля, он кричал еще издали: "Ваше величество, наша пехота погибла! Молодцы, спасайте короля!", не понимая, очевидно, что этим криком вконец убивает всякую попытку Левенгаупта, Акселя Спарре и уцелевших военачальников поддержать дух сражавшихся. Один за другим были перебиты почти все 24 солдата, сменявшиеся у носилок Карла, пока не удалось, наконец, усадить его на лошадь раненого драбанта и вывезти из страшной свалки. Уже не было и признака сколько-нибудь упорядоченного, организованно руководимого отступления. Исчезли последние признаки повиновения и дисциплины. Не только никто не слушал приказаний, но никто их уже и не отдавал. Фельдмаршал Реншильд, граф Пипер искали спасения в сдаче в плен. Другие (Аксель Спарре, Гилленкрок, Левенгаупт) бежали вместе с королем на юг.

К 11 часам все было кончено. Началось бегство врассыпную, русские конники врубались в кучки беглецов, искавших спасения кто в своем брошенном лагере, кто в окрестных лесах. Кто не успевал вовремя бросить оружие и дать знать, что он сдается в плен, подвергался немедленному уничтожению. Смертельная опасность для бегущих шведов усиливалась тем, что бежать-то по направлению к своему лагерю приходилось мимо тех же русских редутов, сыгравших такую роль в ранние утренние часы сражения. Теперь из этих редутов сыпались пули на беглецов, и одна из них, кстати сказать, ранила лошадь драбанта, на которую пересадили страдавшего от раны Карла XII.

Стоявшая на обоих флангах русская кавалерия стала обволакивать шведов с их обоих флангов, и вскоре всем фронтом русская армия ринулась на неприятеля. Это была жесточайшая резня. Русские бились с обычным мужеством и забвением опасности, которые на протяжении, всей истории проявлял русский народ, когда понимал, что дело идет о защите страны от нагло вторгшегося, попирающего русскую землю завоевателя. Шведская армия была бесспорно лучшей по дисциплине, по храбрости, по выучке, наконец, по опытности в военном деле из всех армий тогдашней Западной Европы; полководец, ею командовавший, признавался в те времена выше по своим военным дарованиям, чем самые тогда прославленные западноевропейские военачальники, выше герцога Мальборо, выше Евгения Савойского. Но и эта первоклассная европейская армия, и этот первый по своей репутации из тогдашних западноевропейских полководцев были совсем неслыханно разгромлены, были отчасти физически, отчасти морально уничтожены, стерты с лица земли вместе с исчезнувшим в этот день навсегда, после векового могущества и славы, шведским великодержавием.

Всего два с небольшим часа длилась эта кровавая встреча, завершившая Полтавский бой: в 9-м часу утра она началась, к 11-ти все было кончено. Но предоставим слово Петру: "…однако ж то все далее двух часов не продолжалось ибо непобедимые господа шведы скоро хребет показали, и от наших войск с такою храбростью вся неприятельская армия (с малым уроном наших войск, еже наивяще удивительно есть), кавалерия и инфантерия весьма опровергнуты, так что шведское войско ни единожды потом не остановилось, но без остановки от наших шпагами и байонетами колоты, и даже до обретающегося леса, где оные пред баталиею строились, гнаны". Карл на носилках ("в качалке") был на месте боя, но распоряжался мало, и вовсе не только потому, что ослабел от своей раны и хирургической операции, — хватило же у него физических сил, присутствия духа, распорядительности, сообразительности и энергии, чтобы во всю прыть бежать сначала в карете, потом верхом прямо с места, где погибла его армия, к Днепру, а затем через Днепр, через пыльные турецкие степи, под жгучим солнцем, все дальше и дальше от русских пределов. Он потому был так инертен и бесполезен в бою, что русское командование и русское войско не дали ни ему, ни его генералам времени распоряжаться. Ведь и бывшие в вожделенном здравии испытанные и талантливые, не уступавшие своему королю в храбрости и превосходившие его выдержкой генералы вроде Реншильда, Левенгаупта, Шлиппенбаха, Рооса ровно ничего не сделали в этот страшный для них день непоправимого национального несчастья.

Шведы сражались храбро. Был опаснейший момент для русской армии. Это произошло в самом начале "генеральной баталии", т. е. последнего двухчасового боя, решившего дело. Отборный, "учрежденной неприятельской полк шел наступным боем и приближался с великим дерзновением на Новогородской пехотный полк наступил". Яростная, неудержимая шведская атака сломила сопротивление первого батальона, смятого шведами, которые на этом пункте оказались в двойном количестве, и неприятель "на штыках сквозь прошел" через первый батальон. Еще немного — и все левое крыло было бы отрезано. В этот страшный момент примчался Петр, остановил начавшееся замешательство, и под его личной командой второй батальон того же полка и оставшиеся в живых немногие солдаты только что сбитого первого батальона, бросились в штыковую контратаку. Тут-то Петр и подвергся смертельной опасности: его шляпа была пробита пулей. Этот миг сражения уже после боя перед лицом солдат Меншиков описывал так: "Аще бы и не ты, благочестивый государь, предстал в самое лютейшее и погибельнейшее время, в которое неприятель Новогородского пехотного полку первый баталион сбил и уж начал отрезывать левое крыло от главной линии, на котором крыле он с 6-ю полками кавалерии находился, в оное самое лютое время огня к тому погибающему месту изволил прибыть и исправить, какового дела кроме Бога и тебя великого государя никто б мог исправить". Впоследствии было установлено, что опасность быть отрезанными в тот момент грозила не шести, а девяти полкам.