Самые знаменитые реформаторы России - Владимир Казарезов

…здесь имеется сложная система нескольких зубчатых колес и не может быть простой системы, ибо нельзя осуществлять диктатуры пролетариата через поголовно организованный пролетариат. Нельзя осуществлять диктатуру без нескольких „приводов“ от авангарда к массе передового класса, от него к массе трудящихся».

Ленин не просто лишает профсоюзы права отстаивать интересы рабочих. Он делает их заложниками нового режима, превращая в «резервуары», «зубчатые колеса», «приводы» большевистской диктатуры, государства.

Профсоюзы в традиционном, классическом понимании слова в Советском Союзе прекратили существование. Но они нашли свою нишу в общественно-политической системе государства и выполняли целый ряд полезных созидательных функций. Начало этому было положено Лениным, в том числе во время той самой дискуссии о профсоюзах.

Например, Ленин упрекает Троцкого, что в его тезисах ничего нет о дисциплинарных судах. Мы знаем, что в работе профсоюзов всего социалистического периода «разбор нарушителей» на профсоюзных собраниях и заседаниях профсоюзных комитетов, а также на подведомственных профсоюзам товарищеских судах был важнейшей составляющей профсоюзной работы. И, как оказалось, не зряшной.

Ленин говорит о производственной пропаганде, о передовом опыте, о необходимости поощрения за успехи в этом деле. И профсоюзы периода развитого социализма контролировали работу научно-технических обществ, технической информации, органов изобретательства и рационализации.

О прерогативе профсоюзов подводить итоги соревнования и раздавать премии Ленин писал в работе «О профессиональных союзах»: «Вот производственная роль и задача профсоюзов: производственные премии натурой… Не лучше ли отнять, скажем, мясо у такой-то категории рабочих и дать его в виде премии другим, „ударным“ рабочим?» Все годы существования социалистических профсоюзов эта функция (делить материальные блага) была самой привлекательной для функционеров всех рангов. Именно на этой привилегии, как на прочном фундаменте, базировался авторитет профсоюзных комитетов и их лидеров. И это имело тем большее значение, чем больше становился дефицит товаров и услуг.

Так что задачи, принципы организации, формы работы советских профсоюзов в значительной мере сохранились в том виде, как их определил Ленин, до самой перестройки.

Представления Ленина об организации армии, как и по другим важнейшим проблемам государственного строительства и народнохозяйственным вопросам, базировались на утопических идеях Маркса и Энгельса. Они не имели ничего общего с реальной жизнью, и конечно же, руководитель правительства, исходя из них, не сумел бы организовать сколько-нибудь эффективной обороны.

Не будем касаться ранних ленинских фантазий о том, как должно строить свою военную силу государство победившего пролетариата. Обратимся к некоторым его работам, написанным в 1917 г.

11 марта 1917 г. «Письма издалека»:

«Пролетариат же, если он хочет отстоять завоевания данной революции и пойти дальше, завоевать мир, хлеб и свободу, должен „разбить“, выражаясь словами Маркса, эту „готовую“ государственную машину и заменить ее новой, сливая полицию, армию и бюрократию с поголовно вооруженным народом… пролетариат должен организовать и вооружить все беднейшие, эксплуатируемые части населения…»

10 апреля 1917 г. «Задачи пролетариата в нашей революции»:

«…создание всенародной милиции, слияние ее с армией (замена постоянной армии всеобщим вооружением народа)».

7 мая 1917 г. «Открытое письмо к делегатам всероссийского съезда крестьянских депутатов»:

«Мы хотим такой республики… чтобы в армии все начальство было такое же выборное и чтобы постоянная армия… была заменена всеобщим вооруженным народом».

И даже в январе 1918 г., выступая на III всероссийском съезде советов, Ленин говорил: «…старая армия, армия казарменной муштровки, пытки над солдатами, отошла в прошлое. Она отдана на слом, и от нее не осталось камня на камне. Полная демократизация армии проведена».

У Ленина много чего еще есть об армии, но ограничимся сказанным, поскольку позиция его ясна. Вместо армии в привычном понимании этого слова — вооруженный народ, ее демократический характер, обязательная выборность командиров. Но реальная жизнь, война (мировая, плавно перешедшая в Гражданскую) заставили выбросить все эти наивные фантазии.

Сразу же стало очевидным, что нужно создавать профессиональную армию. Сначала она формировалась на добровольной основе, как и предполагалось, но к 20 апреля 1918 г. в нее записалось только 196 тысяч человек. Как оказалось, народ вооружаться не хотел. И Ленину ничего не оставалось, как вводить сначала (22 апреля 1918 г.) Всевобуч (всеобщее воинское обучение трудящихся), а потом (июль 1918 г.) всеобщую воинскую повинность. Была отменена и выборность командиров. Не сумел «вооруженный народ» обойтись и без профессионалов — многие тысячи офицеров и генералов царской армии были призваны в Красную армию, а для контроля за ними поставили комиссаров. Возродили штабы, территориальные военные структуры. И все вернулось на круги своя. К концу 1919 г. Красная армия насчитывала 3 миллиона человек, располагала 61 стрелковой, 12 кавалерийскими дивизиями, имела авиацию, моторизованные подразделения и т.д. К концу 1920 г. численность армии составляла более 5,5 миллиона человек. Боеспособность ее, вопреки многочисленным мифам, была чрезвычайно низкой, а одержанные победы на полях Гражданской войны объясняются только многократным численным превосходством над Белыми армиями.

Самой дерзновенной по замыслу и утопичной по возможности получения желаемого результата являлась попытка проведения реформы в духовной сфере. Да, пожалуй, это было и наиболее аморальным из всего, что делалось большевиками. Они поставили под сомнение все накопленные за тысячелетия ценности, в рамках которых создавалось и развивалось российское общество, впрочем, как и любое другое — религия, институт семьи, совесть, отношения собственности, уважение людей друг к другу, верность слову, долг и т.д. Одним словом, была сделана попытка «отменить» нравственные нормы и ограничители, определявшие, наряду с законами, модель поведения людей, заменить все это, как ненужный хлам, новыми нормами человеческого общежития, поведения.

Прежде всего — религия.

В истории человечества борьба на религиозной почве всегда принимала наиболее жестокие формы, сопровождалась гибелью больших групп людей, а то и целых народов, исповедовавших нежелаемую веру, попранием каких бы то ни было законов, нравственных норм, сложившихся обычаев. Вспомним расправы над первыми христианами во времена Римской империи. Богата драматическими сюжетами на эту тему и наша отечественная история. То борьба с распространением христианства, то насильственное приобщение к нему (см. очерк о Владимире Святом). А кто теперь сосчитает, сколько тысяч или миллионов ревнителей старой веры погибло во время и после реформ Никона.

Казалось, правители одумались, оглянувшись на то, что натворили, отступились от права на человеческую совесть, дав возможность каждому верить в кого хочешь или не верить вообще, предоставив теологам, философам, людям науки в ученых спорах доказывать истину, не прибегая к насилию и тем более — оружию.

Появление воинствующего материализма в России XX в., через сотни лет устоявшейся в цивилизованном мире веротерпимости, означало возврат нашей страны в Средневековье, как по целям, поставленным руководителями государства, так и по методам их достижения.

Ленин выдвинул фантастическую задачу — уничтожить у людей веру в Бога. Будучи образованным человеком, зная предшествующую историю, он должен был понимать, сколь многотрудно, уж не говоря об аморальности, это предприятие. Возможно, его вдохновлял пример Владимира Святого, сумевшего заставить подданных отречься от одних богов и поверить в других. Впрочем, это уже из области домыслов, а мы будем говорить не о том, что Ленин думал, а что делал, к чему призывал. Когда Ленин стал воинствующим материалистом, сказать точно трудно.

В 1905 г. в статье «Социализм и религия» он требует всего лишь отделения религии от государства, при этом намереваясь бороться с «религиозным туманом чисто идейным и только идейным оружием, нашей прессой, нашим словом». Хотя уже тогда он называет религию «средневековой» плесенью.

С годами вождь становился нетерпимее к Богу и тем, кто не разделял его антирелигиозного фанатизма. В 1913 г. Ленин писал Горькому по поводу его статьи о Достоевском: «…всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невообразимейшая мерзость,… самая опасная мерзость, самая гнусная зараза». По Ленину получалось, что ничего нет в жизни страшнее веры в Бога. Он даже не допускал мысли о каком бы то ни было благотворном влиянии на человека христианских заповедей.